Любви кузин Рольфа Карле добивались два претендента, чей род восходил напрямую к первым переселенцам, основавшим колонию; их родители владели фабрикой по изготовлению свечей ручной работы: продукция этого предприятия в те времена уже продавалась не только по всей стране, но и была известна за границей. Фабрика существует и по сей день, сохраняя былой престиж; во время визита папы римского правительство решило установить в главном кафедральном соборе огромную свечу, семь метров в высоту и два — в диаметре у основания; она должна была гореть непрерывно в течение всего пребывания понтифика в стране; так вот, там, на фабрике, сумели не только отлить свечу требовавшихся размеров, но и украсили ее сценами страстей Христовых и ароматизировали экстрактом из сосновой хвои. Более того, мастера с фабрики сумели доставить это произведение искусства из долины в столицу в целости и сохранности: несмотря на убийственно палящее солнце, свеча прибыла в собор в виде обелиска идеальной формы, распространяя вокруг рождественское благоухание и сохраняя в неприкосновенности приданную ей фактуру старого мрамора. Оба жениха, казалось, могли говорить только о своих красителях, ароматизаторах и формах для отливки свечей. Иногда общаться с ними было несколько утомительно, но справедливости ради надо отметить, что оба были хороши собой, достаточно состоятельны и за годы, проведенные на фабрике, пропитались приятным запахом пчелиного воска и ароматических эссенций. В общем, о лучшей партии в пределах колонии нечего было и мечтать. Все девушки окрестных деревень под любым предлогом наведывались в свечной магазин при фабрике, стараясь при этом показаться на глаза ее хозяевам в своих лучших платьях. При всем этом дядя Руперт посеял в душах своих дочерей сомнение относительно возможности стать женами молодых людей, выросших в пределах колонии, чья кровь скорее всего уже подпорчена за счет нескольких поколений близкородственных браков. Он считал слишком большим риск, что дети, родившиеся от любого из соседей, могут иметь наследственные болезни и даже уродства. Он открыто встал в оппозицию теории чистоты рас и считал, что только в смешанных браках появляется самое красивое и здоровое потомство. Чтобы доказать правоту своих рассуждений, он скрещивал лучших собак со своей псарни с подобранными неизвестно где бездомными дворнягами. В результате он получал щенков непредсказуемого размера и невиданного окраса, порой на редкость странных и непривлекательных на вид. Естественно, покупать таких собак никто не хотел, зато они показывали просто чудеса сообразительности и поддавались дрессировке гораздо лучше, чем их сородичи с отличной родословной. Некоторые такие метисы научились ходить по канату и танцевать вальс на задних лапах. Будет лучше, если наши девочки поищут себе женихов за пределами колонии, говорил дядя Руперт супруге, но та и слышать не хотела о такой судьбе для дочерей. Сама мысль, что они станут невестами, а затем и женами каких-то темнокожих парней и вскоре по их требованию начнут крутить бедрами в ритме румбы, казалась ей унизительной. Не будь дурой, Бургель. Уж если кто дурак, так это ты, — хочешь иметь внуков-мулатов? Ничего ты, женщина, не понимаешь, жители этой страны, конечно, не блондины, но уж во всяком случае не негры. В конце концов, чтобы прервать дискуссию, грозившую перерасти в ссору, оба с умиленным вздохом произносили имя Рольфа Карле; единственное, что по-настоящему их огорчало, был тот факт, что такой племянник у них имеется в единственном экземпляре. Как было бы славно, будь их двое — по одному для каждой дочери. Даже дальнее родство и неприятный прецедент рождения умственно отсталой девочки Катарины не могли поколебать уверенности дяди и тети, что Рольф был бы для них идеальным зятем. Носителем дефектных генов этот милейший, трудолюбивый, образованный юноша с отличными манерами оказаться просто не мог. На данном этапе его единственным недостатком был только слишком юный возраст, но, как известно, молодость — это единственная болезнь, от которой существует эффективное лекарство, действующее в равной мере на всех.
