ле в Карлсруэ.
Если так рассматривать эти вещи, то обнаруживается действительно великая разница между тем, что, хочет передать Евангелие от Марка, и тем, что теперь во многих случаях из этого хотят сделать. Кто Евангелие, и в особенности Евангелие от Марка, понимает, — так понимает, что то, что там изображено, ощущает, чувствует в его художественном построении и сообразно его глубокому содержанию, — у такого человека это чувствование становится реальным внутренним фактом, тем реальным внутренним фактом, который во всяком случае должен быть, если хотят обрести отношение ко Христу Иисусу. Душа уже должна хотя бы немного отдаться проникнутому чувствованием и ощущением переживанию: как мои ближние, люди, которые тогда окружали Сына Человеческого и должны были бы узреть в Нем себя, в своем высшем идеале — как они были охвачены заблуждением!
Если кто-либо является вполне человеком нашего материалистического времени, а особенно, если он является «просвещенным» монистом (хочется сказать — разделяющим монистическое суеверие), тогда у него вырывается такое замечание, которое теперь можно часто читать или слышать: «Еще ни один человек не мог ответить на то, почему существование таково, как оно есть? Почему испытываем мы страдания? Ни Будда, ни Христос, ни Сократ, ни Джордано Бруно не могли поднять ни краешка этой завесы!» Мы слышим это повторяющимся в бесчисленных вариациях. Такие люди, которые это пишут, не замечают, что они считают себя гораздо выше Будды, Христа, Сократа и т. д., и что они все понимают в этом смысле. И как бы это могло быть иначе в такое время, когда каждый приват-доцент лучше всех понимает вещи, совершившиеся в ходе истории, и о которых каждый приват-доцент пишет свои книги, какие он должен написать в профессиональном порядке!
Могло бы показаться, что эти вещи высказываются только из желания подвергнуть критике наше время. Нет! Это не так. Но эти вещи должны выступить перед нашей душой, ибо только благодаря тому, что мы даем им выступить перед нашей душой, мы как-то постигаем ту дистанцию, которая лежит между ними и такими грандиозными величинами, как Евангелия, как, например, Евангелие от Марка. Ни по какой другой причине, кроме как по причине того, что люди так медленно поднимаются до их высоты, их все снова и снова ложно истолковывают и представляют людям в крайне искаженных образах. А Евангелия велики во всех своих частностях, и каждая их частность учит чему-то особенному.
Так мы можем еще многому научиться из последней главы Евангелия от Марка. Конечно, мне долго пришлось бы еще говорить, чтобы исчерпать все великие идеи Маркова Евангелия. Но одна подробность, стоящая прямо в начале шестнадцатой главы, показывает нам, сколь глубоко автор этого Евангелия проник в тайны бытия. Он знал, как человечество спустилось со своей былой духовной высоты и впало в материализм; он знал, как мало доросла человеческая способность понимания до постижения существа человека, и как мало люди во время Мистерии Голгофы были склонны понять то, что тогда произошло.
Вспомните о том, что я часто излагал в отношении «женского» и «мужского»; что женский элемент — не как индивидуальность, не как отдельная женщина, а как «женское» начало — не совсем спустился на физический план, в то время как «мужское» начало — опять-таки не как отдельная индивидуальность, не как существо в данной инкарнации, а как «мужское» начало — переступило через эту черту; так что в действительности истинная человечность лежит между мужчиной и женщиной. Поэтому человек как таковой в своих отдельных воплощениях меняет пол. И вот дело обстоит так, что женщина как таковая благодаря иному строению своего мозга, благодаря тому, что она может иначе пользоваться своим мозгом, оказывается в состоянии легче схватывать спиритуальные идеи.
Наоборот, мужчина больше приспособлен к тому (как раз благодаря организации его внешней физической телесности), чтобы больше вдумываться в материализм, ибо, если выразиться грубо, его мозг тверже. Женский мозг — мягче, не так упрям, не так отвердел в себе (говорится это не об отдельных личностях, потому что часто на женском теле сидит очень упрямая голова, не говоря уже о противоположном случае). Но, в общем, это так, что женским мозгом легче пользоваться, если дело идет о понимании чего-то особенного и если к тому имеется добрая воля. Поэтому автор Евангелия от Марка предоставляет женщинам первым приблизиться, когда свершилась Мистерия Голгофы.
«И когда прошла суббота, Мария Магдалина, и Мария — дочь Иакова, и Соломея купили благовония, чтобы идти помазать Его» (16,1).
И сперва им является «юноша», то есть космический Христос, и только потом ученикам-мужчинам. До таких частностей композиции и содержания доходит истинный оккультизм, истинная духовная наука, как это имеет место в Евангелиях — в особенности в могучем Евангелии от Марка.
