го отныне далее развивающегося дерева, которое должно приносить плоды во все грядущие века.
ДЕВЯТАЯ ЛЕКЦИЯ Базель, 23 сентября 1912 г
В этих лекциях снова было указано на то, что в будущем произойдет некоторый переворот в отношении людей к Евангелиям. Он произойдет потому, что научатся видеть в Евангелиях глубоко художественное, художественно-композиционное произведение, научатся в верном свете видеть оккультные основы изображенных в Евангелиях мировых исторических импульсов только если будут исходить из художественно-композиционного в Евангелиях. По существу, и в этом отношении Евангельская литература и Евангельское искусство входят во весь исторический ход развития человечества, на что мы в отношении некоторых пунктов и указали в эти дни.
Мы указывали на те одинокие личности в Греции, которые по-настоящему чувствовали в своей душе угасание, постепенное исчезновение древнего ясновидения и взамен этого получали то, из чего должно было выработаться «Я» человека, нынешнее сознание: абстрактная понятийность, абстрактные представления. Мы можем указать еще на нечто другое, а именно, что неким образом как раз в греческой культуре явлено нечто вроде завершения культуры человечества — словно пункт, до которого эта культура человечества дошла, чтобы с другого пункта возгореться дальше. Это есть греческое искусство. Отчего это происходит, что не только во время Возрождения в Европе люди всей душой искали «страну греков», то есть страну красоты, и видели в чудесной выработке человеческой формы идеал человеческого развития, но также и в современное классическое время умы, подобные Гете, всей душой искали эту «страну греков», то есть страну прекрасной формы? Это происходит оттого, что в Греции действительно красота, которая в непосредственном виде гласит во внешней форме, нашла известное завершение, завершение в некоторой высшей точке.
Внутренняя завершенность в форме — это есть то, что встречает нас в греческой красоте, в греческом искусстве. В композиционном решении произведений греческого искусства сразу же безусловно видно то, что должно быть дано посредством этой композиции. Это выступает перед глазами; это полностью находится в чувственном бытии. В том и величие греческого искусства, что оно полностью выступило во внешнем явлении. Можно сказать: искусство Евангелия показывает некое новое начало — начало, которое до сих пор не понято в достаточной мере. Это есть внутренняя композиция, внутреннее переплетение художественных нитей, которые в то же время являются оккультными нитями, — особенно в Евангелиях. Поэтому речь идет о том, о чем мы сказали и что акцентировали вчера: усмотреть везде тот основной момент, который при изложении, в каком-либо эпизоде, принят во внимание.
Именно в Евангелии от Марка выступает не столько в его дословном тексте, сколько во всем тоне изложения то, что можно определить как главное: здесь Христос представлен как космическое, как одновременно земное и сверхземное явление, а Мистерия Голгофы — одновременно как земное и сверхземное событие. Но акцентируется еще и нечто другое, и здесь выступает нечто тонко художественное — в особенности к концу Евангелия от Марка. Подчеркнуто: здесь космический Импульс внес Свет в земные обстоятельства. Земным существам, земным людям надо было принести свое понимание навстречу этому Импульсу. Пожалуй, нигде так сильно, как в Евангелии от Марка, не обозначено, что для понимания того Света, который тогда проник из космоса в земное бытие, нужен, в сущности, весь остаток земной эволюции, — что это понимание никак не было возможно в то время, когда непосредственно совершалась Мистерия Голгофы. И факт отсутствия тогда надлежащего понимания, тот факт, что понимание тогда впервые получило первое побуждение, и что оно только мало-помалу сможет взойти в ходе дальнейшего развития человечества, — это как раз в художественно-композиционном строе Евангелия от Марка показано совершенно чудесным образом. Мы проследим это тонкое художественно-композиционное, если спросим, каким могло быть понимание, какого рода понимание могло быть принесено навстречу Мистерии Голгофы в тогдашнее время.
В сущности, тогда было возможно троякое понимание. Оно могло исходить из трех факторов. Во-первых, — от тех, кто были ближайшими избранными учениками Христа Иисуса. Они ведь выступают перед нами везде в Евангелии как те, кого Господь Сам избрал и которым Он многое доверил для высшего понимания бытия. От них мы можем ожидать наивысшего понимания Мистерии Голгофы. Какого же понимания можем мы от них ожидать? Это тонко вкомпоновано в Евангелии от Марка — чем ближе приходим мы к его концу. Что эти избранные ученики могли иметь более высокое понимание, чем руководители ветхозаветного народа, — на это нам очень ясно указано, если мы везде будем искать тот пункт, в котором все дело.