Девушкам понадобилось немало времени, чтобы понять, на что же намекают им родители: выросли они в деревне и, как полагается деревенским барышням, придерживались весьма строгих правил. Однако, поняв, к чему клонит старшее поколение, они довольно быстро отбросили излишние условности и несколько показную скромность. Они посмотрели на Рольфа Карле совершенно другими глазами, увидели огонь в его взгляде и заметили, как он украдкой зарывается лицом в их платья. Такое поведение молодого человека они, как им казалось, безошибочно сочли проявлением любви. Между собой они много говорили на эту тему, рассмотрев для начала возможность сохранения платонической любви «на троих». Тем не менее, посмотрев в очередной раз, но уже другими глазами на его обнаженный торс, медного цвета волосы, развевающиеся под порывами ветра, капельки пота, проступавшие на коже, когда он работал в саду или в плотницкой мастерской, девушки пришли к выводу, очень обрадовавшему их самих: судя по всему, Бог не зря и не по ошибке создал людей разнополыми. Сестры отличались легким характером и прекрасно ладили друг с другом с самого детства. Они привыкли делить в жизни буквально все: комнату, ванную, одежду, и теперь возможность делить внимание одного и того же возлюбленного не казалась им чем-то извращенным или нездоровым. В пользу этого решения говорила и отличная физическая форма молодого человека. Ему вполне хватало сил и желания выполнять самую сложную и трудную работу, которую предлагал дядя Руперт. Девушки были абсолютно уверены, что этих сил вполне хватило бы Рольфу и на них обеих. Но все было далеко не так просто. Жителям колонии явно не хватило бы широты взглядов, чтобы признать право на существование такого треугольника. Даже отец сестер, несмотря на весь свой современный либерализм, ни за что не потерпел бы такого бесстыдства в своем доме. О маме нечего было и говорить: чтобы пресечь возможность чего-либо подобного, она вполне могла бы схватить кухонный нож и всадить его в самую уязвимую и беззащитную часть тела собственного племянника.
Вскоре и сам Рольф Карле заметил изменения в поведении девушек. Они подкладывали ему на тарелку самые большие и аппетитные куски жареного мяса, водружали на его десерт целую гору взбитых сливок, шушукались и хихикали у него за спиной и смущались, краснели и убегали, если он заставал их, когда они за ним подглядывали. Проходя мимо Рольфа, каждая из сестер старалась прикоснуться к нему — как бы невзначай, но эти прикосновения были столь эротичны, что даже умерщвляющий собственные страсти и плоть отшельник не остался бы равнодушным. До этого времени Рольф всегда общался с кузинами деликатно и тактично, чтобы ни в коем случае не показаться невежливым по отношению к приютившей его семье, а кроме того, опасаясь получить отказ, что больно ранило бы его самолюбие. Постепенно он стал посматривать на девушек более дерзко и откровенно. Его взгляд подолгу останавливался на каждой из них. Будучи осторожным и благоразумным, он опасался принять поспешное, а потому ошибочное решение. Какую же из них выбрать? Обе они казались ему очаровательными и в равной мере привлекательными: у обеих были полные бедра, высокая грудь, ярко-синие глаза и по-детски нежная кожа. Старшая была более веселой, но и кокетство младшей привлекало юношу не меньше. Сомнения одолевали бедного Рольфа вплоть до того дня, когда девушки устали дожидаться от него проявления инициативы и сами перешли в наступление. Они подкараулили его в огороде между грядок с клубникой. Сестры подставили ему подножку, повалили на землю и начали щекотать в четыре руки, начисто разрушив привычку Рольфа всегда держаться серьезно и с достоинством и в то же время доставив ему редкое удовольствие. По ходу дела они оборвали ему пуговицы на брюках, стянули с него башмаки и порвали рубашку; при этом шаловливые ручки этих озорных нимф прошлись по тем местам его тела, куда сам он еще и не предполагал кого-нибудь допускать. С этого дня Рольфу Карле стало не до чтения, не до щенков, не до часов с кукушкой и даже не до писем матери. Он едва не забыл собственное имя. Ходил по дому, будто лунатик, — разбуженные и воспылавшие в полную силу инстинкты затмили его разум. С понедельника по четверг, когда в доме не было гостей, ритм домашней работы не был таким напряженным, как по выходным, и у сестер появлялось несколько часов свободного времени, когда они были предоставлены сами себе. В это время они удалялись в гостевые комнаты под самыми благовидными предлогами: проветрить и взбить перины, помыть окна, потравить тараканов, начистить воском мебель, перестелить постели. Девушки унаследовали от родителей стремление к справедливости во всем, а также тягу к порядку; рискованное дело было продумано ими со всей тщательностью: одна из сестер оставалась в коридоре и была готова дать сигнать тревоги, если в опасной близости появлялся кто-то из родителей, а другая в это время запиралась в одной из комнат с Рольфом. Очередность сестры соблюдали прямо-таки с сакральной пунктуальностью. К счастью, сам он не обращал внимания на эту несколько унизительную деталь. Чем молодые занимались, оставшись наедине? Да ничем особенным: они мило играли в те самые игры двоюродных и троюродных сестер и братьев, которые известны человечеству вот уже добрых шесть тысяч лет. Самое интересное началось, когда они решили встречаться по ночам втроем в одной постели; сигналом к началу столь опасного предприятия служил громкий храп Руперта и Бургель, спавших в соседней комнате. Родители не закрывали дверь своей спальни, чтобы быть в курсе всего, что происходит в комнате девочек; те, в свою очередь, были в курсе всего, что происходит у старших, — главным образом, крепко ли те заснули. Рольф Карле был так же неопытен в любовных делах, как и обе его подружки; тем не менее у него хватило сообразительности с первой же интимной встречи принять все меры, чтобы те не забеременели. В альковных играх он сумел недостаток уверенности и опыта заменить энтузиазмом и изобретательностью. Его энергия постоянно подпитывалась обеим