– Не надо, Муся, не время сейчас! – сказала женщина.
И еще несколько голосов что-то забубнили.
Вокруг – пассажиры автобуса. Да и сам ЛАЗ отличался от того, что я встретил впервые в Зоне: целые стекла, новенькие сиденья, обтянутые дерматином. Никаких признаков пожара. Люди встревоженные, но в целом – улыбчивые. Потому что точно знают, где и зачем находятся?!
Тихонько заплакал. Я так рад увидеть отца с матерью, которые напоминали пару на старом фото, сделанном на юге, в одном из санаториев Анапы: молодые и улыбающиеся, стоят, прижавшись друг к другу. На заднем плане в песке копошится Катя – что-то строит, может, даже замок. А еще у мамы был животик, уже заметный тогда, – это я!
– Вы?.. – простонал я. – Вы живы?
Отец повернулся к матери. Та смущенно улыбнулась.
– Э-э, не совсем. Пока нет, – быстро ответил он. – Но мы рады, что ты нас всех выручил. Я бы даже сказал – спас! Мы застряли там, между мирами. Губа нас не отпускал. А теперь мы наконец-то свободны, благодаря тебе.
Из уст отца это звучало торжественно и пафосно, словно поздравление Герою Советского Союза лично от генерального секретаря ЦК КПСС. Папу буквально распирало от гордости за сына. Мать, напротив, выглядела печальной.
– Это ненадолго, Коля, – уточнила она. – Еще не время.
Понял, что мне надо сказать это сейчас, пока еще могу это сделать:
– Мама, прости меня! За все прости.
– Не понимаю, Коля, о чем ты?
– Я ведь тебя возненавидел за то, что ты… за то, что ты меня бросила, оставила одного.
– Я тебя не бросала, Коля. О чем ты?
– Но ведь дядя сказал, что ты… ну, повесилась, оставила им ребенка на воспитание, ну, то есть меня.
– Я знаю, что он тебе это сказал, но это неправда, поверь мне! Я тебя не бросила. Я бы просто не смогла. Если бы не… – Лицо ее погрустнело еще больше.
Мама не договорила, но я понял, что она имеет в виду смерть. Из-за болезни, как я и думал раньше. Какой именно – не хотелось уточнять.
Хотел просто обнять маму, поэтому бросился к ней на шею. Притянул к нам и отца.
И мы вместе тихонько плакали. Остальные пассажиры даже замолчали.
– Прости меня! Простите меня оба, простите за все! – Я обнял родителей и поцеловал каждого в щеки.
Отец еще худо-бедно держался, а мама, конечно, уже плакала вовсю.
– Это ты нас прости, родной! – шептала она. – Прости, пожалуйста! Мне надо было держаться, а я…
– Ты не виновата, ты ни в чем не виновата, – бормотал я. – Я люблю вас. Очень сильно! Всегда любил. Всегда.
– Очнись! – вдруг говорит отец, тормоша за плечо.
Не понимаю, что он хочет сказать, пока не прихожу в себя…
…и вижу перед глазами лицо Наташи. Та перевернула меня на спину. Света стало заметно меньше, да и автобус снова черный. Закопченный потолок, сгоревшие кресла, стекол нет – все как раньше.
– Пора на выход! – шепчет любимая. – Пора-а!
И они с Катей поднимают меня под руки и вытаскивают из автобуса. Успеваю заметить, как ЛАЗ начинает рябить, будто помехи в телесигнале, мигает и… исчезает.
– Спасибо тебе за все! – мысленно поблагодарил я средство передвижения между мирами. Что бы это ни была за сущность, похоже, она отслужила свое, закончила Миссию. Поэтому и исчезла вместе с тем миром, которому принадлежала чуть больше, чем нашему.
– Девочки, кхр! Вам не нужно меня касаться! Пожалуйста-а! – шептал я, но Катя с Наташей не слушали. Тащили на руках, пока не добрели до опушки. Там они соорудили носилки, осторожно переложив меня на них.
Я смотрел на звезды и улыбался. Казалось, что это – огни удаляющегося автобуса, совершившего последний и самый нужный рейс. Напоследок воображаемый ЛАЗ даже мигнул огнями, а потом исчез навсегда.
С чувством выполненного долга я закрыл глаза…
Похоже, мой рейс тоже был последним.
ЭпилогНовый маршрут
Чернобыльская зона отчуждения,
окрестности села Новошепеличи,
наши дни
Мне говорили, что родить ребенка нереально. Прогнозировали выкидыш, предлагали сделать аборт. Пугали, что ребенок, даже если и родится, будет недоразвитым. Ущербным. Или даже с мутациями. Учитывая, как погиб его отец.
Николая не стало ровно через три недели после того, как мы вернулись в наш мир. Мы с Катей доставили Сокола на Большую землю, переправили в Москву, в клинику, которая специализировалась на радиационных поражениях. Но даже там сразу сказали, что шансов нет. Слишком уж большую дозу «словил» он в другом измерении. Там же, в клинике, удивлялись, где пациент в принципе мог так пострадать, учитывая, что пока не было аварий на атомных электростанциях. С нами разговаривали сотрудники ФСБ, после чего оставили под наблюдением. Но даже находясь под слежкой, я смогла запутать следы, вырваться в клинику и попасть на свидание к Николаю.
На него, конечно, было страшно смотреть.
Радиация сожрала его, выела изнутри подчистую. Кожа истончилась и просвечивала, открывая взгляду мышечные волокна.
