ь этот сыр-бор со СЛОНом, Бокий затеял именно из-за входа в Нижний мир. Он как-никак возглавлял оккультный отдел ВЧК. Он для того и посадил туда специалистов именно по этому профилю.
– То есть как?
– А вы списки и темы их научных работ просмотрите, и все станет на свои места. И духовных лиц туда определяли тех, кто к этому отношение имел. Но это только моя, сугубо личная точка зрения и научного подтверждения она пока не имеет.
– Вы пиво-то пейте. Мало будет, я еще закажу. Хорошо сидим, – двусмысленно вставил Пилигрим.
Машина бежала и бежала все дальше на восток. За окном мелькали деревеньки, речки, мостики, бензоколонки. На мягких рессорах огромный то ли шкаф, то ли танк покачивало из стороны в сторону. Антон не гнал. Он никогда не гнал, если не знал дорогу, как свои пять пальцев или имел какие-то сомнения в выборе пути. Павел спал на плече Марины и, судя по его довольному выражению лица, снилось ему что-то приятное.
Вышли на лебяжьем струге. У руля встал Сил. Лукомысл достал гусли и сел у мачты, настроил. Подставил лицо встречному ветру. На них накатывал простор Белого, ледяного моря, что и в знойное лето в чреве своем прячет ледяные горы.
Лукомысл провел по струнам. Они запели ласковым тихим звоном, как бы ловя дуновения этого ветра, как бы перешептываясь с журчанием волн.
Шел он быстрыми шагами,
Шел неделю чрез кустарник,
Через заросли другую,
Можжевельником шел третью.
Пробуя голос, нараспев произнес волхв. Все повернулись к нему. Но он не смотрел на друзей, он смотрел туда в море, где должен был быть волшебный остров Яблок, о котором он слышал столько сказов и столько песен. Теперь ему выпала счастье увидеть его и сложить свою песнь.
Лебяжья лодья летела над белыми бурунами волн, как будто это была сказочная лодья богинь моря.
Громким голосом воскликнул:
Там, у Туонелы потока,
Маналы у вод глубоких:
“Дочка Туони, дай мне лодку,
Дай паром мне, дочка Маны,
Чтобы реку перейти мне,
Чрез пролив туда добраться”.
Неслась впереди летящего лебедя песня Лукомысла.
Впереди среди гребней волн мелькнул не похожий на бурун белый бок огромной рыбины. Неожиданно она вылетела из воды вся, показывая себя в полной красе. Андрей ахнул. Это была гора. Белая гора. Дельфины Срединого моря и многие другие обитатели вод, казались перед ней головастиками.
– Это Турсас – Морской Дракон, который стережет путь на остров. Мы жрицы Дракона зовем его Белухой, Белобоким, – Айно стояла рядом, – Он добрый, если не трогать его деток. Все добрые, если их не злить.
Корабль надув паруса уходил от целого косяка Белух, что резвились и играли в водах Белого моря.
Остров Маналы он видит,
Туонелы он холм заметил.
Запел Лукомысл. Он увидел остров. Со стороны моря он казался диким, неприветливым и дремучим, заросшим сказочными деревьями. Посреди него возвышался огромный холм. «Как Голгофа», – поймал себя на мысли Андрей и тут же отмахнулся от такого жуткого сравнения.
Антон посмотрел в зеркальце заднего вида. Марина тоже заснула и они мирно, свернувшись клубочком, сопели вдвоем на широком заднем сидении. Сам с собой он вел долгую беседу.
– К вечеру дотрясемся до Череповца. В город соваться не будем. Там всяких заезжек для охотников и рыболовов вдоль Рыбинского водохранилища, полным-полно. Там нам и место. А коли не найдем ничего, в чем я мало сомневаюсь, то палаточку раскинем на бережку.
Он глянул на приборы. Бак был полон, и стрелочки показывали, что все в полном порядке.
– Поиграем с судьбой в прятки, – успокоил сам себя, – Поиграем еще.
Отчеты в спецгруппу «Норд» шли не утешительные. Объекты пропали из поля зрения. Пропали, как в воду канули.
Материалов по операции, проводимой здесь во время войны, найти не удалось. Оказалось, все было в архиве Аненербе, который захватил десант Балтийских моряков. Если бы это были союзники, Рихард давно бы уже держал в руках даже не копии, а подлинники. А вот тут незадача, архивы были у товарищей из НКВД-ГПУ. Знал он доподлинно одно, что спецгруппа из дивизии СС «Норд», обученная и снаряженная здесь, вот здесь на этой же базе в конце войны, вышла на следы этого таинственного документа, в котором был скрыт секрет управления той силой, доступ к которой, по косвенным данным получили спецы из Аненербе или из ведомства Генриха Гиммлера и, как он понял, люди Сталина. Вот тогда и началась дикая гонка. Гонка непонятно за чем и не понятно куда. Тараканьи бега к смерти. Кто-то знал, что выиграет тот, у кого будут эти таинственные свитки известные как «Евангелие от Андрея». В них и только в них был скрыт секрет управления этой силой. Какой силой? Рихард догадывался смутно. Потому как это было засекречено так, что даже тот, кто краем своей судьбы хоть слегка касался этой тайны, подписывал себе смертный приговор. И кто его приводил в исполнение, было тоже тайной.
