– Веди к деду.
– Подожди, я быстро, – она упорхнула с костюмчиком в спальню.
– Можно глянуть? – вдруг спросила Айно.
– Ради бога, – Антон показал ей бумаги, – А ты что-нибудь сечешь в этом?
– Я специалист по скандинавским сагам и древним языкам, – серьезно сказала девушка, просматривая копии, – Это все?
– У нас все, – уклончиво ответил Антон, насторожившись, – а что?
– То, что там рунами я, пожалуй, пойму. Ну, да пусть посмотрит специалист, – она безразлично подала бумаги назад.
К завтраку девушки вышли уже в другом виде. Марина серьезным топ-менеджером средней руки. В деловом, но шикарном костюме, а Айно девушкой города – в джинсах и рубашке.
Джентльмены поставили на стол дымящийся завтрак. Быстро поев, вся четверка двинулась в библиотеку. У дверей Марина попросила их погулять минут тридцать пока она закажет пропуска. Айно, сделала ручкой, обещав не теряться. И Антон с Павлом, быстро отыскав наметанным взором столики, сели пить утреннее пиво. Позицию они заняли так, что дверь библиотеки была перед ними как на ладони. Через полчаса дверь открылась и появилась Марина. Она огляделась и призывно замахала им рукой.
– Марин, как это ты нас сразу увидела, – бестактно спросил Павел.
– А мне Айно какой-то отвар дала, и, знаете, зрение восстановилось. Вижу как в очках. Пошли, пошли дед ждет. Он сказал, что ему тоже интересно, чего можно сейчас накопать в Прионежье.
Друзья сунули свои паспорта в щель Бюро пропусков, получили свои разовые аусвайсы и пошли за провожатой вверх по лестнице. Марина теперь и шла как-то по-другому, уже не как Дюймовочка или Красная Шапочка, а как Золушка после бала. Вся такая ладная в облегавшем ее костюмчике, в туфлях на небольших каблуках удачно подобранных под ее стройные ножки и деловой костюм, с новой прической – шлема воина, он, кажется, стала выше ростом и взрослее.
На пороге отдела рукописей их ждал старый еврей. Это было видно не вооруженным глазом.
– Альтман Даниил Иосифович, – представился он, – профессор.
– Антон.
– Павел.
– Чем могу служить? Вот Мариночка сказала, что у вас вопросы, – Он понизил голос, – Откройте мне тайну молодые люди, что вы с ней сделали? Она за день расцвела как шемаханская роза? Ай, я яй. Что делает любовь! Пойдемте молодые люди, не стоять же нам на пороге.
Он засеменил вглубь комнат, забитых шкафами со старыми книгами, вошел в маленький зальчик с овальным столом. Жестом пригласил гостей и сел сам.
– Мариночка, детка, принеси мне, пожалуйста, чаю, а гостям кофе. Вы ведь пьете кофе, молодые люди. А я свое отпил. Только чай. И пожиже Мариночка, детка. Я весь внимание…
– Вот, – Антон сразу без предисловий выложил копию свитка, – Это мы привезли с Онеги.
– Так, так, – дед подвинул себе бумаги, взял лупу и углубился в их изучение. Он читал бумаги, тихо проговаривая текст. Друзья прислушались:
К вечеру, когда линия берега слилась в одно темно-зеленое пятно, чуть левее курса головного драккара, в небе вдруг засиял, заиграл волшебный небесный огонь. Андрей опешил, но оторвать взор от чародейского зрелища не мог. Огонь заплясал зеленым переливчатым светом где-то в глубине небес, разросся на все темное небо и вдруг заискрился синими, розовыми, желтыми и красными цветами, расползаясь до кромки темного берега длинными и гибкими щупальцами прекрасного морского зверя, которого видел однажды с борта своего корабля в дальних южных морях. Затем кто-то могучей рукой свернул этот волшебный огонь и, вытянул его, изогнув в радугу, и повесив искрящийся мост, опирая его одним концом в лебедя на носу лодьи, а вторым в неприступную стену мачтовых сосен на берегу. Теперь вожак понял, что это воинский бог Перун указывает им путь, и махнул рукой кормчим – править так. А в небе уже горел многоцветный цветок. То ли египетский лотос, то ли галльская лилия, то ли восточная роза, но огромней, прекрасней и великолепней. Теперь он еще и понял, какому цветку поклонялись самые древние волхвы и почему они горестно вздыхали, когда не могли передать его великолепие: ни словом, ни рисунком, ни песней. Это нельзя было выразить человеческими чувствами. Это был цветок богов. Вдруг море Наво вокруг нас забурлило и неожиданно закипело, как вода в котле, стоящем на пламени очага. Гребцы вскрикнули и выдернули весла из кипящего моря. Лукомысл улыбнулся, быстро зачерпнул воду из-за борта кожаным ведром и протянул его Андрею. Ватажник сунул руку в кипящую воду. Она была холодна. Так вот о каких чудесах говорил волхв Перуна. Вот как бережет воинский бог вместе с Велесом путь в Навь, который простые смертные взялись отыскать. Но видимо угодили богам, коли указывает этот проход переливчатая радуга.
В темной неприступной стене сосен мелькнул просвет и Сил, уже заметив его, направил нос головной лодьи прямо через листву свесившихся к воде ив и ветел. Разорвав зеленую завесу, она вылетела в журчащую воду широкой реки.
– Свирь, – коротко пробасил Елисей.
– Суши весла! – крикнул Сил, повернулся к старшему, – Ну что, ватажник, вот и начало пути. Давай привалимся, выспаться надоть, да и подумать о том, о сем, – он неожиданно вздохнул, – Потом может и некогда быть.
– Привал! – отдал приказ Андрей.
