ямо перед тем, как его начальство запустит роуд-шоу, где Халлиган и Шах вместе со своими банкирами будут умасливать инвестиционные фонды.
Inbound – это возможность для HubSpot продемонстрировать свою динамику рынку. Но, кроме того, я уверен, топ-менеджмент HubSpot осознает это, десять тысяч человек, которые придут на представление, – это именно те люди, которые будут покупать акции HubSpot, как только фирма начнет торги. Это наши клиенты, бизнес-партнеры, они – часть движения и ощущают почти религиозную преданность компании. Более того, большинство из них ничего не знают об инвестировании. Они не знают, как прочитать проспект ценных бумаг или изучить отчет о финансовых результатах или бухгалтерский баланс. Все, что они знают, – это то, что они любят Брайана Халлигана, любят Дхармеша Шаха, а эти ребята сейчас находятся на сцене и говорят им, что бизнес процветает, HubSpot растет как на дрожжах, и все шикарно.
Череп знал, что на этот раз все должно быть по высшему разряду, и сделал для этого все возможное. Он раскошелился на Малкольма Гладуэлла и Марту Стюарт в качестве специальных докладчиков, а также пригласил Гая Кавасаки, писателя и бывшего маркетингового евангелиста Apple, чье имя хорошо известно во всем мире. В этом году шоу получилось настолько грандиозным, что HubSpot пришлось переехать из Конференц-центра Хайнса на Бэк-Бэй в Бостонский конференц-центр и выставочный зал, где помещение побольше. Для выступления на вечеринке наняли певицу Жанель Монэ.
Inbound также означало мое возвращение из отпуска. Я помогал с организацией этого шоу, даже будучи в Лос-Анджелесе. Я убедил продюсера «Кремниевой долины» приехать с презентацией сериала. Я планировал быть модератором на семинаре с венчурными капиталистами, где должны были присутствовать три члена совета директоров HubSpot. Я также уговорил главу одного нью-йоркского агентства по связям с общественностью выступить вместе со мной с презентацией, в которой будут содержаться советы по общению компании с прессой. Джулия, специалист по связям с общественностью, – мой друг.
За неделю до Inbound Джулия прислала мне письмо с сообщением, что не слышала от HubSpot ничего о подготовке к ее поездке. Мы все еще хотим, чтобы она приехала? Последнее, что я об этом слышал, – это что Троцкий возьмет все на себя. Я подумал, что данный момент просто упустили. Две дамы, занимающиеся логистикой для конференции, наверное, забыли об этом. Я заверил ее, что разберусь.
Моника и Эйлин – организаторы. Я написал им, что Джулия нуждается в билете на самолет из Нью-Йорка и номере в отеле. Все это происходило накануне нашего вечернего разговора.
Моника ответила, что никто не просил ее организовывать приезд Джулии.
«Это нужно было сделать сто лет назад», – ответил я.
Моника сказала, что сейчас уже слишком поздно что-то с этим делать. В Бостоне не осталось свободных номеров в отелях, да и в любом случае HubSpot не покрывает расходы спикеров вроде Джулии.
Такого я никогда не слышал. Я десятки раз выступал с речами по всему миру, и никто никогда не просил меня оплачивать свое путешествие. Забронировать номер и билет на самолет, кажется, самое меньшее, что ты можешь сделать для человека, которого просишь выступить на твоем мероприятии.
Но это HubSpot. Здесь мы все делаем по-своему. Наша компания насколько крута, что люди будут сами платить за заветные выступления в качестве спикеров на нашей конференции. Я сказал Монике и Эйлин, что передам Джулии – ей самой придется платить за перелет. Если ей нужно будет где-то остановиться, я предложу ей разместиться в комнате для гостей в моем доме.
Джулия была в шоке и немедленно отменила свой визит. Она прислала мне имейл, в котором сообщала, что мы, кажется, неправильно друг друга поняли, желала всего наилучшего и выражала надежду, что мы проведем великолепную конференцию.
Моника и Эйлин ввели в переписку Спиннер и Троцкого. Спиннер, ворвавшись в диалог, начала говорить, что надо исправить ситуацию с Джулией. Затем зашел Троцкий, написав, что мы сделаем это вместе. Он отправил мне отдельное сообщение, где писал, что я веду себя жестоко и агрессивно, что мне нужно остыть. Он сообщал, что мои действия сильно обидели Монику и Эйлин. Девушки очень усердно работали над конференцией, а я начал в чем-то их упрекать.
Я решил, что Троцкий в корне неверно оценил ситуацию, но, несмотря на это, написал льстивый, подхалимажный имейл Монике и Эйлин, где просил у них прощения за причиненные неудобства, уверял их, что знаю, как много они работали над шоу, и высказывал надежду на налаживание добрых отношений.
Я отправил копию этого сообщения Троцкому, чтобы он мог видеть, что я написал. Он бросил это извинение мне обратно в лицо. Так не пойдет, заявил он. Никаких извинений недостаточно, чтобы загладить свою вину перед этими дамами.
Я поинтересовался у Троцкого, что еще я могу сделать. Он ответил – ничего.
«Поезд ушел. – Мой собеседник был категоричен. – Ты испортил с ними отношения. И никак не сможешь их восстановить».