Если мы так чувствуем то, что гласит нам из Евангелий, и даем себя побуждать тому, что нами так чувствуется и ощущается, то лишь благодаря этому находим мы путь к Мистерии Голгофы. И тогда больше не существует вопроса: подлинны ли эти Евангелия во внешне-историческом смысле или же нет? Это можно предоставить исследовать тем, кто ничего в этих вещах не понимает. Тем же, кто через духовную науку поднимаются к ощущению и пониманию Евангелий, будет постепенно становиться ясно, что Евангелия вовсе и не хотят быть прежде всего «историческими» документами, но что они суть такие провозвестия, которые вливаются в наши души. И если они проливают в наши души свои импульсы, тогда души захватываются (не нуждаясь в документах) тем, что они чувствуют и переживают, когда направляют взор на Мистерию Голгофы, причем, они тогда видят, как человеческое понимание, человеческое знание и человеческое познание оказались гораздо ниже Существа человека — как они оплевали и распяли это Существо, Которое они должны были бы почитать, при мудром само познании, как свой самый высший идеал. И тогда из этого ощущения изойдет высокая сила, чтобы подняться к тому, что благодаря этому идеалу Голгофы сияет и светит всем тем, кто хочет ощутить, хочет это воспринять. Ибо то, что Земля связана с духовными мирами, люди в реальности постигнут только если поймут то, что Христос как духовная Реальность, как космическая Сущность жил в теле Иисуса из Назарета; если они поймут, что все те, кто были в мире руководителями человечества, были только предпосланы Христом как Его предтечи, как те, которые должны были подготовить Ему пути для того, чтобы Он мог быть узнан, понят людьми; однако в момент, когда совершалась Мистерия Голгофы, вся эта подготовка принесла мало пользы, потому что в решающий момент отказало ведь все! Но все больше и больше будет наступать время, когда люди станут понимать не только Мистерию Голгофы, но и другие события, которые группируются вокруг нее и при помощи которых также и Мистерия Голгофы может быть все больше и больше понята.
Покамест на европейские народы могут, пожалуй, смотреть косо, — потому что они делают не так, как многие другие народы, которые признают истинным только «свое» вероисповедание, которое исходит от «их» нации или расы, как мы это видим, например, в Индии, где признается только то, что исходит от собственной крови. В теософских кругах часто говорят о признании всех религий, о равенстве их, тогда как в действительности хотят проталкивать только свою собственную и смотрят на нее, как на единственную религию мудрости. Европейцы не могут этого делать, потому что ни один европейский народ не имеет теперь своего национального Божества, как-либо выросшего на его собственной почве, как имеют их азиатские народы. Христос Иисус принадлежит Азии, и европейские народы приняли Его, дали Ему на себя воздействовать. В принятии Христа Иисуса нет никакого эгоизма, и было бы полным искажением фактов, если бы хотели сравнить то, каким образом говорят европейцы о Христе Иисусе с тем, как говорят другие народы о своих национальных Божествах, например, китайцы — о своем Конфуции или индусы — о Кришне и Будде.
О Христе Иисусе можно вполне говорить с точки зрения объективной истории. Эта история не имеет тут дела ни с чем другим, как только с великим призывом к самопознанию человека, которое так основательно было искажено, превращено в свою полную противоположность, когда происходила Мистерия Голгофы. Но через эту Мистерию Голгофы человечеству была дана возможность получить Импульс, чтобы прийти к самому себе, тогда как в те времена все отказало человечеству, как мы это видели в отношении Мистерии Голгофы — все познание, все внешнее познание. Итак, в будущем, верно понимая друг друга, все религии мира станут постепенно взаимодействовать, чтобы то, что заложено в Мистерии Голгофы, понять и сделать человечеству доступным.
Когда однажды в будущем увидят, что, говоря о Христе Иисусе, имеют дело не с эгоистическим вероисповеданием, но с тем, что как исторический факт эволюции человечества равным образом может понять и принять каждое вероисповедание, только тогда все религии придут к постижению того зерна мудрости и истины, что есть во всех религиях. И та мера, в какой духовную науку еще не приемлют в истинном смысле, — это та же самая мера, в какой еще отклоняют истинное понимание Мистерии Голгофы. Ибо мера понимания духовной науки дана в той мере понимания, какую человек имеет в отношении Мистерии Голгофы. Так, христианин, который обратился к духовной науке, может, собственно, добиться взаимного понимания со всеми людьми мира. И если в безграничном высокомерии (какое, впрочем, можно назвать вполне понятным и оправданным) представители других религиозных систем говорят: «У вас, христиан, есть только одно-единственное воплощение Бога; мы же можем засвидетельствовать многие, так что мы имеем то же, что и вы, только в гораздо большей мере!», то христианин не должен бы отвечать прозелитизмом за Христа Иисуса, ибо тем самым он показал бы, что не понимает Мистерии Голгофы. Христианин с правом может фактически сказать (в том числе тем, кто указует на многочисленные инкаркации основателя своей религии): «Конечно. Но все те, кто имели много инкарнаций, не могли все же совершить Мистерию Голгофы. И пусть поищут это, как оно представлено в христианстве, в какой-либо другой религии!»