– Хватит брат Христофор. Вы прекрасно понимаете, что мы опять проиграли по темпу, проиграли той. Я думаю теперь можно говорить именно так. Мы с вами проиграли той, что всегда выигрывала эту партию на грани жизни и смерти.
– Так куда же мы спешим генерал? – иезуит опять улыбнулся краем рта.
– На последний акт этой мировой трагедии…
– Как патетично. А проще генерал, проще?
– Я хочу хотя бы взглянуть на нее. А вы?
– Признаюсь честно генерал. Я тоже. И если она выиграет в этот раз, то снять шляпу и поклониться.
– Ну, вы тоже брат Христофор не избавлены от патетики. Давайте ложится спать… или по стопочке?
– По стопочке и спать.
Поезд стучал, как и все поезда на дорогах мира, отстукивая секунды жизни, как бы напоминая, что она быстротечна и проходит так же быстро, как стучат колеса на стыках. Два старых мастера оккультных наук, очень большая редкость в наше реалистическое время, сидели в купе скорого поезда уносящегося на север и прозаично распивали бутылку «Наградной» под нехитрую закуску. «Так-так-так», стучали колеса. И мысли двух магистров были далеки от философского камня, забот об интересах Родины, долге и всем таком остальном. Мысли их уносились к встрече с простой и обыкновенной ведьмой. К встрече с той, о которой уже и в сказках перестали писать, и даже голливудское фэнтази перестало показывать в своих фильмах. Поезд нес к той, о ком они мечтали всегда, но так боялись этого на самом деле. Их время кончалось, но оно дарило им эту долгожданную встречу.
Компания, отгуляв еще один день, съездив на рыбалку, пожарив шашлыки из дичины, завалилась спать, чтобы с первыми лучами солнца забросить свой нехитрый скарб в катер хозяина их пристанища и наперегонки со временем умчаться по каналу к пристани Ирма. Катер обогнал белоснежный лайнер, и они, уже в качестве ожидающих, сидели на своих рюкзаках, лениво дожидаясь его подхода и имея в кармане билеты на две каюты люкс класса. Теплоход показался из-за поворота. Сиплый голос из радиоточки что-то там прокричал. Они схватили свои рюкзаки и, поддерживаемые матросами, взбежали по трапу, будучи единственными пассажирами на этой пристани. Стюард, ошалевший оттого, что в такой глуши такие невзрачные пассажиры предъявят ему свои права на отдых, оформленные фирменными билетами на каюты «люкс», проводил их к месту проживания. На ходу Антон шепнул ему.
– Мальчик, четыре обеда в салон каюты номер один. По высшему классу и чаевые твои зависят от качества и скорости, – придержал его за локоть, – И всю информацию о женском контингенте, плывущем на вашем ковчеге. Кстати, как его звать-величать?
– Кого?
– Ковчег!
– Ах, теплоход. Белинский. Наш теплоход называется «Белинский».
– Ну ладно водитель Белинского, ты свою задачу понял? Тащи. У вас, кстати, вода горячая…
– Есть! – отрапортовал стюард. Он уже понял, что вытянул свою золотую рыбку. На теплоход сели крутые парни с телками.
Потянулись тягучие круизные дни и не менее резиновые круизные ночи. Две подружки Айно и Мари засели в баре под бдительной охраной Павла, совращая мужской контингент теплохода и вызывая тихую ненависть женского контингента. Антон, отдуваясь за двоих, пытался примерить женскую половину круизной компании с их присутствием на борту, что похоже ему удавалось. Жизнь лайнера потекла также медленно и уверенно как волны Волго-Балтийского канала.
Компания молодых людей весело выплеснулась на берег в Горицах вместе со всей толпой отдыхающих, посмотрела облупленный монастырь, съездила в Ферапонтово, полупала глазами на фрески Дионисия. Потом на верхней палубе поахала на Белоозеро. Следующим номером программы были Кижи. Огромный деревянный храм далеко был виден с озера. Айно, глядя на него, о чем-то задумалась и отключилась от веселого гомона на палубе.
Ватага, встретив вернувшегося вожака и отпраздновав его благополучное возвращение, собиралась в обратный путь. Домой даже лошадь быстрей бежит, да и знакомый путь всегда короче. Не заметили, как выкатились в Онегу и увидели уже знакомый пылающий костер храма Дракона.
Почтительно и с восторгом во взоре встретили долгожданных гостей волхвы Перуна и Змеевы детки на острове Кижи. С неподдельным удивлением и почитанием взирали они на Андрея и на своего товарища Тура, осиливших этот путь. С преклонением смотрели они на жрицу Дракона стоявшую бок о бок с их посланцами. Много слышали они об ужасных Нагайнах, да вот видеть пришлось первый раз. Оказалось, что очень не дурна, да и не так страшна, а коли в общей ватаге, так и совсем желанна.
Старый Перунов волхв отозвал в сторону Андрея и тихо сказал:
– Ты как хочешь Ререг. Можешь отказать мне, можешь даже не заметить приглашения моего. Однако надо дружине пир устроить здесь, на границе Гипербореи и Скифии. Отныне в мире живем. Отныне нести вам по земле своей то, что не было в народах наших и то, что ждали долго. Порядок.
– Порядок? – удивился Андрей.
