Луис Торрес вовсе не был скрюченным коротышкой, которого она видела в мечтах и уже успела полюбить. Перед ней стоял юноша с хорошей осанкой, симпатичным лицом с правильными чертами, почти детским ртом и аккуратной темной бородкой. Его светлые глаза, окаймленные длинными ресницами, не выражали ровным счетом ничего. Он чем-то напоминал статуи святых из часовни – красивых, но на вид несколько придурковатых. Если уж я смирилась с тем, что мой возлюбленный – горбун, решила Анна Лия, справившись с изумлением, полюбить элегантного молодого человека, который целует тебя в щечку, благоухая лавандой, будет гораздо легче.
С первого дня после свадьбы Анна Лия возненавидела Луиса Торреса. Когда он навалился на нее всем телом на вышитых простынях слишком мягкой супружеской постели, она поняла, что была влюблена в призрак и никогда не сможет перенести свою воображаемую страсть на мужчину, ставшего ее супругом. Она стремилась побороть свои чувства: сначала осуждала их как порок, а потом, когда игнорировать их стало невозможно, пыталась вырвать их с корнем из своего сердца. Луис был милым и иногда даже забавным, особо ей не досаждал и не пытался побороть ее стремление к одиночеству и тишине. Анна Лия признавала, что при желании могла бы обрести счастье в супружестве или, по крайней мере, быть не более несчастной, чем если бы решилась уйти в монахини. Она сама не знала, отчего ей стал так отвратителен мужчина, которого она любила два года, не будучи с ним знакома. Ей не удавалось облечь свои чувства в слова, но даже если бы и удалось, ей не с кем было ими поделиться. Не в силах разглядеть эпистолярного возлюбленного в своем супруге, она чувствовала, что ее обманули. Луис никогда не говорил с ней о письмах, а когда эту тему затрагивала она, муж быстро чмокал ее в губы и походя говорил что-нибудь о романтике, столь несвойственной супружеству, где гораздо важнее доверие, уважение, общность интересов и вера в совместное будущее, чем эта подростковая переписка. Между Анной Лией и Луисом не было родства душ. Днем каждый занимался своими делами; ночью они встречались в одной постели среди пышных перьевых подушек, где женщина, привыкшая к интернатской койке, попросту задыхалась. Иногда они торопливо обнимались: жена лежала неподвижно, а муж удовлетворял насущные потребности своего тела, исполняя супружеский долг. После этого Луис тут же проваливался в сон, а она долго лежала в темноте с открытыми глазами и криком протеста, застрявшим в горле. Чтобы подавить отвращение к мужу, Анна Лия испробовала много способов: например, перебирала в памяти мельчайшие черты Луиса в надежде убедить себя, что она его любит, или изгоняла из головы все мысли и перемещалась в иное измерение, где она будет для него недоступна. Она молилась о том, чтобы отвращение к супругу оказалось преходящей блажью. Но шли месяцы, а вместо облегчения в ней зрела враждебность, грозившая перерасти в ненависть. Однажды ночью она увидела во сне внешне отвратительного мужчину, ласкавшего ее тело пальцами в чернильных пятнах.
Супруги Торрес жили в доме, приобретенном отцом Анны Лии во времена, когда окрестности были еще мало заселены. То была земля солдат и бандитов. Теперь же дом стоял у шоссе вблизи богатой деревни, где ежегодно проводились сельскохозяйственные и скотопромышленные ярмарки. Луис по документам был администратором предприятия, но на деле всем заправлял дядюшка Евгений: хозяйственные вопросы вгоняли его сына в тоску. После обеда, когда отец и сын усаживались в библиотеке попивать коньяк за игрой в домино, Анна Лия слышала дядюшкины разглагольствования об инвестициях, животных, посевах и урожаях. Очень редко она вмешивалась в разговор и высказывала свои идеи; тогда оба притворялись, будто слушают, заверяли, что обязательно учтут ее предложения, однако потом поступали по-своему. Иногда Анна Лия садилась в седло и скакала галопом по пастбищам до подножия гор, жалея о том, что не родилась мужчиной.
Рождение сына ничуть не улучшило отношения Анны Лии к мужу. Во время беременности она стала еще нелюдимее, но Луис не встревожился, приписав это ее положению. В любом случае ему было чем заняться. После родов Анна Лия перебралась в другую комнату, где из мебели была только узкая жесткая кровать. Когда сыну исполнился год, мать продолжала запираться на ключ в своей спальне и избегала любой возможности остаться с мужем наедине. Тогда Луис сообщил супруге, что пора бы ей относиться к нему повнимательнее, и предупредил, что, если она не изменит своего поведения, он разнесет дверной замок в ее комнате из пистолета. Анна Лия никогда не видела мужа таким агрессивным. Ей пришлось молча повиноваться. В следующие семь лет натянутые отношения между супругами Торрес превратились в скрытую вражду. Но оба они были воспитанными людьми и при посторонних общались друг с другом подчеркнуто вежливо. Лишь ребенок подозревал, до чего обострилась враждебность между родителями. По ночам мальчик просыпался в слезах, обмочив постель. Анна Лия заковала себя в броню молчания и, казалось, постепенно чахла изнутри. Луис, напротив, стал словоохотливее и легкомысленнее, предавался порокам и похоти, много пил и то и дело пускался во все тяжкие, исчезая на несколько дней. Со временем он перестал скрывать свои отлучки, и это дало повод Анне Лии еще больше отдалиться от супруга. Луис утратил всякий интерес к полевым работам и животноводству, и его заменила жена, очень довольная своей новой обязанностью. По воскресеньям дядя Евгений сидел в столовой, обсуждая с племянницей все деловые решения, а Луис погружался в долгий послеобеденный сон, от которого пробуждался на закате, весь в поту и с расстройством желудка, при этом неизменно готовый отправиться на гулянку с дружками.