Так вы находите разговор, который Христос Иисус вел с саддукеями (12, 18–27). Этот разговор касается прежде всего бессмертия души. Если принимать Евангелие поверхностно, не легко придти к пониманию того, почему там есть разговор с саддукеями, этот разговор о бессмертии, а затем странная речь саддукеев, которые говорят: могло бы случиться, что из семи братьев один женился; он умирает, и вдова его переходит в качестве жены ко второму брату, и т. д. — к одному за другим; она была женой всех семи братьев, и после всех умерла и эта женщина. И вот, — не понимали саддукеи, — если есть бессмертие, как должны будут эти семь братьев относиться к этой их жене в духовной жизни. Это есть известное возражение саддукеев, которое приводилось не только во времена Мистерии Голгофы, но и во многих современных книгах как возражение против бессмертия. Это доказывает, что также и ныне в кругах тех, кто пишет такие книги, еще нет полного понимания этой вещи. Зачем же этот разговор? Если мы углубимся в него, то обнаруживается из ответа, который дает Христос Иисус, что все души после смерти становятся небесными существами и что между существами надземного мира не заключаются браки, и не имеет никакого значения, если бы и случилось такое, о чем говорят саддукеи. Такие отношения суть чисто земные и не имеют значения для внеземного. Другими словами: Христос Иисус говорит о внеземных условиях, которые привлекаются, когда это нужно для понимания внеземной жизни. значения для внеземного. Другими словами: Христос Иисус говорит о внеземных условиях, которые привлекаются, когда это нужно для понимания внеземной жизни.
Но еще другой разговор находим мы, когда все более подходим к концу Евангелия от Марка. Там спрашивают Христа Иисуса о браке (10, 1-12). Происходит разговор между Христом Иисусом и еврейскими книжниками о том, как это по закону Моисея возможно отпускать жену по разводному письму. Когда Христос отвечает: «Да, этот закон дал вам Моисей, потому что ваши сердца жестки и вам такое установление нужно», — то в чем здесь дело? — Дело в том, что теперь Он обо всем говорит совсем иначе: теперь Он говорит о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной так, как они были до того, как в человеческую эволюцию вошел соблазн через люциферические силы. Это значит, что Он говорит о чем-то космическом, о чем-то сверхземном; Он поворачивает вопрос к сверхземному. Все дело в том, что Христос Иисус разговоры о том, что относится к чувственному бытию, выводит за пределы обыкновенной земной эволюции. Главное в том, что Он уже в этом показывает: Он приносит сверхземные, космические отношения вместе со Своим появлением на Земле и говорит с земными существами об этих космических отношениях.
На кого мы можем надеяться, от кого можем, так сказать, требовать, чтобы речи Христа Иисуса о космических отношениях были лучше всего поняты? — От тех, которых Он избрал как Своих учеников. Итак, мы можем сказать, что первый род понимания мы можем охарактеризовать следующим образом: избранные ученики Христа Иисуса могли бы так понять Мистерию Голгофы, чтобы постичь сверхземное, космическое значение этого всемирно-исторического факта. Этого мы могли ожидать от учеников, которых Он избрал.
Понимание второго рода, которое можно было ожидать, какое могло прийти от руководителей древнееврейского народа, от первосвященников, от верховных судей, от знатоков Писания — словом, от тех, кто знает историческую эволюцию ветхозаветного народа. Что можно было бы от них требовать? Евангелие ясно показывает: с них не спрашивают понимания космических взаимоотношений Христа Иисуса, но от них ожидается понимание того, что Христос Иисус пришел к древнееврейскому народу и вошел Своей индивидуальностью в кровь этого народа, родился в этом народе — что Он есть сын дома Давидова, что Он внутренне связан с сущностью того, что вместе с Давидом вошло в еврейский народ. Этим нам указано на второй род понимания — на это меньшее понимание. Что Христос Иисус имел посланничество, которое означает высшую точку посланничества всего еврейского народа, — это чудесным образом показано ближе к концу Евангелия от Марка, когда все больше и больше указывается на то, что мы имеем дело с Сыном Давида (заметьте, как тонко художественно-композиционно это выступает). В то время как от учеников требуется понимание посланничества космического Героя, — от тех, которые причисляют себя к еврейскому народу, требуется понимание того, что пришло завершение посланничества Давида. Это второе. Еврейский народ должен был понять, что могло прийти и завершение, и новое обретение его собственной миссии. А откуда должен был прийти третий род понимания? И притом еще меньшего? Замечательно, как тонко художественно-композиционно это выступает в Евангелии от Марка. Здесь требуется еще меньшее, и это меньшее требуется от римлян. Прочтите в конце Евангелия от Марка, когда Христос Иисус выдан первосвященникам, что тогда произошло? — Я говорю сейчас только о Евангелии от Марка! Еще первосвященники спрашивают Христа Иисуса — хочет ли Он говорить о «Христе», хочет ли Он признать себя Христом, к чему они смогут придраться, ибо Он будет говорить о Своем космическом посланничестве; или о том, что Он потомок рода Давидова. Что же предосудительно для Пилата? Только то, что Христос Иисус должен фигурировать как «царь иудеев» (15, 1-15). Евреи должны были понять, что Он представляет Собой вершину их собственного развития. Римляне должны были понять, что Он что-то означает Собой внутри развития еврейского народа — не в