Атеизм Ивана Карамазова не есть просто интеллектуальное убеждение в том, что Бога нет: он сознательно бунтует против Бога, задавая вопросы о смысле страданий, о роли Церкви в истории, о личности и учении Христа. Это тот самый атеизм, который, по словам Тихона из романа «Бесы», «стоит на предпоследней верхней ступени до совершеннейшей веры». Не случайно именно в уста Ивана Достоевский вкладывает свою главную апологию христианства – «Легенду о Великом Инквизиторе». Из его же уст мы слышим пронзительные слова о страданиях человека, созвучные мыслям самого Достоевского.
Чтобы понять смысл рассуждений Ивана Карамазова о страданиях, надо обратиться к библейской Книге Иова. Она была одной из любимых у Достоевского: он читал ее и по-славянски, и в русском переводе епископа Вятского Афанасия (Соловьева), увидевшем свет в 1860–61 годах. В 1875 году, в период работы над романом «Подросток», Достоевский пишет жене: «Читаю Книгу Иова, и она приводит меня в болезненный восторг: бросаю читать и хожу по часу в комнате, чуть не плача… Эта книга, Аня, странно это – одна из первых, которая поразила меня в жизни, я был тогда еще почти младенцем».
И. Репин. Иов и его друзья. 1869 г.
Иов – один из самых парадоксальных персонажей Библии. Это праведник, которого Бог подвергает испытаниям: сначала лишает его имущества и детей, потом лишает здоровья. Пораженный проказой, он сидит вне города, и к нему приходят друзья, чтобы утешить его и поговорить с ним о Боге. Начинается долгий разговор. Каждый из друзей говорит о Боге правильные вещи: о Его всемогуществе, о Его справедливости, о том, что, если Он посылает страдание, значит, человек это заслужил. А Иов все время говорит неправильные вещи: он ропщет, он протестует, он проклинает день своего рождения, он несогласен с тем, что заслужил выпавшие на его долю испытания.
Читатель книги может ожидать, что под конец Иов осознает правоту аргументов своих друзей. Но происходит нечто совсем неожиданное: Бог является Иову и, не отвечая ни на один из его вопросов, Сам начинает задавать ему вопросы. Суть этих вопросов сводится к тому, что человек не должен меряться силами с Богом, не должен требовать от Бога отчета, оспаривать Его действия, обвинять Его, чтобы оправдать себя. Пораженный этим явлением Божиим, Иов говорит Богу: «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле» (Иов 42:5–6).
И дальше происходит самое поразительное. Бог обращается к одному из друзей Иова и говорит: «Горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов» (Иов 42:7). Те, кто говорили правильные слова, пытаясь оправдать Бога в Его действиях, оказываются осуждены. А оправдан тот, кто роптал, кто допытывался истины, кто считал несправедливым посланное ему наказание, кто оспаривал действия Божии.
Свои размышления о значении Книги Иова Достоевский вкладывает в уста старца Зосимы: «Слышал я потом слова насмешников и хулителей, слова гордые: как это мог Господь отдать любимого из святых Своих на потеху диаволу… Но в том и великое, что тут тайна, – что мимоидущий лик земной и вечная истина соприкоснулись тут вместе. Пред правдой земною совершается действие вечной правды… Господи, что это за книга и какие уроки! Что за книга это Священное Писание, какое чудо и какая сила, данные с нею человеку! Точно изваяние мира и человека и характеров человеческих, и названо все и указано на веки веков. И сколько тайн разрешенных и откровенных: восстановляет Бог снова Иова, дает ему вновь богатство, проходят опять многие годы, и вот у него уже новые дети, другие, и любит он их… Старое горе великою тайной жизни человеческой переходит постепенно в тихую умиленную радость; вместо юной кипучей крови наступает кроткая ясная старость: благословляю восход солнца ежедневный, и сердце мое по-прежнему поет ему, но уже более люблю закат его, длинные косые лучи его, а с ними тихие, кроткие, умиленные воспоминания, милые образы изо всей долгой и благословенной жизни – а надо всем-то правда Божия, умиляющая, примиряющая, всепрощающая!»
В этих словах звучит полная и благодарная покорность воле Божьей, примирение с прошлым, сознание справедливости Божьего суда. Достоевский прошел через тяжелейшее испытание – четыре года каторги, за которыми последовали четыре года принудительной солдатской службы. Все это было наказанием за его участие в кружке петрашевцев. Многим такое наказание виделось несправедливым. Но не самому Достоевскому. Однажды он оказался в петербургской квартире, окна которой выходили на Семеновский плац – то место, где он, приговоренный к расстрелу, стоял на эшафоте. Один из знакомых, видя его задумчивость, сказал: «Какое, однако, несправедливое дело было эта ваша ссылка». «Нет, справедливое, – горячо отреагировал Достоевский. – Нас бы осудил русский народ. Это я почувствовал только там, на каторге. И почем вы знаете, может быть, там, наверху, Самому Всевышнему нужно было меня повести на каторгу, чтобы я там узнал самое главное, без чего жить нельзя».
