После великого монолога Бога — беседа, беседа втроем. Какое чудесное драматическое развитие! Евангелия везде полны такими художественными нарастаниями; величественно скомпонованы эти Евангелия. После того, как мы внимали монологу Бога, следует беседа троих. И какая беседа! Прежде всего мы видим по сторонам Христа Иисуса Илию и Моисея. Что означено нам Илией и Моисеем? фигура Моисея вам достаточно знакома также и с той оккультной стороны, с которой мы часто ее освещали. Мы знаем, что всемирно-исторической мудростью был избран переход от древних времен ко времени Мистерии Голгофы окольным путем через Моисея. Мы знаем из рассмотрений Евангелия от Луки, что в том Иисусе, о котором особенно говорит Евангелие от Матфея, собственно в мальчике Иисусе надо видеть перевоплощенного Заратустру. Но мы знаем также, что этот Заратустра в отношении того, что было при нем и в нем, позаботился о том, чтобы это его позднейшее появление было подготовлено. Я часто упоминал о том, что эфирное тело За-ратустры посредством особых оккультных процессов было им сложено с себя и потом перешло к Моисею, так что в Моисее действовали силы эфирного тела Заратустры. Так имеем мы — когда Илия и Моисей поставлены рядом с Христом Иисусом — в Моисее те силы, которые переводят от древних форм культуры к тому, что во Христе Иисусе и в Мистерии Голгофы должно было быть дано человечеству.
Но также и в другой форме имеем мы в Моисее переходную фигуру. Мы знаем, что Моисей имел в себе не только эфирное тело Заратустры, благодаря которому он несет в себе мудрость Заратустры, которая может затем в нем проявиться. Но мы знаем, что Моисей был неким образом посвящен в тайны других народов. Особенную сцену посвящения усматриваем мы во встрече Моисея с мадиамским жрецом Иофором; об этом сказано в Ветхом Завете (Исх. 2, 16–21). Мы уже говорили о том, что там ясно указано, как Моисей приходит к этому одинокому жрецу и узнает не только иудейские тайны посвящения, но также и тайны других народов, и вносит в свое существо, которое получило еще особенное подкрепление тем, что носило в себе эфирное тело Заратустры. Так через Моисея пришли в еврейский народ тайны посвящения всего окружающего мира; он на нижестоящей ступени подготовил то, что должно было произойти через Христа Иисуса. Это было одно течение, которое должно было привести к Мистерии Голгофы.
Вторым было то, которое происходило, как уже указывалось, из того, что более естественным, натуральным образом жило в самом еврейском народе. Моисей был тем, кто к потоку, текущему через поколения от Авраама, Исаака и Иакова, дал присоединиться другому, что было в мире, насколько это было возможно в его время. Но при этом всегда должно было сохраняться то, что так тесно было связано с природой древнееврейского народа. Для чего был избран этот народ? Для того чтобы создать подготовку к тому времени, представление о котором мы попытались сделать наглядным для наших душ, говоря вчера о Греции и, в особенности, об Эмпедокле. Мы тем самым указали на время, когда у людей исчезли древние способности ясновидения, когда они потеряли способность взирать в спиритуальный мир, и взамен появилась способность суждения, которая свойственна «Я», когда выступает само на себя указующее «Я».
Привить этому «Я» то, что может быть привито ему из природного существа человека через его кровную организацию, — для этого был избран древнееврейский народ. В этом народе должно было быть изжито все то, что может быть изжито через физическую организацию человеческого существа. С физической организацией человека связана интеллектуальность. Из физической организации древнееврейского народа должно было быть почерпнуто то, что могло питать те способности, которые связаны с интеллектуальностью. Другие народы давали, так сказать, просвечивать в земную организацию тому, что приходило из посвящения, — значит, извне. То, что могло возникнуть благодаря самой человеческой природе из кровных связей, — это должно было возникнуть из кровных связей внутри древнееврейского народа. Поэтому так строго держались того, чтобы кровная связь была непрерывна и чтобы каждый нес в себе способности, которые передаются через кровь со времен Авраама, Исаака и Иакова. «Я» привязано к крови и должно быть через кровь древнееврейского народа привито его организации, а это может быть осуществлено только через наследственность.
