но, не избалованные широким выбором товаров, быть может, купят то, что он привез, охотнее, чем жители столицы. За новое дело он взялся с опаской, основательно к нему подготовившись, – так поступали его предки, отправляясь в далекое путешествие по безжизненной выжженной пустыне. Начал он с поездок по стране на рейсовых автобусах, а затем сумел все же купить в кредит мотоцикл и закрепил на его заднем сиденье большой ящик для товаров. Верхом на этом чуде техники он колесил по стране с упорством, достойным истинного сына народа всадников. По ослиным тропам, вившимся вдоль круч и обрывов, он забирался в самые далекие высокогорные деревни. Через некоторое время ему удалось купить машину – старую, но достаточно мощную, а еще спустя несколько лет он наконец смог наскрести денег на фургончик. Получив в свое распоряжение это идеальное для его ремесла транспортное средство, он продолжил осваивать просторы страны. По неровным грунтовым дорогам забирался чуть ли не к самым вершинам Анд и торговал в деревнях и на фермах, где воздух был настолько чист и прозрачен, что в сумерках, если присмотреться, на небе можно было разглядеть ангелов. Объездил он и все побережье, вечно погруженное во влажную полуденную испарину; он потел, простужался, подхватывал лихорадку, но упорно продвигался вперед, останавливаясь между деревнями лишь для того, чтобы спасти очередную игуану, лапы которой прилипли к плавящемуся под палящим солнцем асфальту; на свой страх и риск он даже без компаса пересекал пустынные районы страны, карабкаясь по барханам и рискуя потерять машину, а вполне возможно, лишиться в зыбучих песках и жизни. При этом он никогда не оглядывался назад, чтобы соблазн забыть о намеченной цели и остаться где-нибудь в безопасном месте не превратил его горячую, пышущую энергией кровь в вязкий шоколад. В конце концов он добрался даже до тех мест, которые когда-то были едва ли не самым богатым районом страны: по бесчисленным рекам и протокам здесь в былые годы спускались к океану тысячи и тысячи каноэ с мешками, наполненными ароматными бобами какао, но с тех пор, как в стране нашли нефть, властям и предпринимателям стало не до экспорта продукции сельского хозяйства. Люди, выращивавшие кофе и какао, остались без работы, и теперь сельва, пользуясь унынием и бездействием людей, стремительно поглощала когда-то с трудом отвоеванные у нее и долгие годы упорно возделывавшиеся поля. Он просто влюбился в нашу страну; он ездил по ней как зачарованный и благодарил Бога за то, что ему выпала такая судьба; в памяти его хранились воспоминания о родной земле – сухой и бесплодной; там, где он родился, от человека требовалось упорство муравья, чтобы вырастить на той бедной почве апельсиновое дерево и получить с него плоды. Здесь же, в этом благословенном краю, фрукты и невиданной красоты цветы росли сами по себе, как в садах Эдема. Тут, в провинции, действительно было легче убедить людей срочно купить какую-то вещь, пусть даже низкого качества и совсем им ненужную. Успеха на поприще «втюхивания» и «впаривания» на деревенском базаре того, что ни под каким видом не удалось распродать в столице, мог добиться каждый, даже человек, не привыкший бороться за прибыль любой ценой. Тем не менее Риад Халаби и здесь не сумел развернуть бизнес в полную силу: упорного, готового трудиться день и ночь, его подводили собственная честность и ранимое сердце. Он просто был не способен обогащаться за счет невежества и неопытности окружавших его людей. Куда бы он ни приезжал, его везде встречали как близкого друга; точно так же когда-то его дед принимал случайно зашедших к нему в лавку посетителей, свято веря в то, что гость – это посланник Божий и встречать его нужно со всей душой. На любой ферме Риаду предлагали посидеть в тенечке, выпить лимонада или крепкого ароматного кофе. Люди в провинции жили веселые и щедрые, говорили они не слишком витиевато, зато всегда понятно и открыто. Данное слово в этих краях имело силу едва ли не бо́льшую, чем подписанный договор. Продавец открывал чемоданы и коробки и раскладывал свой товар прямо на потертых досках пола. Хозяева рассматривали все эти предметы сомнительной роскоши и не менее сомнительной полезности с вежливой улыбкой и, чтобы не обидеть торговца, соглашались что-нибудь купить. Проблема заключалась лишь в том, что многим нечем было платить, потому что денег как таковых в этих домах зачастую не водилось. Крестьяне не только были очень бедны, но и не слишком доверяли банкнотам, которые они называли разноцветными бумажками и не без основания полагали, что если сегодня на эти фантики и можно что-то купить, то завтра, с приходом к власти нового правителя, их запросто могут обесценить или вообще изъять из обращения. Кроме того, бумажные деньги очень уязвимы в силу своей непрочности; они легко могут физически исчезнуть, как это случилось с купюрами, собранными в одной из провинций по подписке в помощь прокаженным: эти деньги были просто-напросто сожраны одним пробравшимся в кабинет казначея козлом. В общем, ту скромную наличность, которая появлялась в крестьянских домах, и еще более жалкие суммы, что этим людям удавалось отложить на черный день, они предпочитали хранить в более твердой, по их не менее твердому убеждению, валюте, а именно в монетах. Такие деньги хотя бы придавали приятную тяжесть кошельку, эффектно звенели на прилавке сельской лавочки и, главное, блестели, а если почистить, то и сверкали на солнце, как и подобает настоящим деньгам. Старшее поколение предпочитало хранить сбережения по старинке – в глиняных горшках, зарытых в землю где-нибудь на заднем дворе. Молодые и продвинутые использовали и более прогрессивный способ сохранения накоплений: в землю они закапывали не горшки и кувшины, а металлические банки из-под керосина. В любом случае о том, что деньги можно отдать на хранение посторонним в какой-то банк, они по большей части не слышали, а те, кто слышал, больше и слышать не хотели. Кроме того, далеко не все крестьяне действительно нуждались в каком бы то ни было финансовом эквиваленте стоимости того или иного товара либо рабочей силы. Эти люди предпочитали жить натуральным хозяйством и прямым товарным обменом с соседями и заезжими торговцами. В общем, Риад Халаби не стал пытаться устроить в этих краях экономическую революцию и, смирившись с обстоятельствами, раз и навсегда отказался выполнять завет отца разбогатеть во что бы то ни стало.