Однако один из радиоперехватов этой группы сохранился в архиве английской разведки. Применив к нему старый шифр, Рихард узнал, что они нашли, если не сам документ, то ключ к его поиску. Он подвинул архивный листок к себе. Радио было с одной из островных батарей в Ладожском озере, где трое оставшихся в живых диверсанта нашли приют на ночь у командира батареи. Оттуда они и послали шифровку, воспользовавшись его рацией. Вон сверху ясно видна руна «Хагель» отличительный знак дивизии СС «Норд». Такой симпатичный паучок. Только поэтому ее не изъяло гестапо. Решило, что это один из запросов боеприпасов или подкреплений. Дальше следы терялись. Известно, что в то же время русские высадили десант на острова, где базировались артиллеристы. Десант удалось сбросить в озеро, но следы находки и всех, кто был на батарее, теряются. Моряки русского десанта продержались на острове четыре дня и уничтожили там всех и все. Поиски, устроенные ищейками Аненербе, результатов не дали. Тогда свитки пропали бесследно.
Из северного отдела исторических исследований ему принесли развернутую справку по корням неоязычества. Может хоть здесь, какой ключ? Рихард по диагонали прочитал справку.
«Берсерками в скандинавских сагах называли воинов особого рода, которые обычно открывали сражение и отличались неустрашимостью и отвагой. Характерной чертой их была одержимость в бою и в припадке бешенства один или два берсерка были способны разогнать вооруженный отряд в несколько десятков человек – безумие удесятеряло силы. Дойдя до состояния исступления, берсерк бросался в битву, разрывая на себе кольчугу и, побросав наземь оружие, крушил врагов порой лишь голыми руками, сея ужас и панику вокруг себя. Если в руках у него был щит, то он вгрызался в его край зубами, повергая врага в оцепенение.
Снорри Стурлусон, автор знаменитой «Младшей Эдды», сборника древнеисландских мифических сказаний, связывает безумие берсерков с заклятиями верховного скандинавского божества Одина, владыки чудесного чертога Вальхаллы, куда после смерти на вечное пиршество отправляются души воинов, героически павших на поле брани и заслуживших благоволение богов. Своими чарами Один мог сделать так, что в бою недруги его воинства становились глухими и слепыми или наполнялись ужасом, а их оружие ранило не больше, чем хворостинка. «Сага об Инглингах» описывает берсерков так: «Они бросались в бой без кольчуги, а ярились, словно бешеные псы или волки. В ожидании схватки от нетерпения и ярости, клокотавших в них, грызли зубами свои щиты и руки до крови. Они были сильны, словно медведи или быки. Со звериным рыком разили они врага и ни огонь, ни железо не причиняли им вреда…».
Связь берсерков с культом Одина находит и другие подтверждения. Согласно мифам Один, дабы познать волшебные таинства древних рун, совершил самозаклание – распял самого себя на священном ясене Древе Мира.
Некоторые аспекты культа Одина и мотивы одержимости берсерков подводят к мысли о шаманской практике, имевшей в своем арсенале не только всевозможные ритуальные действа, но и различные галлюциногенные препараты. Народы Крайнего Севера, такие как тунгусы, ламуты или камчадалы, вплоть до недавнего времени в практике камланий (гаданий) использовали порошок из высушенных мухоморов, который шаманы слизывали с ладони и впадали в транс. Вполне возможно, что практику использования препаратов из мухомора скандинавы переняли от лапландских шаманов, тем более, что в ряде исландских и норвежских саг обнаружены указания на то, что берсерки перед битвой дышали парами мухоморного отвара. И действительно, поведение берсерков в бою напоминает состояние опьянения наркотическим зельем: одурманенность, вспышки ярости, нечувствительность к боли и холоду.
Еще одним ключом к разгадке феномена берсерков является мотив оборотничества – ведь само слово berserkr (от древне исландского bersi – медведь, serk – сорочка, рубашка) и переводится либо как «медвежья шкура», либо как «воплотившийся в медведя». Образ медведя настолько почитаем в индоевропейской мифологии, что даже само его имя, считавшееся сакральным, никогда не произносилось вслух и заменялось табуизированными иносказаниями типа «медведь», то есть ведающий, знающий вкус меда у славян, или «бурый» (немецкий bar, английский bear) у германцев. Исторические же берсерки действительно для устрашения противника носили медвежьи шкуры, повадками и рыком уподобляясь этому зверю.
Скандинавские источники утверждают, что berserkir и ulfhedhnar (волки-воины) действовали как по одному, так и небольшими группами. Историки подчеркивали их неуязвимость, свирепость. Фактически берсерки, сближаясь с немецкими вервольфами, приводят нас вновь к образу Одина, властителя «дикой охоты» оборотней в полнолуние. В еще более древние времена персонажи волка и медведя переплетались настолько, что считались единым мифологическим существом – таков, например, Беовульф (древне английский «медведеволк»), герой одноименного английского эпоса, имевшего, впрочем, позитивную характеристику. Однако, подобно берсеркам, он также бросался в бой без доспехов и разил чудовищ лишь голыми руками.