Я уже указывал на то, что обозначено в Ветхом Завете принесением в жертву Исаака Авраамом и воспрепятствованием этому жертвоприношению: что именно этот народ был избран Божеством в дар человечеству и что этим человечеству дан внешний физический сосуд для начала «Я». Что этот физический сосуд дан Божеством человечеству в древнем еврейском народе, обозначено тем, что Авраам готов принести своего сына в жертву. Но с Исааком Авраам пожертвовал бы той организацией, которая должна была дать физическую основу для интеллектуальности и с этим для начала «Я». Он получает его назад и вместе с этим — всю организацию обратно в дар от Бога. В этом грандиозность этой отдачи Исаака обратно (Быт. 22, 1-19). Таким образом мы обозначили то, что как духовное течение выступает, с одной стороны, в сцене Преображения, в имагинации Моисея. — Все, что именно через еврейский народ, как орудие, должно течь к деянию Мистерии Голгофы. А что в имагинации в Илии? Тут надежно приведено в связь то, как целостность Божественного откровения, живущего в еврейском народе, соединяется с тем, что совершается через Мистерию Голгофы. В 4-й книге Моисея, в 25-й главе, представлено, как Израиль был соблазнен на идолослужение, но был спасен одним человеком. Благодаря решительности одного человека происходит то, что израильтяне, люди древнееврейского народа, не были полностью вовлечены в идолослужение. Кто этот человек? Это — тот, о котором в 4-й книге Моисея рассказывается, что он имел силу выступить перед древнееврейским народом, которому угрожала опасность подпасть влиянию окружающих народов и предаться идолослужению: он выступил за Бога, явленного через Моисея. Сильная душа! Это выступление за Бога обычно передается в немецком переводе словом «рвение», но это рвение мыслится не в дурном смысле, но означает просто — «с силой вмешаться». Там мы читаем у Моисея (Чис.,25,10–12):
«И Господь говорил с Моисеем и сказал:
Финеас, сын Елеазара, сына Аарона-священника, отвратил гнев мой от детей Израиля, возревновав обо Мне, и Я не истребил детей Израиля в ревности Моей. Посему скажи: «Вот, Я дал ему Мой Завет мира».
Так сказал Яхве Моисею. Мы имеем как раз в этом месте также и согласно древнееврейскому тайноучению нечто исключительно важное, и новое оккультное исследование подтверждает это. Мы знаем, что от Аарона исходит ряд тех, которые представляют высшее священство в древнем Израиле и в которых продолжает жить эссенция того, что было дано человечеству через еврейский народ. В том пункте мировой истории, на который там указывается, — указывается согласно древнееврейскому тайноучению и новейшему оккультному исследованию — ни на что меньшее, как на то, что Яхве сообщил Моисею, что Он в лице Финеаса, сына Елеазара, был сыном Аарона, то есть, в лице внука Аарона, который за Него выступил и который с Ним связан, передает еврейскому народу особенного священнослужителя. И это тайноучение и новейшее оккультное исследование гласят о том, что в теле Финеаса жила та же душа, которая позднее выступила в Илии. Так мы имеем ведущую вперед линию, которую мы в некоторых пунктах уже наметили. Во внуке Аарона имеем мы душу, интересующую нас: там она действует в Финеасе. Потом мы имеем ее в Илии-Наботе, потом — в Иоанне Крестителе, и мы знаем, как она совершает свой дальнейший путь через эволюцию человечества. — Эта душа является нам в имагинации по одну сторону, а по другую сторону — душа самого Моисея.
Так видим мы при Преображении на горе воистину то, что там сливается вместе. Сливается вместе спиритуальность всего земного развития: то, что через еврейскую кровь возносится в своей эссенции в левитстве, ибо это душа Финеаса, сына Елеазара, внука Аарона стоит перед нами, и стоит перед нами Моисей, а посередине стоит перед нами Свершитель Мистерии Голгофы. Как сливаются эти силы, как сливаются эти спири-туальные духовные течения — вот что должно было выступить в имагинативном познании перед тремя посвящаемыми учениками: Петром, Иаковом и Иоанном. И если вчера я пытался представить вам зов, который из Греции звучит в Палестину, и отзвук, который оттуда звучит в ответ, то это было больше, чем выхолощенные иллюстрации фактов. Это должно было подготовить к великой всемирно-исторической беседе, которая действительно и произошла. Ученики Петр, Иаков и Иоанн должны были быть посвящены в то, что эти три души, явившиеся при Преображении, из которых одна принадлежит ветхозаветному народу, другая несет в себе то многое, что мы знаем о душе Моисея, в то время как третья связывает себя как Космическое Божество с Землей, — совещались между собой. Это должны были узреть ученики.
Мы знаем, что это не могло сразу войти в их сердца, что они не сразу поняли то, чему внимают. Но так бывает со многим, что переживается на оккультном поприще: переживают имагинативно, но не понимают и, может быть, поймут только в следующей инкарнации. Но понимают тем лучше, чем больше наше собственное понимание приспособлено к тому, что сперва было ясновидчески воспринято. Однако мы можем чувствовать: вверху, на горе, три мировые Силы, а внизу — трое, которые должны быть посвящены в великие космические тайны. Из всех этих вещей может для нашей души проистечь ощущение: как Евангелие, если мы верно понимаем его, — если именно драматическому возрастанию, художественной композиции Евангелия, которая везде есть выражение оккультных фактов, даем верно воздействовать на себя, — указывает на великий поворот, который наступил ко времени Мистерии Голгофы.
Евангелие говорит, и это может быть разъяснено оккультным исследованием, очень, очень отчетливым языком. Дело в том, чтобы люди научились все больше понимать, что в отношении отдельных моментов Евангелия действительно надо знать, о чем идет речь, — что особенно важно в том или в другом месте. Тогда только попадут в точку, которая для той или другой притчи, для того или другого эпизода особенно важна. И курьезно, что в отношении самых важных вещей в Евангелиях общепринятые теологические или философские объяснения всегда исходят, собственно, из той удивите