Во время одной из поездок он и оказался в городке Аква-Санта. Въехав туда, он было подумал, что все до единого жители покинули селение: на улицах не было ни души. Лишь подъехав к центральной площади, Риад обнаружил, что перед зданием почты собралась толпа народу: как он потом выяснил, его появление в городке произошло как раз в то утро, когда сын местной учительницы Инес был убит выстрелом из ружья прямо в голову. Убийцей был хозяин одного из домов на окраине городка, к которому примыкал косогор, где сами по себе, без участия человека, росли и плодоносили манговые деревья. Местные мальчишки с незапамятных времен подбирали в этом не то лесу, не то саду опавшие фрукты; они не приняли всерьез угрозы хозяина участка – человека нового в этих краях, унаследовавшего усадьбу от родственников и еще не распрощавшегося со свойственной горожанам жадностью, а также с городской привычкой разделять все вокруг на свое и чужое. В том саду манго давали такой урожай, что под их тяжестью ломались ветви деревьев. Другое дело, что пытаться продавать манго в этих краях было бесполезно, – никто не стал бы их покупать. Местные жители справедливо считали, что нет смысла платить деньги за плоды, которые земля сама дарит людям. В тот день сын учительницы Инес отклонился от прямого пути из дому в школу и сделал небольшой крюк, чтобы заглянуть в манговый сад и успеть еще до уроков съесть сочный плод; так поступали и все его соученики. Выстрел из ружья прозвучал для мальчишки раскатом грозы; заряд картечи угодил ему в лицо и вышел через затылок; погибший, по всей видимости, даже не успел удивиться и подумать, что это за молния и гром с абсолютно ясного неба.
Риад Халаби приехал в городок почти сразу после того, как мальчишки принесли на наспех сооруженных носилках труп одноклассника и положили его на ступеньки у дверей почты. Страшная весть тотчас же облетела весь поселок, и на площади стали собираться люди. Мать смотрела на мертвого сына, явно еще до конца не понимая, что произошло; четыре человека в форме едва сдерживали разъяренную толпу, чтобы она не устроила самосуд; впрочем, было видно, что они выполняют свои обязанности без особого энтузиазма: уж они-то лучше других знали законы и отлично понимали, что в суде убийцу, защищавшего свою частную собственность, скорее всего, признают невиновным. Риад Халаби смешался с толпой и вдруг почувствовал, что оказался в этом городке неспроста, что Аква-Санта должна стать конечным пунктом его долгих изнурительных странствий. Едва разобравшись, что произошло, он без колебаний пробрался в самую гущу толпы и при этом вел себя так естественно, что никого не удивило ни появление незнакомца, ни его сопричастность общему делу. Его словно бы ждали тут. Он подошел к мертвому мальчику, взял его на руки и отнес в дом учительницы, где организовал бдение у тела покойного, которое положил на обеденный стол. Затем он позаботился о том, чтобы сварить кофе, и даже подал его тем, кто остался оплакивать погибшего. Такой поступок не мог не поразить деревенских жителей, которые едва ли видели в своей жизни хотя бы одного мужчину, способного что-то приготовить и вообще хоть как-то управляться на кухне. Ночь он провел рядом с безутешно рыдающей матерью, и от присутствия этого сильного и доброго человека той стало если не легче, то хотя бы чуть спокойнее. Многие соседи, увидев, как он уверенно держится в доме учительницы, решили, что он приходится ей родственником. На следующее утро он помог организовать похороны и опустить гроб в могилу; при этом на его лице была написана такая искренняя скорбь, что сеньорита Инес, несмотря на душившие ее слезы, вдруг поймала себя на мысли, что была бы счастлива, окажись этот человек отцом ее ребенка. Могилу засыпали землей и слегка утрамбовали образовавшийся над нею холмик. После этого Риад Халаби обернулся к собравшимся и, прикрывая уродливый рот платком, предложил жителям городка бескровный способ разобраться с убийцей; его идея помогла направить всеобщий гнев в законное русло. Прямо с кладбища похоронная процессия отправилась в тот самый сад, где произошло убийство. Люди стали собирать манго, складывая фрукты в мешки, корзины, сумки и тачки; с этим урожаем они пошли к дому владельца участка; тот, увидев приближающуюся толпу, сначала хотел было распугать людей выстрелами в воздух, но в последний момент счел за лучшее спрятаться в зарослях тростника на топком берегу реки. Люди молча окружили дом, выломали двери, разбили окна и высыпали манго прямо в комнаты. Затем все повторилось вновь. Целый день жители городка собирали манго и относили в дом убийцы. К вечеру ни одного плода на ветках деревьев не осталось, а дом был забит свежими манго по самую крышу. Фруктовый сок пропитал стены и стекал сквозь щели в полу, как сладкая кровь. Под вечер, уже в сумерках, люди разошлись по домам, и лишь тогда промокший до костей убийца осмелился выбраться из своего убежища. Он прокрался к м