Сокол тогда, во время визита, с большим трудом улыбнулся – губы сплошь изъедены язвами.
– Не стоило тебе… приходить! Я немного не… не в форме! – сказал он.
Но я знаю – стоило!
Я пришла сказать любимому, что он станет отцом.
Сына назвала Николаем в честь отца, который отдал жизнь ради нашего спасения. И хотя ФСБ я не рассказывала, что произошло с Соколом, сыну обязательно все расскажу очень подробно, как только вырастет. Потому что его отец был героем, по крайней мере – для нас.
Тогда Сокол улыбался.
В последний раз.
Хотела даже поцеловать его, но прибежали сотрудники больницы, вытащили меня из палаты. Ругали, что я – безответственная мать, «подставляю ребенка под удар», даже просто придя в клинику.
А я просто не могла поступить иначе. Мне казалось, что Сокол обязательно должен знать. И Николай покинул этот мир с осознанием того, что оставил на земле частичку себя.
Прошло уже пять лет с тех пор, как мы вернулись домой. Но каждый раз в феврале мы приезжаем сюда. В Чернобыльскую зону отчуждения. В село Новошепеличи, на кладбище, скрытое от посторонних взглядов кронами вечнозеленых елей.
Катя остановилась у забора, тихо всхлипнула.
Я знала, как ей больно переступать порог кладбища. Она так и не смогла узнать брата ближе – он погиб, когда помогал нам вернуться домой. А до этого ушел из жизни ее отец.
Сейчас на том месте, где была одинокая могила матери Сокола, сразу три памятника. К первому добавилось еще два. Первый – Соколу, а второй – его отцу. На втором крупными буквами: «Дорогому Сергею Андреевичу от любящих дочери, снохи и внука». Хотя самого тела Елизарова в могиле, естественно, нет, оно осталось в другом измерении, вот только память о человеке исчезнуть не могла – я считала, что это главное.
Несмотря на то что мы с Соколом не расписывались официально, я до сих пор храню верность любимому. С другими мужчинами даже не пробовала заводить отношения, да мне это и не надо – у меня и так появилась семья, которая заполняет все пространство внутри сердца.
Катя стала для меня как дочка, на которую всегда могла положиться. Теперь ей девятнадцать, она поступила в институт, учится на дизайнера. Учится хорошо и мечтает выпустить авторскую коллекцию одежды. В том, что у нее все получится, я даже не сомневаюсь.
– Коленька, не спеши! – сказала Катя мальчику, который пробрался вперед, через заросли елей. Но мальчик не слышал – торопился, как он сам говорит, «на курган, к папе». Он всегда говорил об отце уважительно, а вчера даже нарисовал картину – лучник верхом на медведе. Увидев ее, я сразу расплакалась.
– Что, мамочка? Я плохо рисую, да? – спросил Коля.
– Нет, наоборот, очень похоже, да! Твой папа был именно таким!
– Я хочу быть таким, как он, таким же смелым и умным!
Смущенно улыбнулась, а потом мы долго обнимались. Слезы текли на футболку мальчика, впитываясь в смешных зверят на принте.
Картинки из недавнего и не совсем прошлого мелькали перед глазами, пока я брела следом за Катей и Колей. Те уже добрались – взялись за руки и стояли перед тремя могилками.
– Папа-а, привет! – сказал мальчик. Несмотря на то что перед ним могилка, а не живой человек, он все равно стеснялся. – Я тебе подарок принес, пап!
Мальчик положил рисунок с лучником на могилку отца и осторожно отошел в сторону.
Катя обняла его и тихонько заплакала.
«Ну здравствуй, Сокол! – мысленно произнесла я. – А вот и мы…»
И в этот момент луч солнца прорвался сквозь кроны деревьев, осветив нашу немногочисленную компанию.
«Он здесь, он услышал», – подумала я, закрыв глаза и подставив не по-зимнему теплому солнцу щеки.
От автора
Друзья, спасибо, что дочитали историю до конца, – надеюсь, она вам понравилась. Дело в том, что для меня роман «Эвакуация» стал знаковым – именно с него начинается мое сольное творчество в сериях «Сталкер/STALKER». Поэтому, если не сложно, оставьте отзыв на книгу в тех онлайн-магазинах, где вы ее покупали, и/или порекомендуйте друзьям!
До этого я писал в серию в соавторстве с моим хорошим другом и напарником Тимом Волковым. Я благодарен Тиму за ту путевку в жизнь, которую он мне подарил, предложив написать историю про рок-группу, попадающую в Аномальную Зону. И мы с Тимом еще обязательно поработаем вместе – в планах уже есть продолжения циклов «Рок Зоны» и «Буферная Зона». Мы видим, что книги понравились читателям, что называется, «зашли»; естественно, мы будет работать над продолжением любимых и нами, и вами, друзья, историй.
Также в скором времени в серии «Сталкер» выйдет первая книга моего сольного цикла – «Зона-43. Хранитель». Так случилось, что она написана раньше «Эвакуации» и ряда других наших с Тимом романов, поэтому для меня очень важно, как вы, дорогие читатели, ее встретите. Буду рад, если она вам понравится так же, как и книги цикла «Рок Зоны», которые разлетаются, словно горячие пирожки. Со своей стороны обещаю мегаинтересную историю о том, как зарождалась Аномальная Зона посреди провинциального города Кирова.