И вырвал грешный мой язык,
И празднословный, и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
В этом стихотворении Пушкин говорит о призвании национального поэта, используя образ, навеянный Книгой пророка Исаии: «В год смерти царя Озии видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном, и края риз Его наполняли весь храм. Вокруг Него стояли Серафимы… Тогда прилетел ко мне один из Серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника, и коснулся уст моих и сказал: вот, это коснулось уст твоих, и беззаконие твое удалено от тебя, и грех твой очищен» (Ис. 6:1–2, 6–7).
Пророк Исаия. Гравюра. XIX в.
Пророческую природу личности Достоевского современники признали на Пушкинских торжествах 1880 года, когда его речь вызвала всеобщий восторг, на мгновение открыв истинный лик русского просвещенного общества, удивительный по красоте и благородству. Читающая Россия с изумлением взглянула на своего кумира. Каким-то новым светом озарилась вся его многолетняя литературная деятельность, вызывавшая споры и поклонение, недоумение и трепет. Он вдруг с неоспоримой очевидностью предстал в роли духовного учителя и провидца. Скорая затем кончина Достоевского только усилила интерес к новому и неожиданному для всех явлению пророка в своем отечестве. И чем дальше, тем отчетливее прояснялся масштаб его пророчеств.
Сохранились воспоминания современника, слышавшего, как Достоевский читал пушкинского «Пророка» на одном из литературных вечеров в Петербурге: «Слушая “Пророка”, казалось, что это к Достоевскому на перепутье русской жизни явился серафим… Ему “он грудь рассек мечом”, но… увидев трепет бедного, страдающего сердца, серафим отказался выполнить последний завет пославшего его Бога. Он не вырвал человеческое сердце и выронил из рук пророческий “угль, пылающий огнем”. И пошел по миру не пророк, глаголом жгущий сердца людей, а человек с глазами испуганной орлицы, человек, надрывающийся под тяжестью неизбывного людского горя, человек с рассеченною грудью и обнаженным сердцем».
Однако сам Достоевский ощущал себя именно пророком. Острое чувство пророческого призвания роднит его с Пушкиным. Как и многое другое – прежде всего, безграничная любовь к России, за судьбу которой глубоко переживал. В споре между западниками и славянофилами он примыкал скорее к последним, пытаясь, впрочем, примирить тех и других: в этом был основной пафос его пушкинской речи. Но главная ее мысль: без Христа у России нет будущего, только на началах евангельской нравственности можно построить счастье русского народа.
Революционное движение в России
Пушкин был на одно поколение старше Достоевского. Его молодость была ознаменована восстанием декабристов, многих из которых он лично знал. Молодость Достоевского ознаменовалась активностью кружка петрашевцев. Пушкин не участвовал в деятельности декабристов, но сочувствовал им. За свое вольнодумство он поплатился ссылкой на юг – в Кишинев и Одессу, где мог спокойно заниматься творчеством. Достоевский за участие в кружке петрашевцев был подвергнут показательной «казни» на Семеновском плацу, затем сослан на каторгу, за которой последовали годы солдатской службы. В это время он не только не мог заниматься творчеством, но и с трудом выжил, на всю оставшуюся жизнь сделавшись тяжелобольным человеком. Проведя четыре года в кандалах, он и выйдя на свободу ходил мелкими шагами.
Д. Кардовский. Пушкин среди декабристов в Каменке. 1932 г.
Революционное движение в России началось под влиянием французской революции. Среди революционеров первой четверти XIX века были как более, так и менее радикальные. Некоторые ратовали за установление конституционной монархии, другие – за свержение царя. Движение было разрозненным, и подавить его царской власти особого труда не составило.
К началу 1870-х, когда Достоевский взялся за роман «Бесы», революционное движение значительно окрепло и радикализировалось. Достоевский, знавший революционное подполье изнутри, был глубоко обеспокоен будущим России. Он понимал полную противоположность революционных идеалов той Христовой евангельской нравственности, в которой видел счастье русского народа. И он решил подробно описать это подполье. В «Записках из Мертвого Дома» он открыл читающей России мир каторжников. В «Бесах» он решил открыть им другой мир: революционного подполья.
