Я позвонил своей подруге из Нью-Йорка и рассказал ей, чтó только что случилось, как HubSpot дает людям оценки по HEART и что у меня с этим проблемы.
– Ты серьезно? Вот умора! – рассмеялась она.
– Ну, – ответил я, – и да, и нет.
Я начал ей рассказывать об остальном, о том, как никто не нашел для меня теплого слова при оценке моей работы, и что, предположительно, все мои бывшие коллеги меня тоже терпеть не могут, а тут еще открылась дверь из северного крыла здания, и оттуда вышла моя душевная подруга Трейси, бодрый вице-президент бренда и шумихи, шагая по вестибюлю с широченной улыбкой на лице.
– Эй, привет! – крикнула она и помахала мне рукой, как будто она супер-пупер как рада меня видеть.
– Привет! – ответил я, изобразив улыбку.
Может, она думала, что я не знаю, как она вонзила мне нож в спину, отказавшись от комментария для моей аттестации. Или, может быть, она знала. Знала, что Троцкий собирается мне об этом рассказать, и нарочно вышла сюда, потому что хотела увидеть мое лицо после того, как я обо всем узнаю. Может ли она и вправду не любить меня так сильно? Она вообще может быть мерзкой, да еще и настолько?
Внизу, в атриуме, детишки все еще смеялись и шумели. У них собрание! Насчет маркетинга! Это место такое крутое! Это лучшее время в их жизни.
Я побежал к своему рабочему столу и схватил куртку. Запихнул свой ноутбук в рюкзак. Руки у меня тряслись. В вестибюле я пялился на дверь лифта, ожидая, когда она откроется. Наконец это произошло, и я поехал вниз, на первый этаж, прошел мимо охранника, лениво помахавшего мне и пожелавшего «доброго вечера».
Наконец я оказался на улице и, пытаясь спрятаться в своем пальто от ноябрьского ветра, заспешил к машине. Уже был вечер. Солнце неуверенно пронизывало тьму, покидая небо. Добравшись до дома, я сразу же позвонил шеф-редактору Gawker и дал согласие на работу.
25. Выпускной
На следующее утро я остановился у стола Троцкого и сообщил ему, что нам надо поговорить наедине. Мы нашли свободную кладовку для переговоров. По иронии судьбы, это было то самое помещение, которое мы использовали для наших посиделок раз в две недели, где чесали языками, обсуждая идиотов, с которыми работали.
Я объявил Троцкому, что мне предложили новую работу, и я согласился. Сегодня четверг, 20 ноября. Я не смогу приступить к ней до января, но предупреждаю его за шесть недель. На следующей неделе – День благодарения, а затем останутся три недели до перерыва на рождественские праздники.
Я бы хотел остаться в HubSpot до конца декабря. Этого времени хватит, чтобы создать и продвинуть новый подкаст, а также чтобы передать бразды правления им.
Троцкий выглядел удивленным.
– Почему ты уходишь? – спросил он.
– Ты действительно удивлен?
– Я думал, все шло хорошо, – он изображал непонимание.
– Ну, вчерашняя аттестация прошла не очень удачно. Я получил плохие отметки.
– Я не сказал бы, что твои оценки плохие, – возразил он и, кажется, на самом деле искренне в это верил.
Он спросил меня, не хочу ли я изменить свое решение. Я ответил ему, что, вдобавок к работе в Valleywag, мой агент в Лос-Анджелесе сообщил, что мне нужно будет вернуться к работе над «Кремниевой долиной», если сериал продлят. Так что я в любом случае уйду из HubSpot, и в Valleywag я проработаю только четыре или пять месяцев до возвращения в Лос-Анджелес.
Троцкий предложил остаться в HubSpot, совместив ее с Valleywag. Работа над подкастом будет нетрудной. Она не отнимет у меня много времени. Я смогу сохранить свою зарплату, не напрягаясь. Он вернулся к роли моего приятеля. Троцкий заявил, что вся идея моего руководства подкастом состояла в том, чтобы дать мне легкую, простую работу с целью помочь мне.
Это был новый уровень безумия. Троцкий провел истекшие три месяца, превращая мою жизнь в сущий ад, дал мне пережить худшие моменты в моей жизни. Теперь же он ведет себя как ни в чем не бывало. Он и впрямь думает, что мы друзья?
Я поблагодарил его за предложение и сообщил, что мое решение бесповоротно.
– Понятно, – коротко ответил он.
Он пожелал мне всего самого лучшего. Мы долго жали друг другу руки. Я вернулся к своему столу, собрал вещи и поехал домой. Там я написал письмо в HR, где сообщил, что только что поговорил с Троцким и предупредил его о своем увольнении с 31 декабря 2014 года. Девушка из HR, ответившая мне, переслала это сообщение кому-то другому из своего отдела, кто «проведет со мной интервью по выяснению причин ухода.
Позже, в тот же день, Троцкий сбросил мне на почту просьбу прийти завтра, в пятницу, и начать работу над документами, чтобы все было официально. Я полагал, мы сможем обсудить план смены руководства подкаста и, возможно, обговорить объем работ на следующие несколько недель, например назначить заключительную беседу с HR.