– Все! Скифии край. Скоро Гиперборея, – коротко выдохнул Елисей, и все задумались.
Утро встретило тишиной и спокойствием. Широкая Свирь несла свои воды плавно и величественно. Она напомнила Геллеспонт – пролив, соединяющий Понт Эвксинский и Срединное море. Правда море, где погибла Гелла дочь бога ветра Эола и богини облаков Нефелы было пошире.
– Действительно в мелком море саму Сияющую не утопишь, – горько усмехнулся про себя Первозванный, мысленно переводя имя Геллы и вспомнив город на берегу Геллеспонта с названием Царьград и тех, кого там оставил, – А ведь неплохую сказку придумали. Кому надо поймет, что там утопили веру в Сияющее солнце. Эй, Лукомысл, – повернулся к товарищу, – А что значит Свирь?
– Это ты теперь у Елисея спрашивай, – ответил волхв, – В этих краях теперь он нам клубочек путеводный.
– Свирь – это просто Глубокая река, – спокойно ответил Елисей, – А земли эти пока еще не наши, это пока еще Скифия.
– Глубокая река…, – в раздумье повторил Андрей, – С берегов одной глубокой реки на стремнину другой…Такой значит путь.
Лодьи ходко шли по темно-синим водам Свири, плавно принесшим нас к широкой глади озера.
– Но вот и Онего-море, – пояснил Елисей.
– Страшное Онего, страховатое, – неожиданно добавил Сил, крепче взяв в руки кормило.
– Чего ж тебе Онегушко не угодило? – обидчиво спросил Елисей.
– А тем, что мертвая зыбь на нем вдруг нападает на корабельщика и губит его, – тотчас отозвался Сил.
– Плохого корабельщика, – огрызнулся гипербореец, – Коли не помор, неча по морю ходить!
Тем временем Онего, огромное как море наваливалось на них действительно страшное в своих скалистых берегах. Скалы его берегов то голые с причудливыми формами, то украшенные зубчатой каймой хвойных лесов, казались то зубами страшных чудищ, то гребнями диковинных драконов и змеев.
– На этих берегах до сих пор живут еще певцы былин, вопленицы, там, где шумят грандиозные водопады: Кивач, Пор-порог, Гирвас, – рассказывал Лукомысл, – Это последнее пристанище скальдов и баянов, гусляров и бандуристов.
– Ну а его, почему Онего кличут? – повернулся старший теперь к Елисею, но тот молча отвернулся в сторону раскинувшегося простора, как будто не слышал вопроса.
– Он не ответит, – сказал Сил вместо него, – Это такая седая старина, что людям этой земли запрещено говорить о ней.
– Когда-то давным-давно, – протяжно начал Лукомысл, – когда на этих землях жили древние воины и певцы. Когда здесь проходила дорога в Навь и рарожане – люди соколы могли пройти по этой дороге в оба конца, а не так как сейчас, только в один без возврата. Так вот, в те времена…, – все повернулись к рассказчику и даже Елисей, широко раскрыв глаза, удивленно слушал его, а тот продолжал, – Так вот, в те стародавние времена, на языке соколиного народа,… да впрочем, на языке всех народов Великой Гипербореи. А понимали его все, потому как это был язык воинов, не имевших поражений, и раздвигающих кончиком своей боевой секиры пределы мира. Было в этом языке слово «ОНЕ». Слово «ОНЕ» на языке этих воинов означало «те». Им они называли тех, кто пришел с самого севера, из самого потаенного места. На языке тех же воинов называлось оно, место потаенное – Туле. Так вот воины и маги, приходящие из Туле, то есть из «тайного места» именовались коротко «ОНЕ». Это были лучшие воины в подлунном мире. А слово «ГО» на их языке означало «Сияющие». Поэтому место, где они основали свой лагерь, стали называть ОНЕГО или Сияющие Те. Так рассказывают скальды и барды. А ты Сил, – он повернулся к кормчему, – правь строго на северную звезду, туда, где, по словам Бравлина, давшего нам совет на Валааме, лежит остров Кижи, на котором стоит капище воинскому богу Перуну… с тех самых пор стоит. Я правильно баял, Елисей? – Лукомысл повернулся к гиперборейцу.
– Так! – согласно кивнул тот, – А ты откель все так складно знаешь?
– А я, Елисеюшка, волхв Велесов, если ты еще помнишь это, – озорно ответил рассказчик, – А Велес он ведь не токмо скотский бог, но еще и Святобор, ваших медвежьих родов покровитель, – и тихо добавил, – И… Змей, вашим богам родный брат.
Но уже показался на горизонте остров, а на нем удивительный огромный костер. Костер этот полыхал в лучах заходящего солнца ярким малиновым светом, устремив к таким же малиновым небесам языки пламени. Андрей присмотрелся к костру.
– Что за чудо такое? Что за огонь? Пламя не колышется и стоит прямо как замороженное чародейской силой, – почти спросил это вслух, когда понял, что это не костер, а какой-то храм, – Ух ты! – вырвалось из груди.
– Да! – поскреб затылок стоящий рядом Лукомысл, – Слыхал я об этом чуде.… Но чтобы так…, – он крякнул, – Сильны волхвы!!!
Ночь накатывала на Онего-озеро. Не то чтобы ночь. Не было здесь, в этих краях ночи в теплые летние дни. Просто посерело все вокруг, как бы пеленой накрыло, да от воды туман вечерний поднялся. В этих сумерках, в зыбком помраке этом погас чародейский костер, и сразу стало ясно видна красная точка живого пляшущего костра-знича на высоком холме в центре острова. Приказ был править в бухту у подножья этого холма, а сам ватажник внимательней пригляделся к тепе