Никого из знакомых мне в тот день разыскать не удалось; возвращаться на улицу Республики или в ближайшие кварталы я не рискнула: все подходы к району, где проходила полицейская операция, были перекрыты выставленными на перекрестках патрулями. Мне казалось, что солдаты и полицейские ждут и хотят арестовать именно меня. Об Эльвире я к тому времени давно ничего не слышала, а разыскивать крестную у меня не было никакого желания: она уже полностью выжила из ума и теперь интересовалась только одним – бесконечно проходящими в стране лотереями; она была твердо уверена, что рано или поздно святые подскажут ей по телефону номер, на который выпадет самый большой выигрыш; к сожалению, небесная бухгалтерия ошибалась в подобных предсказаниях столь же часто, как и любой смертный счетовод.
События, получившие известность как Восстание Падших, перевернули страну. Поначалу общественное мнение поддержало энергичную реакцию правительства, а епископ даже поспешил сделать официальное заявление, в котором высказался в поддержку жесткой руки, борющейся против порока; коренным образом ситуация изменилась после того, как в одной юмористической газете, издаваемой группой творческой интеллигенции, под заголовком «Содом и Гоморра» были помещены карикатуры на представителей высших органов власти, погрязших в коррупции. Два шаржа на редкость смело пародировали внешность Генерала и Человека с Гарденией, участие которого во всякого рода нелегальном трафике и противозаконном бизнесе уже давно не было ни для кого секретом, но вплоть до того дня никто не осмеливался касаться в печатных изданиях столь рискованной темы. Сотрудники Службы безопасности ворвались в редакцию газеты и в типографию, где она печаталась; при этом были практически уничтожены типографские машины, сожжен весь склад с запасами бумаги и арестованы все находившиеся в тот момент на рабочих местах сотрудники; главного редактора газеты объявили в розыск, потому что, согласно официальной версии, он скрылся от органов правопорядка. Тем не менее на следующий же день его труп со следами побоев, пыток и с перерезанным горлом был обнаружен в машине, припаркованной прямо в центре города. Ни у кого не было сомнений в том, куда ведут следы убийц, совершивших это преступление, равно как и в том, кто убил устроивших демонстрацию протеста студентов и многих других людей, порой имевших лишь косвенное отношение к оппозиции. Тела многих из них так и не были найдены; лишь впоследствии стало известно, что трупы казненных политических узников сбрасывали в глубокие, практически бездонные колодцы и пещеры; делалось это с расчетом, что если когда-нибудь останки и будут обнаружены, то, скорее всего, археологи примут их за доисторические окаменелости. Последнее преступление переполнило чашу терпения наиболее активной части населения, долгое время безропотно сносившего все злоупотребления диктаторского режима. Буквально через несколько часов в столице началась массовая демонстрация протеста, которая при всей стихийности оказалась хорошо управляемой и не походила не беспорядочные и безрезультатные митинги, где оппозиция пыталась высказать о правящем режиме то, что народ и без нее прекрасно знал. На этот раз тысячи людей, в основном рабочие и студенты, заполнили улицы, прилегающие к площади Отца Нации; люди несли знамена, расклеивали листовки и жгли автомобильные покрышки. Казалось, что страх в сердцах людей наконец уступил место жажде справедливости и стремлению к свободе. По одной из боковых улиц к площади подошла присоединившаяся к восставшим небольшая колонна весьма странно одетых людей: это были обитатели улицы Республики, которые не осознали, насколько серьезны политические причины, поднявшие народ на восстание, и решили, что вся эта заваруха случилась лишь ради того, чтобы защитить их права. Потрясенные и растроганные до слез увиденным, некоторые жрицы любви взобрались на импровизированную трибуну, чтобы высказать слова благодарности за проявленную народом солидарность с забытыми членами общества – так они отрекомендовались перед стоявшей вокруг трибуны толпой. И самое главное, дорогие соотечественники, что вы поступили совершенно правильно, ведь если бы не мы, скромные труженицы любовного фронта, разве могли бы спокойно спать ваши матери, подруги и жены? Где бы выпускали пар их сыновья, женихи и мужья, если бы мы не выполняли свой священный долг? Обрадовавшаяся такой комедии толпа приветствовала выступающих настолько душевно, что казалось, восстание вот-вот перерастет в карнавал. Такое развитие событий было сорвано появившимися на улицах столицы войсками, выведенными из казарм по приказу самого Генерала. С жутким грохотом к центральной площади стали подтягиваться танки; впрочем, далеко пройти им не удалось – старинная, еще колониальной эпохи, мостовая не выдержала и просела под гусеницами тяжелых машин. Народ же воспользовался вывороченными булыжниками как убедительным аргументом в споре с властями. В ходе столкновений было ранено и контужено столько людей, что правительство уже не без оснований объявило в стране чрезвычайное положение и установило в городах комендантский час. Однако эти меры привели лишь к еще более жестоким и кровавым столкновениям, и волна насилия прокатилась по всей стране, как летние лесные пожары. Студенты подкладывали самодельные бомбы повсюду, даже в церковных приделах; толпы мародеров взломали металлические ставни на витринах португальских магазинчиков и вынесли оттуда все подчистую; дело дошло до того, что компания старшеклассников поймала полицейского и, раздев догола, провела его в таком виде по проспекту Независимости. В общем, произошло много всякого, о чем, пожалуй, стоило бы сожалеть; кроме того, было немало жертв, которых следовало оплакивать, но в то же время все происходившее напоминало задорную кухонную перебранку, в которой можно поучаствовать и покричать от всей души, пока не охрипнешь. Ощущение безнаказанной возможности делать все, что угодно, включая и преступления, наполняло души людей пьянящим ароматом обретенной свободы. На улицы вышли бесчисленные музыкальные группы, чьим инструментом в качестве барабанов были пустые бочки из-под бензина; девушки толпами исступленно танцевали от зари до зари под зажигательные кубинские и ямайские ритмы. Этот праздник непослушания продолжался четыре дня и четыре ночи; наконец страсти чуть поулеглись, силы даже самых отчаянных бунтовщиков оказались на исходе, и никто уже толком не мог вспомнить, с чего, собственно говоря, все началось и ради чего затевалось. Министр, из-за которого разгорелся весь скандал, подал в отставку, и на его место был назначен – кто бы вы думали? – один мой знакомый. Проходя мимо газетного киоска, я увидела его фотографию на первых полосах и не без труда узнала в этом суровом мужчине с мрачно сдвинутыми бровями и властно поднятой рукой того старого пердуна, которого я в последний раз лицезрела сидевшим в лиловом плюшевом кресле с собственным дерьмом на голове.
К концу недели правительство сумело взять ситуацию в столице под контроль, и Генерал с чистой совестью отправился на свой личный остров, чтобы немного полежать пузом кверху под ласковым карибским солнцем. Он был уверен, что теперь даже сны и самые сокровенные мысли его подданных будут известны ему заранее и прочитаны, как открытая книга. Он собирался безмятежно править до конца своих дней, предоставив почетное право охранять существующий порядок вещей и себя лично наделенному особыми полномочиями Человеку с Гарденией; в обязанности главного ответственного за безопасность страны входило вести слежку и обеспечивать подавление любого намека на заговор, будь то в армейских казармах или на улицах. Кроме того, Генерал был уверен, что сверкнувшая над страной молния демократии была лишь краткой вспышкой, не способной оставить заметный след в памяти народа. Результатом силового противостояния народа и власти стали несколько десятков погибших и казненных, а также бессчетное количество арестованных или высланных из страны. Все это не могло не повлиять на установление стабильного порядка в столице. Кроме того, на улице Республики вновь открылись все существовавшие до восстания бордели, притоны и вертепы. Их сотрудницы и обслуживающий персонал вернулись к исполнению своих обязанностей как ни в чем не бывало. Власти продолжали получать свой процент с этого формально незаконного бизнеса, а сам новый министр крепко обосновался на своем посту, отдав начальнику полиции вполне разумный в такой ситуации приказ: оставить в покое всякий сброд и сосредоточиться, как в былые годы, на преследовании политической оппозиции, а также на отлове на столичных улицах всякого рода сумасшедших и попрошаек, коих следовало брить наголо, подвергать дезинфекции и вывозить из города на глухие проселочные дороги, где они, скорее всего, и сгинут вполне естественным образом. Узнав о том, что в народе его называют тираном и палачом, Генерал даже не изменился в лице; в глубине души он был уверен, что все обвинения в жестокости, коррупции и злоупотреблении властью лишь способствуют укреплению его престижа среди подданных. Такова была точка зрения самого Отца-Благодетеля, и ее же придерживался любой следующий правитель страны. Согласно этой теории, народ обожествлял и почитал лишь отважных, суровых и волевых правителей, а такие качества, как честность и благородство, толпа расценивала как слабости, простительные монахам или женщинам, но никак не украшающие настоящего мужчину, тем более того, кто стоит во главе государства. Нет, безусловно, всякого рода умники и книжные черви тоже нужны стране, для того чтобы связно выражать на бумаге, в песнях и изобразительном искусстве искреннее почтение, которое испытывает народ к своему правителю; пару-тройку самых прикормленных властью интеллигентов следовало назначить ответственными за включение героической биографии правителя в школьные учебники, но при всем том в час отчаянной борьбы за власть на успех может рассчитывать только решительный и безжалостный вождь, внушающий ужас как своим политическим оппонентам, так и подданным.
Много дней бродила я по улицам из одного района города в др