В некоторых отношениях эти Адам с Евой напоминают нашего старинного знакомца LUCА. Как и он, эти двое не оставили никаких материальных следов своего пребывания на земле, если не считать тех, что сохранились в нашем геноме. Ни костей, ни зубов, ни орудий труда, ни произведений искусства, ни окаменелых отпечатков ног в вулканическом пепле. Ничего. Но если бы не было их, не было бы и нас, разумеется. Каждый ныне живущий представитель мужского пола получил свою митохондриальную ДНК от матери, но в конечном итоге — от «Евы». Свои Y-хромосомы он унаследовал по отцовской линии, восходящей к дикому доисторическому «Адаму».
Нельзя не сказать и о том, до чего неправильно принимать эти истории, рассказанные палеогенетиками, за буквальное подтверждение библейского мифа. Начать с того, что ни один из специалистов не утверждает, что митохондриальная Ева была некогда единственной женщиной, а Y-хромосомный Адам — единственным мужчиной на всем белом свете. Если учесть, что они совсем не знали друг дружку, как бы им было тогда одиноко! Конечно, эти прародители жили не одни, были у них соплеменники, родители и дети. Как говорится, все как у людей. И были они в свое время, скорее всего, вполне типичными представителями ранних Homo sapiens, не выделявшимися ни богатырской силой, ни могучим интеллектом, ни прочими добродетелями. А если вспомнить, что на палеогенетических родословных схемах фигурируют не люди, а гаплотипы, то легко понять, что под обозначениями «Ева» и «Адам» могли скрываться целые группы древних Homo, в геномах которых содержался один и тот же гаплотип, предковый, давший начало всем современным[234]. В популяции таких индивидуумов могло быть и пять, и десять, и даже больше. Почти наверняка одним гаплотипом дело тогда не ограничивалось. Были и другие, но их носители со временем поумирали — от голода, холода, инфекций, или просто зверь заел. Остались только потомки «удачливой мамаши» (альтернативное прозвище для митохондриальной Евы) или «счастливого отца», от которых мы все и происходим. Поэтому правильнее всего говорить о том, что все наблюдаемое сегодня разнообразие человеческой митохондриальной ДНК восходит к группе первобытных женщин, обладавших общим гаплотипом (то же верно и по отношению к Y-хромосоме).
Одно время пользовались популярностью гипотезы, говорящие о том, что предковая популяция (или популяции) нашего вида серьезно пострадала от какой-то природной катастрофы и находилась буквально на грани вымирания. Возможно, рассуждали некоторые специалисты, был момент, когда на всем белом свете оставалось всего около тысячи или нескольких тысяч представителей нашего вида. Еще чуть-чуть, и наше место на планете досталось бы неандертальскому человеку или денисовцу. На профессиональном языке генетиков и эволюционистов это называется «пройти сквозь бутылочное горлышко». Ситуация, вполне сопоставимая с той, в которой оказались сейчас горные гориллы — в Африке их осталось чуть меньше тысячи. Разнообразие гаплотипов при этом должно было быть не очень велико, так что вполне можно предположить, что сохранился лишь один из них, самый удачливый. Но с виновником убыли горных горилл все понятно, чего не скажешь о причинах «бутылочного горлышка», через которое пришлось просочиться предкам Homo sapiens. В поисках ответа ученые обращались к различным катастрофическим событиям прошлого.
Еще не так давно активно обсуждалась вулканическая гипотеза, связывающая почти полное вымирание архаического человечества с извержением вулкана Тоба на индонезийском острове Суматра. Считается, что это самое катастрофическое по масштабу и последствиям вулканическое извержение, произошедшее на планете за последний миллион лет. Его абсолютная датировка составляет 75 000±900 лет назад.
Выбросы пепла и газов во время мощных извержений оказывают существенное, хотя и кратковременное, воздействие на глобальный климат. В учебниках можно прочитать про извержение вулкана Томборо (или Тамбора), случившееся все в той же Индонезии в 1815 г. В атмосферу Земли попало столько пыли, что поверхность планеты стала получать меньше солнечного тепла, чем обычно. Следующий, 1816 г., вошел в анналы западных историков как «год без лета». Глобальная температура упала всего на три четверти градуса Цельсия, но и этого оказалось достаточно для сильного похолодания, вызвавшего во многих странах Северного полушария гибель урожая и голод. Более масштабной катастрофы, связанной с вулканами, в историческое время не случалось. Так вот, при извержении вулкана Тоба объем выброшенных из недр земных веществ был в 12 раз больше, чем при извержении Томборо. Расчеты показали, что в результате планета примерно на шесть-десять лет погрузилась в состояние «вулканической зимы», а вызванное вулканом похолодание могло растянуться почти на тысячелетие. Тропическую Африку, где жили наши архаические предки, должны были постигнуть сильные засухи и резкое сокращение количества растительной пищи, доступной гоминидам и другим крупным млекопитающим. Можно нарисовать картину колоссальной экологической катастрофы, сопровождающейся массовой гибелью травоядных и всех, кто живет за их счет, то есть хищников и падальщиков. Большинство ранних Homo sapiens должно было тоже погибнуть, а тем немногим, кому посчастливилось выжить, и предстояло сделаться родоначальниками всего будущего человечества[235].
