Карцо не в первый раз приехал к яномани: он и раньше бывал у них, чтобы посоветоваться с их шаманами насчет лесных и речных демонов. И насчет наркотических снадобий, которые они жевали, чтобы увидеть, как души умерших бродят во мраке. И насчет дьявольских способностей Бога-Ягуара, и насчет ядовитых пауков и ночных птиц. Здешние злые силы были очень похожи на те, которые экзорцист выслеживал в «мире без деревьев». Сходство было так велико, что иногда Карцо применял заклинания и напитки яномани для изгнания своих противников — демонов.
Именно шаманы сообщили в пернамбукскую миссию, что у девочки-подростка из их племени проявляются признаки высшего одержания. Это была принцесса народа яномани, и звали ее Малуна. Когда луна пошла на ущерб, голос и тело Малуны начали изменяться.
За несколько дней до этого лес поразила странная болезнь, от которой портилась вода в родниках и умирали звери. Воины яномани, которые возвращались с границы земель своего народа, сообщали, что на стволах огромных деревьев появилась какая-то сероватая тошнотворная гниль, разъедающая, словно проказа, кору растительных великанов и отравляющая их сок.
Потом болезнь перешла на обезьян и птиц. Их окаменевшие трупы стали падать с деревьев. После этого у беременных женщин племени начались выкидыши. Шаманам пришлось хоронить уродливые маленькие трупы, извергнутые раньше срока больными утробами этих женщин. Именно в это время принцесса Малуна стала превращаться и громко выкрикивать омерзительные слова на языке миссионеров. Тогда шаманы пошли предупредить белых отцов, что в лес проникли неизвестные демоны и принесли с собой великое зло, от которого страдает «мир без деревьев».
63
— Проснитесь, ваше преподобие!
Отец Альфонсо Карцо, обливаясь потом, открывает глаза и видит над собой красное лицо отца Аламеды, настоятеля миссии. Карцо чувствует запах его дыхания и морщится: опять Аламеда глушил свой страх пальмовым вином. Экзорцист снова закрывает глаза, и у него вырывается тяжелый вздох обессилевшего человека. Каждая клетка его тела умоляет его не вставать, просит снова уснуть и спать до самой смерти. Карцо уже готов поддаться этому сладкому соблазну, но большие руки отца Аламеды снова встряхивают его.
— Отец, вы должны бороться! Это Зверь насылает на вас сон.
Отец Карцо с огромным трудом снова открывает глаза и поворачивается лицом к стене хижины. Углы разошлись, и стена, по сути дела, стоит отдельно от остальной постройки. Мрак за стеной светлеет. Туман, наползающий с реки Рио-Негро, затопил поляну, на которой стоят здания миссии — бревенчатая часовня и ряд саманных хижин. Ни лечебницы, ни врача, ни электрогенератора, ни даже противомоскитной сетки. Колючий куст райского сада — вот что такое эта миссия Сан-Хоакин.
Отец Карцо с трудом садится в гамаке и прислушивается. Обычно перед рассветом просыпаются попугаи и обезьяны-ревуны и как по команде начинают в глубине леса свой концерт. Но сейчас, сколько отец Карцо ни напрягает слух, он слышит только тишину.
Экзорцист встает и окунает ладони в тазик с теплой водой, которую поставил перед ним Аламеда. Когда он ополаскивает лицо, вода кажется ему сухой. Ласковое прикосновение этой воды, которая когда-то так хорошо успокаивала его, теперь уже не может смыть оцепенение с его сонного мозга.
Отец Карцо вытирается подкладкой своей рясы, и Аламеда подает ему корзинку с фруктами. Карцо рассматривает ее содержимое — четвертушки папайи и диких ананасов, с которых миссионер срезал верхний слой до самой мякоти, чтобы снять слой серой гнили, которая покрывает все. Карцо откусывает немного от волокнистой дольки и без удовольствия жует безвкусный кусок. Похоже, что здешние плоды, раньше такие сочные, сейчас так же, как вода, утратили свою суть. Лес умирает.
64
Отец Карцо осматривает жалкое литургическое оружие, которое он привез с собой для приближающегося сражения: четки, флягу с водой из Фатимы и свою книгу экзорциста. Потом он идет вслед за отцом Аламедой среди безлюдных построек миссии. У подножия огромных деревьев, на громадном кладбище из ветвей и мха, по-прежнему темно и пропитанный запахами земли и гнили воздух остается неподвижным. Никакой ветерок не шевелит ветки. Даже треск листьев под сандалиями почти не нарушает величавой тишины леса.
В большинстве хижин, мимо которых проходят два монаха, лежат в гамаках распухшие трупы. Позы мертвецов ясно указывают, что смерть была мгновенной. Полусумасшедший алкоголик Аламеда — единственный, кто выжил.
Вдруг Карцо показалось, что лес мгновенно высох у него на глазах. Густая серая плесень, которой было поражено его сердце, теперь достигла границ миссии, и лианы, когда-то увешанные плодами, теперь походили на канаты. Почва тоже изменила цвет, и свет, проникавший вниз через кроны деревьев, мгновенно потускнел. Два монаха как будто перешли невидимую границу. Карцо поднял руки и загородил глаза ладонями. Все вокруг него, от кончиков пальцев до бледной зелени кустов, приобрело тот пепельный цвет, в который окрашен лес.
