Смысл этого эпиграфа Достоевский объясняет в письме Майкову. Сначала он упоминает свое пребывание на каторге, когда он желал успеха русскому оружию, «хоть и оставался тогда еще с закваской шелудивого русского либерализма, проповедованного говнюками вроде навозной букашки Белинского». А потом говорит, что «болезнь, обуявшая цивилизованных русских, была гораздо сильнее, чем мы воображали… Бесы вышли из русского человека и вошли в стадо свиней, то есть в Нечаевых… и прочих. Те потонули или потонут наверное, а исцелившийся человек, из которого вышли бесы, сидит у ног Иисусовых. Так и должно быть. И заметьте себе, дорогой друг: кто теряет свой народ и народность, тот теряет и веру отеческую и Бога. Ну, если хотите знать, – это и есть тема моего романа».
Фрагмент рукописи романа «Бесы»
Упоминание Белинского характерно: когда-то молодой Достоевский преклонялся перед ним, благоговел, ловил каждое его слово. Теперь он обзывает его оскорбительным словом и видит в нем предтечу тех «бесов», которым посвящает свой роман. В письме к наследнику престола, будущему императору Александру III, он заостряет эту мысль: «Наши Белинские и Грановские не поверили бы, если б им сказали, что они прямые отцы Нечаева».
Действие происходит в уездном городе, прототипом которого, как считают исследователи творчества Достоевского, была Тверь. Ее топография отражена в романе. В частности, город разделен на две части рекой, через которую проходит плашкоутный мост; на берегу реки расположен большой монастырь; в город ходят регулярные поезда из Петербурга. Как мы помним, в Твери Достоевский прожил четыре месяца после возвращения из семипалатинской ссылки, и город ему тогда очень не понравился. Спустя десять с небольшим лет он решил «отомстить» Твери и поселить здесь своих «бесов».
Цесаревич Александр, будущий император Александр III
Тверь. Мост через Волгу. Фотография XIX в.
Тверь. Вид на Отроч монастырь с Волги. Фотография нач. ХХ в.
Тема «отцов и детей», намеченная Тургеневым в одноименном романе, продолжена Достоевским в «Бесах». Здесь тоже представлены два поколения. Но если у Тургенева одно противопоставляется другому, то Достоевский делает акцент на преемственности между одним и другим.
Поколение отцов представлено наиболее полно фигурой Степана Трофимовича Верховенского – типичного либерала и западника, учителя молодежи и прожигателя жизни. Степан Трофимович – это собирательный образ. Он начитан, эрудирован, говорит на «смеси французского с нижегородским». Он даже в некоторым смысле религиозен: «В Бога учитель наш веровал. “Не понимаю, почему меня все здесь выставляют безбожником? – говаривал он иногда, – я в Бога верую, mais distinguons[2], я верую, как в существо, себя лишь во мне сознающее. Не могу же я веровать, как моя Настасья (служанка)… Что же касается до христианства, то, при всем моем искреннем к нему уважении, я – не христианин. Я скорее древний язычник, как великий Гете или как древний грек”». Степан Трофимович преклоняется перед Белинским, восхищается его письмом к Гоголю.
С. Шор. Степан Трофимович Верховенский в клубе. Оффорт. 1935 г.
К поколению отцов относится и «великий писатель» Кармазинов. «Святая Русь менее всего на свете может дать отпору чему-нибудь, – рассуждает писатель. – Простой народ еще держится кое-как русским Богом; но русский Бог, по последним сведениям, весьма неблагонадежен и даже против крестьянской реформы едва устоял, по крайней мере сильно покачнулся. А тут железные дороги, а тут вы… уж в русского-то Бога я совсем не верую». «А в европейского?» – спрашивает его Петр Верховенский. «Я ни в какого не верую». И излагает свое видение России: «Я понимаю слишком хорошо, почему русские с состоянием все хлынули за границу, и с каждым годом больше и больше. Тут просто инстинкт. Если кораблю потонуть, то крысы первые из него выселяются. Святая Русь – страна деревянная, нищая и… опасная, страна тщеславных нищих в высших слоях своих, а в огромном большинстве живет в избушках на курьих ножках. Она обрадуется всякому выходу, стоит только растолковать. Одно правительство еще хочет сопротивляться, но машет дубиной в темноте и бьет по своим. Тут все обречено и приговорено. Россия, как она есть, не имеет будущности. Я сделался немцем и вменяю это себе в честь».
И. С. Тургенев
Под именем Кармазинова Достоевский изобразил весьма несимпатичного ему Тургенева. Об этом свидетельствует, в частности, запись Анны Григорьевны Достоевской, которая вспоминает, как 28 июня 1867 года Достоевский встречался с Тургеневым в Бадене. По возвращении за чаем Федор Михайлович пересказал жене содержание их беседы: «Тургенев объявил, что он, Тургенев, реалист, но Федя говорил, что это ему только так кажется. Когда Федя сказал, что он в немцах только и заметил, что тупость, да, кроме того, очень часто обман, Тургенев ужасно как этим обиделся и объявил, что этим Федя его кровно оскорбил, потому что он сделался немцем, что он вовсе не русский, а немец».