Красивая и увлекательная гипотеза, с катаклизмами, страданиями и хеппи-эндом, прямо находка для журналистов и популяризаторов науки. А какой увлекательный роман на основе этого сюжета сочинил бы Рони-старший, живи он в наши дни! Но, увы, как водится в науке, даже самые «киногеничные» истории становятся предметом холодной и безжалостной критики. Палеоклиматологические исследования не выявили выраженных следов сильного похолодания в Африке около 75 000 лет назад. Эти данные подтвердили мнение некоторых палеоантропологов, отрицающих сильное воздействие долгой вулканической «зимы» на древних Homo sapiens. Надо сказать, что до сих пор наши представления о том, что происходило с человеком разумным на его исторической родине, базируются в основном на данных археологии и палеоантропологии. Генетические исследования немногочисленны, а результаты некоторых из них ставят под сомнение реальность «африканского бутылочного горлышка». Еще в 2012 г. появилась работа, в которой показано, что наблюдаемые паттерны генетического разнообразия современного человека вполне можно объяснить и не прибегая к этой гипотезе. Уточненные данные, включая вновь проведенную калибровку молекулярных часов, привели ученых к выводу, что численность африканских популяций человека современного типа в позднем плейстоцене могла составлять от 120 000 до 350 000 особей единовременно. Очень немного по современным меркам, но совсем не похоже на вид, стоящий одной ногой в могиле. Была построена демографическая модель для доисторического человечества, в которой никаких «бутылочных горлышек» и «вулканических апокалипсисов» вовсе не предполагается[236].
Споры продолжаются, каждый год появляется новая информация, старые гипотезы отбрасываются, выдвигаются новые. Совершенно нормальная ситуация для бурно развивающейся научной дисциплины, которой и является палеоантропология. Несмотря на различия в датировках тех или иных событий и на противоречия между гипотезами и моделями, описывающими путь антропогенеза, есть такие результаты, которые уже вряд ли изменятся. Скажем, если 30 лет назад специалисты еще спорили насчет прародины человечества, то сейчас теория «африканского исхода» стала почти общепринятой. Альтернативная версия, так называемый мультирегионализм, в соответствии с которой наш вид сформировался в нескольких удаленных регионах земного шара, от разных популяций предкового вида Homo erectus, гораздо хуже согласуется с данными палеогеномики.
Все генетическое разнообразие, которое обнаружено в аборигенных человеческих популяциях Евразии, Океании и обеих Америк, специалисты характеризуют как субвыборку из африканского разнообразия, то есть не очень большую долю той изменчивости, которая представлена на Черном континенте. Единственное отличие состоит в том, что в геномах неафриканских народов имеется небольшая примесь архаичных генов, полученная от смешения с неандертальцами и денисовцами[237]. Но и эти скрещивания не сделали нас генетически более разнообразными по сравнению с коренными жителями Африки. Достаточно сказать, что генетические различия между европеоидами и монголоидами меньше, чем различия, выявленные внутри древнейшей из человеческих рас, койсанской. К ней относятся аборигенные народности Африки, сохранившиеся сейчас в основном на юге континента, племена охотников-собирателей, известные как бушмены и готтентоты. Именно представительницам койсанской расы принадлежала митохондриальная ДНК, образовавшая особую, удаленную от всех остальных рас и племен, группу на генеалогическом древе, где впервые появилась «Ева» (см. рис. 11.3). Сейчас уже хорошо известно, что в генетическом отношении койсаны — это самые-самые уникальные люди, значительно отличающиеся от всего остального человечества. Молекулярные часы показывают, что разделение койсанов и «всех остальных» произошло очень давно, между 350 000 и 260 000 лет назад[238].
Но размах генетической изменчивости нашего вида, включая межрасовые отличия, меркнет перед тем, какой обнаружен среди человекообразных обезьян. Например, различия между койсанами и европейцами (или, выражаясь по-линнеевски, между «высокообразованным премьер-министром из Европы и готтентотом с мыса Доброй Надежды») по митохондриальной ДНК оказались гораздо меньше, чем между популяциями шимпанзе из Восточной и Западной Африки. Больше того, различия по митохондриальной ДНК между географически удаленными популяциями шимпанзе гораздо значительнее, чем между современным человеком и неандертальцем. Гориллы и даже бонобо (карликовые шимпанзе) в данном отношении тоже превосходят человека разумного