— Это здесь.
Взглянув в направлении, которое указывает Аламеда, отец Карцо обнаруживает, что дорога заканчивается на гребне отвесного утеса. У подножия этой каменной стены видно отверстие — вход в храм, сохранившийся с доколумбовых времен. Крыльцо храма загорожено растительностью, и потому многочисленные поколения исследователей не заметили его. Деревья вокруг самого здания выглядят так, словно обгорели до сердцевины, а земля под ними превратилась в пыль, словно много дней ее сжигал огромный пожар.
Карцо прищуривается и замечает, что вход в храм дополнен стенкой из камней, скрепленных раствором из высушенного ила и соломы. Два столба, на которые опирается крыльцо, вырезаны в виде фигур очень древних богов — Кецалькоатля, бога леса, и Тлачока, повелителя дождей. Первый из них — восьмой владыка дней, а второй — девятый властелин ночей. Это ацтекский храм! Сердце Карцо начинает биться сильнее.
— Что там такое, отец Аламеда?
Начальник миссии не решается встретиться глазами со взглядом экзорциста и разглядывает завитки тумана, которые вылетают из входа. Когда ласковый голос Карцо снова окликает миссионера, тот начинает дрожать всем телом.
— Когда вы в последний раз видели одержимую?
— Неделю назад.
— Тогда она уже начала превращаться?
Миссионер хохочет так, что у Карцо кровь стынет в жилах.
— «Превращаться?» Это слабо сказано, отец! Неделю назад ее ноги согнулись, словно лапы, а лицо стало похоже на…
— На что, Аламеда? На что оно было похоже?
— На летучую мышь, отец Карцо. Вы представляете это себе? Мерзкая летучая мышь!
— Успокойтесь, Аламеда.
— Как я могу успокоиться? — спрашивает в ответ миссионер и сжимает плечи Карцо с такой силой, что экзорцист морщится от боли. — Посмотрим, сможете ли вы сами остаться спокойным, когда войдете в храм. Когда я увидел это существо, я описался от страха, как девчонка, и мои яйца втянулись в живот.
— Оно с вами говорило? — спрашивает Карцо.
Аламеда, кажется, окаменел от страха. Карцо повторяет:
— Это существо говорило с вами?
— Оно спросило меня, что я пришел искать в этих местах. О господи! Если бы вы слышали, каким голосом оно задало этот вопрос!
— Что вы ему ответили?
— Я… не могу вспомнить… По-моему… Нет, я не помню.
— Это существо прикоснулось к вам?
— Не знаю…
Карцо хватает его за воротник:
— Ну же, Аламеда! Да или нет? Оно вас коснулось?
— Оно вдохнуло в себя мою душу, Карцо. Существо показало мне то, чего я никогда не должен был бы видеть, и погасило огонь, который горел во мне.
— Что оно вам показало?
— Скоро вы узнаете это, отец. Ох! Существо скоро проглотит вашу душу, и тогда вы узнаете это.
Карцо выпускает из рук сутану Аламеды, зажигает факел и переступает порог храма. Внутри так холодно, что выдохнутый им воздух мгновенно сгущается в пар. Согревая пальцы собственным дыханием, Карцо делает первые шаги по каменному коридору, который с легким уклоном уходит в темноту. Когда он преодолевает несколько метров, струя ледяного воздуха доносит до него крик Аламеды, фигура которого застыла, словно черная тень, в проеме входа.
— Бог в Аду, Карцо! — громко кричит миссионер. — Он командует демонами, он командует проклятыми душами, он командует призраками, которые блуждают во мраке! Вот что я увидел, когда существо коснулось меня! Все — ложь. Все, что нам говорили, ложь. Они лгали нам, Карцо! И мне, и вам тоже!
Эхо этого прерывающегося голоса долго катилось по недрам земли. Потом вокруг отца Карцо снова стало тихо. В этой тишине он продолжал идти вперед, высоко держа в руке свой факел.
65
Мария Паркс смотрит через затемненные стекла лимузина ФБР на проносящиеся мимо улицы Бостона. Толпа на сероватых тротуарах движется быстро: люди спешат укрыться от холодного как лед дождя. Его капли стучат по ветровому стеклу лимузина.
— Куда мы едем?
Ответа нет. Паркс оборачивается и при свете потолочной лампы видит лицо директора ФБР Стюарта Кроссмана. Это бледное осунувшееся лицо человека, который редко выходит на солнечный свет. Рост у него средний, ладони изящные, черты лица тонкие — ничего общего с теми атлетами, которых обычно берут к себе на службу федералы. Но достаточно всего один раз встретиться с ним глазами, чтобы забыть про его рост. От взгляда очень черных круглых глаз Кроссмана кровь леденеет в жилах. Сейчас к его уху прикреплен миниатюрный магнитофон: Кроссман слушает аудиозапись протокола вскрытия Калеба. Он отвечает так тихо, что Марии кажется, будто он говорит сам с собой:
— В аэропорт. Самолет компании «Юнайтед» вылетает в Денвер через двадцать минут.
— Что я, по-вашему, буду делать в Колорадо в это время года — фотографировать лавины?
Стюарт Кроссман открыл папку, пробежал глазами несколько строчек лежащего в ней дела и опустил холодный взгляд на Марию: