оков, воплотившихся в ветхозаветном народе.
Так созревает это тело древнееврейского народа. И оно неким образом умирает, когда он только духовное, то, что остается духовным, воспринимает в свою веру, в свое исповедание, как это видно во всем великолепии в описании Маккавеев. Хочется сказать: в этом описании Маккавеев является народ Ветхого Завета как постепенно состарившийся народ, тяготеющий к покою, но сознание вечности человеческой души непосредственно возвещает о себе из сынов Маккавеев. Вечность отдельного выступает перед нами как сознание народа. И теперь, когда тело народа само гибнет, его душа, словно семя, остается в новом образе. Где она, эта душа?
Душа Илии одновременно есть душа ветхозаветного народа, когда она входит в Крестителя, живет в Крестителе. После того, как он был посажен в темницу и обезглавлен Иродом, — что происходит тогда с этой душой? Мы на это уже указали. Эта душа становится самостоятельной, покидает тело, но действует дальше как некая аура. И в область этой ауры вступает Христос Иисус. Где же душа Илии, душа Иоанна Крестителя? Это достаточно ясно обозначено в Евангелии от Марка. Душа Иоанна Крестителя, душа Илии — она становится групповой душой двенадцати учеников; она живет в двенадцати дальше. Это нам очень, очень примечательно изображено (хочется сказать на художественный манер), когда в Евангелии от Марка рассказом о смерти Иоанна Крестителя говорится о том, каковы поучения, так сказать, учительская манера Христа Иисуса в отношении толпы и в отношении отдельных Его учеников. Мы об этом говорили. Но это изменяется, когда душа Илии высвобождается из Иоанна Крестителя, когда она живет дальше как групповая душа в двенадцати учениках. И это обозначено. Ибо с тех пор Христос предъявляет к Своим двенадцати ученикам более высокие требования, чем раньше (перечтите Евангелие от Марка, и вы отчетливо заметите это). Он требует от них, чтобы они понимали более высокое. И весьма замечательно следующее: что такое они, собственно, должны понимать и что же, когда они все-таки не поняли, Он позднее ставит им в упрек. Читайте точно эту книгу! На одну сторону этой вещи я уже указал: речь идет об умножении хлебов, когда Илия пришел к вдове в Сарепте, а когда душа Илии высвободилась из Иоанна Крестителя, снова сообщается об умножении хлебов. Но здесь Христос как раз требует от Своих учеников, что они должны особенно понять смысл этого умножения хлебов. До тех пор Он таких слов им не говорил. Но теперь, когда они должны понять, что за судьба у Иоанна Крестителя после обезглавливания его Иродом, что происходит с пятью хлебами и пятью тысячами людей, когда остатки были собраны в двенадцать корзин и что происходит с семью хлебами и четырьмя тысячами людей, когда оставшееся собрали в семь корзин, — тогда Он им говорит:
«Еще не замечаете вы и не понимаете? Ваши души все еще затуманены?
У вас есть глаза — а вы не видите, есть уши — а вы не слышите, и не мыслите о том, что, когда Я пять хлебов преломил для пяти тысяч — сколько полных коробов вы тогда собрали? Они говорят Ему: двенадцать.
А когда потом семь хлебов между четырьмя тысячами — сколько полных корзин вы собрали? Они сказали: семь.
И Он говорит им: «Неужели еще не понимаете?» (8, 17–21).
Он делает им тяжелый упрек, что они то, что содержится в этих откровениях, не понимают. Почему? Потому что Он подразумевает: «Теперь дух Илии освободился, он живет в вас. И вы должны мало-помалу оказаться достойными, чтобы он проник в вашу душу, чтобы вы могли понимать более высокое, чем то, что понимали до сих пор». Когда Христос Иисус говорил к народу, Он говорил в притчах, в образах, потому что эти люди еще образовывали остаток тех, кто прежде видел в сверхчувственном мире в имагинациях, в имагинативных познаниях; так что Он должен был говорить к народу так, как говорили древние ясновидящие. По-сократовски, то есть следуя обычному разуму, Он мог излагать тем, кто как Его ученики происходили из ветхозаветного народа. Он им мог разъяснять притчи, Он мог говорить, обращаясь к новому пониманию, к тому, что стало обычным для человечества после того, как угасло древнее ясновидение. Но благодаря тому, что дух Илии подступил как некая групповая душа к двенадцати, проник в них как общая аура, — тем самым они сделались или, по меньшей мере, могли сделаться ясновидящими в некоем высшем смысле; теперь они могли то, чего не мог достигнуть каждый в отдельности, узреть все двенадцать вместе, просветленные духом Илии-Иоанна. К этому хотел их воспитать Христос.
К чему же хотел Он их воспитать? Что такое, в сущности, весь рассказ об умножении хлебов? Один раз, разделяя пять хлебов на 5000, - остатки наполняют двенадцать корзин; второй раз — семь хлебов на 4000 — остатков семь полных корзин. Да, это была всегда странная вещь для толкователей Библии. Теперь толкователи пришли к согласию между собой, они говорят: «У людей был хлеб с собой, и когда их рассадили рядами, тогда они распаковали его. — Это есть то, что, так сказать, по традиции стоит у тех, кто хочет придерживаться Евангелия. Если принимать вещи таким внешним образом, тогда они низводятся до какой-то внешней драпировки, до внешней церемонии. Тогда неизвестно, зачем все это было рассказано. С другой стороны, нельзя, естественно, думать и о черной магии, хотя действительное наколдовывание большого количества хлеба из пяти или семи хлебов было бы черной магией. Но здесь не может быть речи о черной магии, но также не может иметь место и тот процесс, который кажется особенно правильным филистерам, что люди принесли с собой хлеб и распаковали его. Здесь подразумевается нечто особенное. Я при разборе других Евангелий указывал на это, и в самих Евангелиях достаточно ясно указано на то, в чем здесь дело.
«… И апостолы собрались возле Иисуса и доложили Ему все, что они сделали и чему учили, и Он сказал им: «Соберитесь в отдаленном уединенном месте и'немного отдохните». - (6,30–31).
Это изречение мы должны как следует принять во внимание. Христос Иисус посылает апостолов в некое уединенное место, чтобы они немного отдохнули, а это значит, чтобы они перенеслись в то состояние, в какое приходят, когда уединяются. И что они тогда видят? Что они видят, находясь в некоем другом состоянии? Они приводятся к некоего рода новому ясновидению, в которое они переносятся потому, что на них находит дух Илии-Иоанна. До сих пор Христос разъяснял им притчи, теперь Он дает найти на них новому ясновидению. И что они видят? Они видят во всеобъемлющих картинах развитие человечества, они видят будущее; они видят, как постепенно приближаются к тому, что является импульсом Христа, люди будущего. То, что здесь рассказывается о двукратном умножении хлеба, — в духовном созерцании видели это ученики! Это есть акт ясновидения! И как все акты ясновидения, он проносится мимо, если к нему не привыкли. Поэтому ученики так долго его не понимают.
В целом то, что нас вообще в последующих лекциях постоянно будет все больше занимать (это яснее всего видно из Евангелия от Марка), это то, что рассказы от внешнего чувственного бытия переходят к передаче ясновидческих моментов, и что мы только тогда понимаем Евангелие, когда рассматриваем его с точки зрения духовного исследования. Тут речь идет о времени после обезглавливания Иоанна, когда в силу вступает импульс Христа. Он тогда стоит в мире. На взгляд внешних чувств, сам Христос является, как одинокая личность, которая не может много сделать. В современном смысле обученному ясновидческому взору показывается то время: Христос выступает не только среди тех, кто был тогда в Палестине, но и среди тех, которые появятся во всех следующих поколениях. Все они собираются к Нему, и то, что Он может им дать, это дает Он для тысяч и тысяч. И так видят Его апостолы. Они видят Его так действующим: как с тех пор и через тысячи лет Он духовно посылает импульс во все перспективы будущего, как приходят к Нему эти будущие люди. Это они видят! Это есть процесс, когда они в особенной мере связаны в духе со Христом.
Мы должны особенно принять во внимание то, что, начиная с этого места, спиритуальное начинает проникать во все изложение Евангелия от Марка. Как это своеобразно, и как Евангелие все больше вырастает, если принимать это во внимание, это будет занимать нас в следующих лекциях. А теперь надо обратить внимание на одно. На одну сцену надо указать, которая может быть понята только через духовнонаучный род исследования. Это сцена, которая идет вскоре вслед за описанной.
«… И Иисус и Его ученики вышли в местность близ Кесарии Филипповой; и по дороге спрашивал Он Своих учеников так: «Что люди говорят обо Мне, кто есть Я?
Они же сказали Ему: «Иоанн Креститель, а другие — что Илия, а еще другие — что один из пророков».
И Он спросил их: «А вы, скажите вы, Кто Я?» Петр сказал ему в ответ: «Ты — Христос».
И Он строго воспретил им говорить кому-либо о Нем.
И он начал учить их, что Сын Человеческий много должен пострадать, быть отверженным старейшинами и первосвященниками и книжниками, и претерпеть смерть и в третий день воскреснуть.
И Он говорил с ними совсем открыто об этом. Но Петр, отозвав Его, начал прекословить Ему.
Он же обернулся и, взглянув на своих учеников, выбранил Петра так: «Отойди от Меня, сатана; ты думаешь не о том, что Божие, но о том, что человеческое» (8, 27–33).
Можно сказать: твердый орешек для исследователей Евангелия! Ибо что, собственно, есть в этом месте? В нем все так, что, если не обратиться к спиритуальному исследованию, понять этого нельзя. Христос спрашивает учеников: «Что говорят люди, кто — Я?» — И они отвечают: «Некоторые говорят, что Ты — Иоанн Креститель» Но Иоанн Креститель незадолго перед этим был обезглавлен! А Христос, ведь, уже учил, когда Иоанн еще был. Значит, люди говорят явную бессмыслицу, когда принимают Христа за Крестителя, в то время как Креститель еще был здесь? Если они говорят: Он Илия или один из пророков — это еще сойдет. Но теперь Петр говорит: «Ты — Христос!» Это значит, что он возвещает нечто совершенно великое, что могло сказать только самое святое в нем, в Петре. А немногими/строками дальше Христос ему говорит: «Отойди от Меня, скатана, ты говоришь не о том7что надлежит Богу, а только людям». Можно ли поверить, что после того, как Петр сказал такие великие вещи, Христос его так бранит, называя сатаной? Или — как можно понять, когда пред тем сказано: «Он строго воспретил им, чтобы они никому не говорили об этом». Итак, это значит: никому не