КОМАНДОР ТЕБЕ НЕ ТОВАРИЩ, А ВОЖДЬ, УЧИТЕЛЬ И ДРУГ
Затем Командор повелели провести рекогносцировку местности, а также половой обстановки, сами лично возглавив при этом Широкие Массы.
Ровно в сколько-то часов и сколько-то минут по Гринвичу Командор появились перед простыми массами простых советских горожан.
Кратко, но выразительно обрисовав моральное и физическое состояние армии после злоупотреблений молоком и автостопом, Командор торжественно объявили: "Считать день банным!" Как всегда, Они точно угадали настроение Широких Масс, яростно скребших все свои члены вот уже на протяжении двух суток.
По прошествии улицы вступили на знойный асфальт площадей. Стояла тропическая жара. Стояли также деревянные торговые ряды, в один из столбов которых был сиротливо воткнут умилительный старинный фонарь. Он не горел, хотя на улице было светло - упущение всё того же горкомхоза. В центре рядов помещались пища телесная и духовная, слева же и справа было заколочено. Насупротив бывший Божий храм служил автобусной кассой - неисповедимы пути Господни! Туда и направили стопы Командор, дабы беседой с аборигенами пополнить свои и без того исчерпывающие географические познания.
Облюбовав двух старцев, один из которых при дальнейшем изучении оказался пьян, а другой - глух, Командор приступили к сбору анамнеза. От счастья общаться с Командором аборигены оробели и стали дружным хором давать противоречивые показания. В то время, как пьяный утверждал, что Николо-Берёзовец не существует вообще, глухой опровергал его, настойчиво тыча грязным перстом на запад, где по рассказам его прадеда чего-то вроде когда-то было. В оживлённую эту беседу включились пожилые аборигенки, и вскоре в воздухе стало густо от указующих перстов, уставленных в разные стороны света, включая области, находившиеся вне пределов родного нашего отечества. Первоначальные же старики, проведя между собой добровольную очную ставку на общественных началах, изменили прежние свои показания и вещали теперь уже единодушно, что в Николо-Берёзовец нужно ехать через Оглоблино.
Командор просветлели ликом и, порешив, что общение с народом состоялось, дали приказ к отходу. Но тут выступил Демагог и обернувшись к Широким Массам своим псевдонародным обличьем, произнес на псевдонародном наречии: - А знамо ли вам, братцы, что тое Оглоблино, хучь по святому рас-писанию, хучь по карте, хучь как зенки ни таращь, а всё выходит не в ту степь, а на Верхний Берёзовец?! Куды нас ведуть, братцы?! - И рванув на себе рубаху (зелёную, с Командорского плечика), истошно возопил: - Братцы народ! Очкнись!! Души гадов, довольно попили нашей кровушки!!!
Широкие Массы, одурманенные словами мерзавца, загалдели, заорали, заулюлюкали: - Бей их! К стенке золотопогонников! Сам езжай в Оглоблино! Даёшь Николо-Берёзовец!
Но тут Командор шагнули вперёд и сурово воскликнули: - Неблагодарные! Так вы отвечаете на нашу Командорскую заботу? Так ведёте вы себя перед лицом нашего великого народа в лице аборигенов из автобусной кассы? Горе вам, пресыщенные ныне! Ибо восплачете и возрыдаете.
Расталкивая Широкие Массы, выскочил вперёд Начфин. Он оттеснил Демагога и заорал: - Опомнимся, братцы! Жара нас помутила, злоба ядовитая попутала! Покаемся, братцы!
И толпа, как один, включая раскаявшегося Демагога, рухнула на колени.
Так железная воля Командора с помощью верного Начфина погасила в зародыше опасный второй мятеж Демагога.
ЛУЧШЕ ДВА РАЗА РОЖАТЬ,
ЧЕМ КОМАНДОРУ ВОЗРАЖАТЬ.
По асфальтированной улице вышли мы к центральному Рождественскому собору с музеем Невельского в нём. Напротив - двухэтажная столовая,
- Потом, - твёрдо сказали Командор. Ш.М. понуро отвернул голодные глаза. Даже Демагог, и тот промолчал. Ждала баня.
То и дело справляясь в своей феноменальной памяти, а также у местного населения почище, - где баня? - Командор вывели нас на берег реки, к невзрачному деревянному строению. Из дверей его то и дело выскакивали полуголые мужики, по которым стекали крупные капли нетрудового пота.
-Она! - удовлетворённо возгласили Командор.
В Широких Массах прошло некое шевеление, раздались отдельные жидкие крики "Ура!" и даже один слабый голос, - кажется, Демагога - прокричал: "Да здравствует Командор!"
Сдав в окошечко кассы четырнадцать копеек и все прочие ценности, мы вошли в храм чистоты, сопровождаемые одноглазым жрецом в набедренной повязке и жреческом сером в белых яблоках стерильном хитоне. Святилище было заполнено увечными аборигенами. Стоял густой портяночный дух парной. Задорно звенели шайки. В алтаре сверкали желтизной размочаленные доски купальных лавок. Обнажённый Командор, мерно покачивая детородным органом, объявили ритуал открытым. Скребясь на ходу всеми двадцатью пальцами и подвывая, Ш.М. ринулся в парную, увлекаемый грязным Демагогом. Начфин, весь в потных разводах пыли, но с интеллигентными чертами фигуры, топтался у дверей парной, то с тоской поглядывая на беспечного Ш.М., то преданно и умильно заглядывая в залепленные мыльной пеной вежды Командора. Последний, не разлепляя оных, милостиво кивнули. Начфин радостно всхрапнул и бросился головой вперёд в тяжёлые клубы пара, из которых вскоре послышались его стоны вперемешку с чваканием веника.
Завершив первичное омовение членов, Командор развернули свёрток с грязным бельём в намерении постирать. Но один из увечных аборигенов, возмущённо тряся грыжей, издал укоризненный мат. На крик Грыжи явился жрец и громко возопил. Командор, достирывавшие первый платок, с достоинством свернули остальные вещи. Ш.М. в стороне окатывал себя холодной водой и жеребячьи гоготал.
Одевшись, вышли на травку. Посреди неё стоял буфет. Посредством личного обаяния Командор извлекли из него две бутылки тёплого лимонада. В тени буфета лежала тишина. Легли и Командор. Ш.М., взяв свёрток белья, отправился на поиски стирального места. За углом бани он обнаружил прачечную на общественных началах. Выстирав в лохани общее бельё, Ш.М. застал Командора спящими рядом с разложенными как на выставке личными ценностями, как-то часы, деньги и прочее. На крик Ш.М. Командор открыли глаза и объяснили, что Они отнюдь не спят, а разрабатывают дальнейшую диспозицию. Храпят же Они от удовлетворения собственной чистотой.
Приняв от Ш.М. бельё, Командор лично развесили его по округе и разрешили Ш.М. почивать. Попутно Они сообщили Широким Массам о своих сомнениях касательно Николо-Берёзовца.
Командор высказывались в том плане, что, мол, не похерить ли оный вообще, учитывая затерянность его в костромских лесах. - А может, того Берёзовца и вовсе не было? - задумчиво закончили Командор.
Широкие Массы в целом внимали Командору сочувственно, тогда как Демагог, дотирая руки, озлобленно выкрикивал: - Никаких им послаблений, этим трудягам! Все, как один, за Командором в Берёзовец! Даёшь Ильинскую церковь, и никаких гвоздей! - Хотя, как известно, насчёт того, якобы деревянные церкви строятся без гвоздей, это явная демагогия. Командор пресекли всех и повелели трубить сбор на потребление калорий.
Пройдя вдоль реки и санаторного пляжа, лишенного, как отметили Командор, каких-либо достопримечательностей с надлежащими формами, вышли в район столовой. Пробило шесть склянок. Ещё несколько было пробито раньше - осколки валялись в парке у входа. Подойдя, взошли в зало.
Принимая калории, Командор рассеянно поглядывали на окрестные столики на предмет оборудования небольшого передвижного гаремчика, однако вокруг обнаруживались одни лишь гомополые особи в процессе мирного распития дешёвого разливного вина. Откушав, Командор вышли в прохладу парка, где уселись на скамейку в окружении преданных учеников. Игнорируя призывные взгляды дефилировавших мимо аборигенок, Командор вступили в оживлённую беседу с Широкими Массами. Беседа состояла из монолога Командора и междометий Ш.М. Затаив дыхание, вкушали Широкие Массы увлекательный рассказ Командора об Их Командорской жизни. Лесоповалы в Белоруссии, на Костромщине и сибирских землях, легендарные подвиги народных силачей, пьянки и побоища, первые скáчки Командора на автомашине, первые самостоятельные экспедиции в дебрях столицы - рассказ Командора затмил "Одиссею" и "Энеиду", взятые вместе.
Смеркалось. Крупные звёзды высыпали на синем фоне неба. Толпы аборигенок, бросив последние безнадёжные взгляды на Командора, в тоске удалилась в кинотеатр. Увлечённые рассказом, Командор и Широкие Массы медленно шествовали по улицам уютного Солигалича. Пересекли реку Кострому по горбатому и широкому деревянному мосту и вышли в Заречную сторону, к валам древней крепости. Отсюда с необычайной живописностью рисовались на фоне неба, притихших деревьев и городской панорамы чёткие силуэты трёх солигаличских колоколен - изящных, удлинённых в талии, строгих и стройных. Вместе они образовывали три расставленные в пространстве вертикали, стремительно прорезáвшие горизонтальный пейзаж деревянного города. Можно было лишь сожалеть, что уничтожена четвёртая вертикаль системы - колокольня Успенского собора в бывшем Кремле. Стоит ли упоминать, что заодно был уничтожен и сам собор? "Опиум, опиум... Сапожищем топаем", - сказал наш Поэт.
Неслышно несла свои воды Кострома. Медленно проплыла под мост лодка с двумя феминами - то солигаличские красавицы, отчаявшись взять Командора осадой с суши, перешли к штурму с воды. Командор посуровели ликом и скомандовали отступление на зимние квартиры. Вриосекс всё пытался задержать Вождя, ссылаясь на недомогание в области сфинктора ануса, в просторечии именуемого геморроем. Стеная и хныча, он плёлся нарочито медленно, тем самым подставляя Командора явно обозначившийся опасности. Но не таковы были Командор! Уверенно вывели Они потрёпанные, но всё же части к дому номер 15 по улице Свободы, где и захлопнули за собой калитку.
В доме всё спало, а также были открыты окна. Хозяйка исчезла согласно диспозиции, оставив в наследство ватное одеяло. Подстелив его под спальники, все легли.