Святой праведный Иов Многострадальный. Фреска монастыря Грачаница, Сербия. Ок. 1320 г.
Библейский Иов должен был пройти через испытания, чтобы узнать «самое главное». Увенчанием его страданий была встреча с Богом лицом к лицу. Он не получил ответ на свои вопросы, но после личной встречи с Богом живым эти вопросы отпали сами собой. Он увидел жизнь из иной перспективы, взглянул на нее иными глазами.
Центральная тема Книги Иова – страдания человека. За что и почему он страдает? Куда смотрит Бог, когда страдает человек? Можно ли верить в справедливого Бога, если вокруг столько несправедливости и Бог ее попускает? Эти вопросы волновали и Достоевского на протяжении всей жизни. Тема страданий, вопрос о смысле страданий – сквозная тема его творчества. В «Братьях Карамазовых» она поднята с особой силой и остротой.
Не вера в Бога колеблется у Иова, а вера в божественный миропорядок. «Не Бога я не принимаю, – говорит Иван, – я только билет Ему почтительнейше возвращаю»… Все наше сомнение в смысле божественного мироздания оттого, что мы не имеем истинного ощущения Бога, что отделяем мир от Него, что не чувствуем Его соучастия в страданиях мира… Бунт Иова тотчас закончился, когда он ощутил эту нестерпимую реальность Бога, – когда с ним заговорил наконец Бог… Бунт Иова заканчивается не отходом от Бога, а так же, как у Достоевского, сильнейшим к Нему устремлением, но точно через какую-то борьбу с Ним. Как сказал один монах: «Это есть та борьба с Богом ради правды Божией, когда человек борется с молчанием Божиим, как когда-то Израиль боролся на утренней заре с безмолвной для него Истиной». Это одна из вершин Библии, и Достоевский из своей темноты устремлялся к ней.
В разговоре с Алешей Иван Карамазов говорит о страдании детей, приводя в пример пятилетнюю девочку, которую родители «подвергали всевозможным истязаниям. Они били, секли, пинали ее ногами, не зная сами за что, обратили все тело ее в синяки; наконец дошли и до высшей утонченности: в холод, в мороз запирали ее на всю ночь в отхожее место». Иван спрашивает: «Понимаешь ли ты это, когда маленькое существо, еще не умеющее даже осмыслить, что с ним делается, бьет себя в подлом месте, в темноте и в холоде, крошечным своим кулачком в надорванную грудку и плачет своими кровавыми, незлобивыми, кроткими слезками к “Боженьке”, чтобы Тот защитил его?» Вся высшая гармония не стоит «слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка».
Алеша не отвечает прямо на вопрос о смысле страдания детей. Но он горячо откликается на слова брата о том, что нет на земле человека, который мог бы простить за злодеяния по отношению к детям: «Брат, – проговорил вдруг с засверкавшими глазами Алеша, – ты сказал сейчас, есть ли во всем мире существо, которое могло бы и имело право простить? Но существо это есть, и оно может все простить, всех и вся и за все, потому что само отдало неповинную кровь свою за всех и за все».
Христос – вот Тот, Чьи страдания придают смысл страданию любого человека. Он – воплотившийся Бог и Он Сам прошел путем страдания и смерти, чтобы искупить людей и открыть им путь к воскресению. Каждый, кто страдает по своей вине или безвинно, может в своих страданиях ощутить Его присутствие.
В Книге Иова говорится, что «человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх» (Иов. 5:7). Это поэтическое сравнение выражает основную мысль книги – страдание посылается человеку Богом для того, чтобы человек через него приблизился к Богу. И Достоевский в своих произведениях постоянно говорит о том, что только благодаря страданию человек может духовно совершенствоваться, становиться более сострадательным и милосердным к другим, глубже любить и чувствовать. В 1866 году он пишет: «Нет счастья в комфорте, покупается счастье страданием… Человек не родится для счастья. Человек заслуживает свое счастье, и всегда страданием».
Страдание, если оно воспринимается в христианской перспективе, очищает душу и делает человека подлинным человеком: эта мысль проходит красной нитью через все творчество великого писателя. В то же время, по словам Бердяева, отношение Достоевского к страданию было двойственным. С одной стороны, «творчество Достоевского проникнуто беспредельным состраданием к человеку. Достоевский учит жалости и состраданию. В этом нет ему равного. Никто не был так ранен бесконечным страданием человеческим. Сердце Достоевского вечно сочилось кровью. Ему дано было познать каторгу, жить среди каторжников, и он всю жизнь свою предстательствовал за человека перед Богом. Страдания невинных детей более всего поражали и ранили его совесть». С другой стороны, «Достоевский менее всего может быть назван сентиментальным, слащавым и расслабляющим гуманистом. Он проповедовал не только сострадание, но и страдание. Он призывал к страданию и верил в искупительную силу страдания. Человек – ответственное существо. И страдание человека не невинное страдание. Страдание связано со злом. Зло связано со свободой. Поэтому свобода ведет к страданию… В страдании видел Достоевский знак высшего достоинства человека, знак свободного существа. Страдание есть последствие зла. Но в страдании сгорает зло».