Но в пятницу, приехав в офис и пролистав свою почту, я увидел, что в четверг днем, спустя несколько часов после моего разговора с Троцким, Череп разослал сообщение всему отделу маркетинга, включая меня, о том, что пятница будет моим последним днем в HubSpot. Вот это да! Череп не звонил мне, чтобы предупредить об этом. И Троцкий тоже. Этот имейл всему отделу сидел у меня в почте с середины вчерашнего дня, но я не проверял почту, так как был занят обсуждением некоторых моментов с Gawker.
Я был в шоке. До того момента я думал, что доработаю в HubSpot до 31 декабря. Не могу поверить, что вот так узнаю о том, что сегодня – мой последний день, прочитав письмо, адресованное всему отделу.
Хуже того, Череп сформулировал послание так, как будто я ушел не по своему желанию:
После многочисленных разговоров о наших планах и о том, что мы хотим видеть в нашей контент-команде, а также о его интересах и том, как он видит свою будущую карьеру, Дэн решил вернуться в индустрию СМИ. Он будет работать над сайтом Velleywag, который является частью Gawker Media. Мы желаем Дэну больших успехов в новой работе! (И, я надеюсь, у него не осталось фото с вечеринки по случаю IPO… ха-ха!) Завтра – его последний день в нашем офисе, так что если хотите что-то ему сказать, то поторопитесь.
Я отправился на встречу с Троцким. Он положил передо мной стопку бумаг с сопроводительным письмом о том, что меня увольняют с этого момента, с подписью директора «управления кадрами». У меня было девяносто дней на реализацию своих опционов до того, как их срок истечет. Выплаты мне прекращаются сегодня. Медицинская страховка заканчивается через неделю. Вот такие они «привлекательные, заметные и хабспотные», а еще – встречающие людей с открытым СЕРДЦЕМ.
Троцкий сообщил, что компания может предложить мне кое-что получше. Я смогу сохранить свою страховку вплоть до конца декабря и даже смогу получать зарплату до того же времени, но только если подпишу соглашение об «отказе от претензий», прилагающееся к сопроводительному письму. Подписав бланк, я лишусь возможности подавать какие-либо жалобы на компанию в суд. Он также содержит пункт о нераспространении негативной информации о компании.
Я ответил Троцкому, что хотел бы взять эти бумаги домой, просмотреть их и, может быть, с кем-нибудь проконсультироваться на этот счет.
– Конечно, – сказал он. – Забирай.
Он задал мне несколько вопросов о подкасте, на чем мы на тот момент остановились. Кое-что мне надо было подглядеть, так что я открыл свой ноутбук и начал искать нужную папку – но он остановил меня.
– Я не могу разрешить тебе это, – заявил он.
Троцкий забрал мой ноутбук. Он также забрал мой браслет с пропуском. Я потерял дар речи и не сразу смог в это поверить. Ведь я за шесть недель предупредил этих ребят о своем уходе, в надежде уйти без эксцессов, но в ответ на мою вежливость они меня увольняют в такой форме.
Перед тем как покинуть комнату, Троцкий пожелал мне что-то сказать.
– Я твой друг, – начал он. – И всегда им был. Я знаю, сейчас ты думаешь, что это не так. Ты думаешь, я на тебя зуб точил. Но на самом деле я всегда был и по-прежнему буду на твоей стороне.
Он также дал мне один совет. Троцкий сообщил, что на двух своих прошлых работах конфликтовал с руководством. Он увольнялся, затаив обиду. Но в обоих случаях, немного успокоившись, пытался загладить свою вину перед ними. Первый его босс отказался общаться. Другой встретился с ним за кофе, и Троцкий полагает, что недоразумение было улажено.
– Неважно, насколько ты зол сейчас, тебе следует спустя какое-то время попробовать все исправить, – внушал он. – Если кто-нибудь скажет «нет», тогда ладно, но по крайней мере ты пытался. Ты показал себя с лучшей стороны.
Не знаю, перед кем я должен, по его мнению, извиняться. Он говорил, что, например, перед Спиннер. Я должен пригласить ее на кофе и попробовать восстановить с ней отношения. Я думаю, он также говорил и о наших с ним отношениях. Его мысль заключалась в том, чтобы я пошел домой, остыл, а затем, успокоившись, вышел с ним на контакт и извинился.
Это безумие. Парень, сидящий напротив, только что провел три месяца, донимая и оскорбляя меня, а теперь протягивает мне бумаги, закрывающие через неделю мою медицинскую страховку, и называет себя моим другом? Он хочет, чтобы я постарался быть с ним добр в будущем? Я искренне не знал, что на это ответить.
– Так, и что теперь? Я должен сходить к кому-нибудь из HR? – спросил я. – Они написали мне письмо о том, что кто-то собирался назначить мне выходное собеседование.
– Ты хочешь пойти к HR?
– А разве этого делать не следует?
Троцкий сообщил, что этот наш разговор вполне может сойти за беседу при увольнении. Он сказал, что просил HR позволить ему самому отдать мне все документы и все объяснить, так как мы друзья.
– Но если ты хочешь поговорить и с HR тоже, мы можем это устроить, – добавил он.
На секунду я задумался об этом, а потом понял, что если нет нужды идти в отдел кадров, то я смогу пойти прямо домой.
Мы вернулись к нашим столам. Я взял свои пальто и рюкзак. Троцкий забрал мой ноутбук себе на стол.