– Порядок. Тот, что тебе в Нижнем мире в дар дали. Я ж как никак ведун. Да еще старый ведун. Мудрый. Любомудр. Мое место давно там в Нави. Просто задержался здесь не на долго, чтобы молодых на путь истинный наставить. Теперь уже пора. Теперь на смену мне, такие как Путята и Тур пришли. Можно им землю без опаски оставить. Так что, пир?!
– Пир, так пир. На границе говоришь? На грани! И у волшебного костра. Так?
– Так!
Отгуляли, отпели молодцы и девицы на пиру, на грани миров, собрались в дорогу далее. Всю ночь просидел Тур со своими братьями у стен деревянного костра. Долго говорил о пути своем, о доле своей. Утром встал, поклонился в ноги всем, закинул за плечи котомку с дарами, дабы не забывал, кому служил верой и правдой до того, как ушел со странным этим. Обнял старшего волхва, повернулся и, не оборачиваясь, побежал к кострам, где сидела ватага.
Лодьи уходили на юг, уходили той дорогой, что привела их сюда. Махал им сухой рукой, стоя на высоком холме у Перунова капища, старый волхв. Потом повернулся, подошел к капищу, обнял Алатырь-камень и пропал. Навсегда.
А паруса надутые попутным северным ветром несли ватагу на юг. Уверенно несли. Прошли поворот на Свирь. Андрей даже бровью не повел. Сил глянул на ватажника и продолжал править как правил. Кончилось Онего и открылась протока на юг. Уверенно ввел Сил головного лебедя в протоку, как будто всю жизнь этой дорогой ходил. И так же уверенно вывел корабли в новое широкое озеро.
– Сдается мне, что это Беловодье, – как бы сам себе сказал Лукомысл – А это так и есть Белое озеро. Правильно идем.
– Мы всегда правильно идем, – отозвался Сил, подворачивая на волну.
К вечеру им навстречу выскочили три боевых струга, судя по парусам и прапорам на мачтах, из дружины Андреевых воевод, что стояла в Белозерске. Косма вздернул на мачту овальный красный щит с золотым солнцем. Струги развернулись и повели за собой дорогих гостей к пристани города.
Чуть дальше от пристани видны были огромные земляные валы крепости и поверх них частокол и рубленые башни. Крепко встали на этой земле дружины, присланные им. Андрей накинул поверх красный плащ, заколотый на плече брошью с головой медведя. Он здесь вождь. Князь, как называют вождя в этих землях. А назвался груздем – полезай в кузов, так тоже говорят в этих землях. Ватага тоже приоделась, приосанилась. Первый город на родной земле. Грех в грязь лицом ударить. Вроде как лучшие. Худших бы с собой ватажник не брал.
В палатах их ждали воеводы и местная дружина. Снова пир, снова разговоры. Встал Лукомысл, взял гусли и запел ту песню про их поход в неведомые земли, в страну Драконов, на остров Блаженства, что сочинил на палубе лебединой лодьи. Он пел, а в палатах слышался шум ветра, плеск волн, рев драконов, шипение змей и грохот штормовой грозы. Он пел, а в полумраке палат горели костры, и сверкали молнии Перуна, звенели мечи, высекая искры, и вспыхивали глаза диких зверей. Слушатели видели сами и ночной бой и страшных змеев, свернувшихся в клубок у входа в Навь, удивительное кипящее озеро, молнии, вылетающие из-под воды и волшебный костер, горящий в глубине моря. Певец замолк, а в зале еще долго стояла тишина. Затем загудели гудки, застучали кубки. Пир пошел своим чередом. За тех отважных, что ушли и вернулись. За тех, кто держит слово. За тех, кто славу множит, не боясь пути и не страшась врага.
Не задерживаясь, а только пополнив припасы, двинулись корабли дальше, побежали по рекам, по протокам. На юг, на юг от Белого озера. Местная дружина дала струг и кормщиков проводить Андрея по тем землям, где они пути знали. Потому летели лодьи под всеми парусами по широким рекам, протискивались узкими протоками из одной речушки в другую и выкатывались на ширь озер, пока не показались впереди стены крепости Ростов. Крепости, где сидели Андреевы крестники, а точнее побратимы кровные – Римн и Перей-Туча.
– Правь к Ростову! – зычно крикнул Андрей, – Надоть в гости забежать. Негоже побратимов обижать. Ведомые уверенной рукой кормщиков, лодьи развернулись за головным лебедем и красиво веером пошли к берегу. Такого народ ростовский не видал и дружно сыпанул на берег поглядеть, кого же им пригнал северный ветер?
После Кижей народ устало расползся по каютам и залег, как медведи в берлогу, до утра. Утром их выгрузили у шлюзов, посадили в раздолбанный автобус и протрясли по такой же раздолбанной дороге к пассажирскому порту города Беломорска, где их поджидала Ракета. Сонная толпа распихалась по салонам трамвайчика на подводных крыльях, и он лихо пискнув гудком, прополз через шлюз и выскочил на простор Белого моря. Здесь на просторе водяной конек-горбунок, встрепенулся, дал скорость и понесся по гребням волн в сторону Соловецкого архипелага.
Соловки выплыли из утреннего тумана как мираж: только что вокруг висела влажная, холодная, непроглядная пелена – и вдруг обозначились расплывчатые контуры берегов, суда на рейде, абрисы крепостных башен. Еще немного, и зыбкие силуэты стали отчетливыми, и вот уже Ракета встала под бело-черными стенами Соловецкого монастыря – можно сказать, географического и исторического сердца Поморья.