Анна Лия научила сына основам письма и арифметики, а также старалась привить ему любовь к книгам. Когда мальчику исполнилось семь лет, Луис решил, что уже пора серьезнее заняться образованием сына и избавить его от излишней материнской опеки. Он планировал отправить мальчика в столичный колледж, чтобы там из него поскорее воспитали мужчину. Однако Анна Лия воспротивилась так яростно, что Луису пришлось согласиться на менее радикальное решение вопроса. Мальчика отдали в деревенскую школу, где он жил в интернате с понедельника по пятницу, а в субботу утром за ним присылали автомобиль, который увозил его домой до воскресенья. В первую неделю школьных занятий Анна Лия наблюдала за сыном с тревогой; она выискивала причины удержать его при себе, но причин не нашлось. Ребенок, казалось, был доволен и рассказывал о своем учителе и одноклассниках прямо-таки с воодушевлением, словно они были его семьей. Он перестал мочиться в постель. Спустя три месяца мальчик принес домой табель с оценками и короткое хвалебное письмо от учителя. Когда Анна Лия увидела это письмо, ее бросило в дрожь, и впервые за долгие годы она улыбнулась. Растрогавшись, мать обняла мальчика и стала подробно расспрашивать его, какие в интернате спальни, чем кормят в столовой, не холодно ли спать по ночам, сколько у него товарищей и какой у него учитель. Казалось, женщина успокоилась и уже не думала больше о том, чтобы забрать ребенка из школы. Шли месяцы, сын приносил хорошие оценки, и Анна Лия хранила его похвальные листы, как сокровища. Часто она посылала гостинцы всему классу: банки варенья и корзины с фруктами. Мать старалась не думать о том, что найденный ею выход может решить проблему лишь начального образования. Через год-другой все равно придется отправлять сына в городской колледж, и тогда они смогут видеться только в каникулы.
Однажды ночью в деревне была гулянка, и подвыпивший Луис Торрес стал делать пируэты верхом на чужой лошади, чтобы показать собутыльникам, какой он ловкий наездник. Лошадь сбросила его на землю и раздавила ему копытом яйца. Через девять дней Торрес, воя от боли, скончался в столичной клинике, куда его доставили в надежде спасти от инфекции. Супруга находилась рядом с ним безотлучно, заливаясь слезами из чувства вины за то, что так и не смогла его полюбить, и вместе с тем от облегчения, потому что ей уже не надо было молить Небо о его смерти. Собравшись везти гроб мужа из столицы домой, чтобы предать земле в собственном поместье, Анна Лия купила белое платье и положила его на дно чемодана. Домой она вернулась в черном наряде, прикрыв лицо вдовьей вуалью, чтобы никто не заметил блеска в ее глазах. На похоронах она стояла в трауре, держа за руку сына, тоже одетого в черный костюмчик. После церемонии дядюшка Евгений, имевший весьма здоровый вид, невзирая на свои семьдесят лет, предложил племяннице передать земли в управление ему и перебраться в город: там она могла бы жить на доход от поместья, забыв о прошлых несчастьях, а мальчик продолжил бы обучение в колледже.
– Ведь я же видел, Анна Лия, что ты с моим бедным сыном не была счастлива.
– Вы правы, дядя. Луис с самого начала меня обманул.
– Ради бога, доченька! Он всегда был деликатен и уважал тебя. Луис был хорошим мужем. У каждого мужчины случаются интрижки, но это не имеет ни малейшего значения.
– Я не об этом. Я говорю о таком обмане, когда ничего уже не исправишь.
– И знать не хочу, что ты имеешь в виду… В любом случае в столице и ребенку, и тебе будет гораздо лучше. Вы не будете ни в чем знать отказа. Я позабочусь о поместье. Пусть я старик, но не дряхлый. У меня еще хватит сил, чтобы завалить быка.
– Я останусь жить здесь. Сын будет со мной: мне нужна помощь в работе. В последние годы я больше трудилась на пастбище, чем работала по дому. Единственное, что изменится, – я сама буду принимать решения, не советуясь ни с кем. Наконец-то эта земля только моя. Прощайте, дядюшка Евгений!
В первые же недели Анна Лия зажила по-новому. Первым делом она сожгла постельное белье с ложа, которое ей приходилось делить с супругом. Потом приказала перенести свою узкую кровать в главную спальню. Не откладывая в долгий ящик, женщина изучила амбарные книги и, составив представление о своем имуществе, наняла управляющего, чтобы тот беспрекословно выполнял ее распоряжения. Взяв бразды правления в свои руки, женщина достала из чемодана белое платье, тщательно отгладила его, надела новый наряд и на машине отправилась в деревню, держа под мышкой старую шляпную картонку.