Троцкий раздувал из мухи слона точно так же, как тогда с моим маленьким комментарием на Facebook по поводу требования Спиннер исправить заголовок статьи. Снова и снова он повторял мне, какой я плохой человек, а теперь вырыл себе яму еще глубже. Вместо того чтобы попытаться восстановить свое реноме в компании, я только все порчу.
Я показал эти письма – мои и Троцкого – своей подруге, однажды работавшей в качестве руководителя высшего звена в одной технологической компании. Я попросил ее быть честной со мной. Я знал, что иногда могу быть тупым и даже грубым. Может быть, я говорил с Моникой и Эйлин таким тоном, который не приветствуется в компании. Подруга уверила меня, что с моими письмами все в порядке. Но она была в шоке от речей Троцкого. Он слетел с катушек, говорила женщина. Его сообщения – это явный перебор, они оскорбительны, непрофессиональны и неприемлемы. Ни один руководитель не должен так общаться с подчиненным, заявила она.
Я рассказал ей о том, что случилось в Лос-Анджелесе, о письме Троцкого, где он спрашивал, почему я хочу остаться в HubSpot, а затем – как он бил копытом по поводу моей шутки на Facebook и как предупреждал меня, что я настолько близок к увольнению, насколько возможно. Я рассказал ей о своих подозрениях насчет того, что Троцкий, возможно, хочет сделать мою жизнь невыносимой, а затем выкинуть из компании.
«Тебе следует обратиться в кадровую службу и доложить им об этом, – посоветовала она. – Покажи им его письма».
«Я думал об этом, – ответил я, – но не знаю, могу ли доверять им. Полагаю, они ничего не сделают Троцкому, но расскажут о моих жалобах, а это его только больше разозлит. Он станет еще больше до меня докапываться».
«Так попробуй с ним поговорить, – предложила мне женщина. – Вы же когда-то были друзьями, верно? Тебе не обязательно тоже раздувать из мухи слона. Просто скажи: эй, может, мы посидим за кофе и расставим все по своим местам, и сделаем что-то типа перезагрузки. Сделай это неформально».
Возможно, дело было в том, что Троцкий просто вымотался. IPO держало компанию в напряжении. Все чувствовали личную ответственность за успешное проведение Inbound. Вдобавок у Троцкого только что родился ребенок. Может, он не высыпается и поэтому так истрепал себе нервы.
В итоге Inbound прошел успешно. Джулия прилетала, великолепно выступила, понравившись всем. Я модерирую панельную дискуссию с несколькими членами совета директоров HubSpot, поблагодарившими меня по окончании за превосходную работу. Я почувствовал себя искупленным.
Через неделю после Inbound, когда все вернулись в офис, я подошел к столу Троцкого и предложил сходить за кофе и обсудить, как все прошло.
– Мой календарь онлайн, – огрызнулся он. – Найди подходящее время и пришли мне уведомление».
В назначенную дату и время мы собрались сходить в Starbucks, но в итоге долго прогуливались по набережной небольшого канала возле офиса. Троцкий говорил мне, что несчастлив в HubSpot. Череп нещадно трахал ему мозги. IPO, кажется, будет обломным. Он взялся за эту работу только потому, что хотел сорвать куш на бирже. Он слышал, что HubSpot пытается назначить цену за акции в интервале между 19 и 21 долларами. Это выше страйк-цены на опционы, имеющиеся у нас обоих, – 13 долларов. Но Троцкий говорил, что этого недостаточно.
– Смысл мне здесь оставаться есть только в том случае, если цена на акцию возрастет до 40 долларов, – пробурчал он.
Мы пошли в Starbucks и взяли кофе. Затем вернулись в HubSpot и расположились на диванах в вестибюле первого этажа.
Наконец я задал вопрос – почему он так злится на меня.
– Очевидно, что-то произошло, но непонятно что. Если я где-то тебя рассердил, то хочу об этом знать, чтобы попросить прощения и все исправить.
Я надеялся, он немного смягчится и вспомнит, что мы были друзьями. Но, к сожалению, этого не произошло. Троцкий стоял на своем. Он ответил, что до сих пор зол на меня, что я дерьмово работаю и настрой у меня дерьмовый. Я не показываю свой командный дух в достаточной степени и в той же степени не уважаю его.
– Я тут единственный, кому не плевать на тебя, – говорил он, едва не дымясь. – Не думаю, что ты это осознаешь, но я – единственная причина, по которой ты все еще здесь работаешь. Если бы не я, тебя бы давно уволили.
– Как они меня уволят? – спросил я. – Уволят за что?
– Они назовут это неудавшимся экспериментом. Они наняли журналиста, но тот не прижился.
– Господи! Так Череп хочет меня уволить?
– Ты не выказываешь ни благодарности, ни уважения. Я из кожи лез, чтобы спасти тебя. Снова и снова я пытался поддержать тебя. Я хотел помочь. Но, честно говоря, сейчас я меньше всего настроен идти тебе навстречу. Вот в чем правда.
Он поднялся. Я тоже. Мы подошли к лифту и в неловком молчании поднялись на четвертый этаж, обратно, на свои рабочие места.
Я написал своей подруге, руководителю высшего звена, чтобы сообщить, что ее предложение насчет кофе сработало, но совсем не так, как я надеялся.