Ставрогин
Поколение детей представлено широким спектром характеров. Но именно к ним относится название романа. Именно они – те бесы, которые выросли на, казалось бы, вполне безобидной почве русского либерализма и западничества середины XIX века. И главный из них – Николай Ставрогин.
Его образ продолжает традицию, начатую в русской литературе Пушкиным, подхваченную Лермонтовым и Тургеневым, каждый из которых изображал героя без жизненной цели и без дела. Пушкинского Онегина, лермонтовского Печорина и тургеневского Базарова объединяет то, что они, будучи одарены талантами и выделяясь из общей массы, не угадывают свое предназначение. Все трое живут без Бога и вне Церкви, каждый в той или иной степени является нигилистом, то есть отрицателем ценностей и идеалов, основанных на религиозном мировоззрении.
В. Качалов в роли Ставрогина. МХТ. 1913 г.
Ставрогин – тоже человек без цели и без дела, живущий без Бога и без нравственных принципов. Само понятие нравственности он отрицает. Это человек с сожженной совестью, внутри которого замерло и умерло живое нравственное начало. С Базаровым его роднит нигилизм, но он идет значительно дальше Базарова в отрицании всего святого и священного. Его самоубийство в конце романа – лишь следствие той духовной смерти, которая наступила гораздо ранее, еще до начала романа. В романе он появляется уже трупом, на духовном уровне он уже умер и разлагается, но тело еще продолжает жить.
М. Врубель. Демон. Эскиз
Ставрогин – личность демоническая, дьявольская. Образ Ставрогина – продолжение образа Демона, который мы встречаем в поэзии Пушкина и Лермонтова. Пушкинский Демон – это «злобный гений», который время от времени посещает поэта. Внешне он красив, внутри наполнен ядом:
Печальны были наши встречи:
Его улыбка, чудный взгляд,
Его язвительные речи
Вливали в душу хладный яд.
Неистощимой клеветою
Он провиденье искушал;
Он звал прекрасное мечтою;
Он вдохновенье презирал;
Не верил он любви, свободе;
На жизнь насмешливо глядел —
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.
Ставрогин на все смотрит не просто насмешливо, а с глубоким презрением. Он презирает всех окружающих людей и весь мир. В его жизни нет ни вдохновения, ни любви, ни свободы. Внешне он красив, внутренне безобразен: «Волосы его были что-то уж очень черны, светлые глаза его что-то уж очень спокойны и ясны, цвет лица что-то уж очень нежен и бел, румянец что-то уж слишком ярок и чист, зубы, как жемчужины, губы, как коралловые, – казалось бы, писаный красавец, а в то же время как будто и отвратителен. Говорили, что лицо его напоминает маску».
М. Матвеев в роли Ставрогина в сериале «Бесы», 2014 г.
Ставрогин красив и отвратителен одновременно. За всеми его словами и действиями стоит гордость – та дьявольская твердыня, которая непроходимой стеной встает не только между человеком и Богом, но и между человеком и другими людьми. Безмерная гордость пронизывает собой все бытие Ставрогина, она – тот яд, который превратил его в живой труп.
Ставрогин, как мне кажется, самая ужасная личность в мировой литературе. Ни у кого нет такого жестокого ума и такого ледяного сердца… Каждая его мысль, всякое чувство – это смердящий гнойник. Сам бог зла мог бы у него поучиться разнообразию, глубине и искусству зла… Для него нет законов, он гордо и хладнокровно попирает все. Для него ничего не стоит пожертвовать жизнью, безразлично, чужой или своей. Он отличается необыкновенной способностью ко злу, способностью, доходящей до гениальности. Никакая человеческая страсть не может овладеть им. Совершая самые гнусные преступления, он не теряет рассудка. Самые страшные вещи он осуществляет по задуманному плану, абсолютно осознанно.
Ставрогин – тот самый герой ненаписанного романа «Житие великого грешника», который, по замыслу Достоевского, «в продолжение жизни – то атеист, то верующий, то фанатик и сектатор, то опять атеист». О прежних воззрениях Ставрогина мы узнаем косвенно, из его диалога с Шатовым:
– Знаете ли вы… кто теперь на всей земле единственный народ-«богоносец», грядущий обновить и спасти мир именем нового бога и кому единому даны ключи жизни и нового слова… Знаете ли вы, кто этот народ и как ему имя?
– По вашему приему я необходимо должен заключить, и, кажется, как можно скорее, что это народ русский…
– А самому вам незнакомы эти слова?
– Очень знакомы; я слишком предвижу, к чему вы клоните. Вся ваша фраза и даже выражение народ-«богоносец» есть только заключение нашего с вами разговора, происходившего с лишком два года назад, за границей, незадолго пред вашим отъездом в Америку…