Революцию и падение монархии предрекали многие великие умы России. В 1830 году 16-летний Лермонтов предсказал события, которые девяносто лет спустя, в годы революционного террора, сбудутся с ужасающей точностью:
Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь – и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож;
И горе для тебя! – твой плач, твой стон
Ему тогда покажется смешон;
И будет все ужасно, мрачно в нем,
Как плащ его с возвышенным челом.
Миссия пророка заключается не в том, чтобы предсказывать грядущие события. Неверно представление о пророке как о предсказателе. Пророк призван предупреждать людей о грядущих бедствиях, призывать их к покаянию и изменению образа жизни. Голос пророка – это голос Бога. И если люди прислушаются к этому голосу, бедствия не обрушатся на них. И Пушкин, и Лермонтов были наделены пророческим даром. Но подлинным пророком России стал Достоевский. Его роман «Бесы» был грозным предупреждением всей России о том, что ее ожидает, если она отречется от Христа и встанет на революционный путь.
Фабула романа основана на реальном событии – убийстве студента Иванова группой революционеров во главе с Сергеем Нечаевым. Группа называлась «Народная расправа». Иванов, один из членов группы, выступил против намеченной акции: расклейки листовок в Петровской сельскохозяйственной академии по случаю студенческих волнений в Московском университете. Нечаев, почувствовав в этом угрозу своему единовластию в кружке, решил, что Иванова надо убить, а членов кружка «скрепить кровью». 21 ноября 1869 года в парке Петровской сельскохозяйственной академии Нечаев застрелил Иванова из револьвера, а труп утопили в пруду. Однако следственные органы быстро напали на след преступников, четверо из них были арестованы и приговорены к каторжным работам. Нечаеву удалось бежать в Швейцарию.
М. Ю. Лермонтов. 1838 г.
Обложка первого отдельного издания романа
Достоевский узнал о студенте Иванове еще при его жизни. В Петровской академии учился Иван Григорьевич Сниткин, родной брат жены Достоевского. Приехав к Достоевским в Дрезден, он с упоением рассказывал о своем новом друге – студенте Иванове, который был членом революционного кружка, но вышел из него. И вот, вскоре после этого рассказа из «Московских ведомостей» Достоевский узнает об убийстве Иванова Нечаевым.
Для того чтобы понять, кто такой был Нечаев и какую теорию он проповедовал, следует заглянуть в написанный им «Катехизис революционера»: «Революционер – человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью – революцией… Революционеры должны проникнуть всюду, во все высшие и средние сословия, в купеческую лавку, в церковь, в барский дом, в мир бюрократский, военный, в литературу, в Третье отделение и даже в Зимний дворец… Наше дело – страстное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение. Поэтому, сближаясь с народом, мы прежде всего должны соединиться с теми элементами народной жизни, которые со времени основания московской государственной силы не переставали протестовать не на словах, а на деле против всего, что прямо или косвенно связано с государством: против дворянства, против чиновничества, против попов… и против кулака мироеда. Соединимся с лихим разбойничьим миром, этим истинным и единственным революционером в России».
С. Нечаев
Это, конечно, далеко от романтических теорий декабристов и от социалистических утопий петрашевцев. И когда нечаевская идеология нашла свое воплощение в убийстве студента, это событие ужаснуло Достоевского. Он понял, в какую бездну могут сбросить Россию революционеры подобного рода. С «лихим разбойничьим миром» он был знаком не понаслышке: на каторге он видел многих представителей этого мира. Он представлял себе, что произойдет с Россией, если она окажется в их руках. И решил сделать грозное предупреждение.
Бесы русской революции
Первым эпиграфом к роману он выбрал слова из стихотворения Пушкина «Бесы»:
Хоть убей, следа не видно,
Сбились мы, что делать нам?
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.
……
Сколько их, куда их гонят,
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?
Второй эпиграф взят из Евангелия от Луки: «Тут на горе паслось большое стадо свиней, и они просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло. Пастухи, увидя случившееся, побежали и рассказали в городе и по деревням. И вышли жители смотреть случившееся и, пришедши к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисусовых, одетого и в здравом уме, и ужаснулись. Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся» (Лк. 8:32–36).