Конечно, в последние годы армию переоснастили, вложили большие деньги, но я никак не думала, что настолько большие. Как-то не по чину маленькой воинской части иметь свой летающий госпиталь. Да и зачем?
— Ай-яй-яй, — неожиданно раздался за моей спиной добродушный бас. — И кто же это тут без спроса по объекту шляется? Военную технику разглядывает? Дисциплину нарушает?
Я повернулась. Передо мной стоял плотный мужичок средних лет с моими лодочками в руке. Летчик?
— Ваша машина? — спросила я.
— Моя.
Достав удостоверение военной прокуратуры (да, есть у меня и такое, взяла именно для подобных случаев), я потребовала журнал полетов.
— Хм? — летчик недоуменно поднял брови.
— Прокурорская проверка, — коротко ответила я.
Разбирать каракули в журнале было непросто. Я открыла последнюю заполненную страницу и начала отлистывать назад.
— Что вы ищите? — не вытерпел он. — Скажите, я покажу.
— А вы сами как думаете? Что я могу искать? Что тут у вас недавно произошло? — в моем голосе появилась типично казенная сварливость.
— Так бы сразу и сказали, — погрустнел летчик. Сунув мне мои туфли, он забрал журнал и быстро нашел нужную запись.
— Пожалуйста. У меня все заполнено. Вот первый вылет — 14:45, четверг, осмотрены квадраты 21, 22, 23, — он потыкал толстым пальцем в первую запись на странице. — Вот перерыв для отдыха и дозаправки, затем квадраты 23, 24, 25, — палец опустился ниже. — Вот ночные вылеты. Все по регламенту.
Летчик перевернул страницу.
— Пятница. Утренний вылет 7:20, в 9:45 в квадрате 23 взяли объект на борт. У меня все в полном ажуре.
— Взяли объект на борт? — не поняла я. — Какой объект?
Летчик тоже непонимающе уставился на меня. Постепенно удивление в его взгляде сменилось подозрительностью.
— Жалоба на вас, — нашлась я. — Вы уверены, что взяли того, кого нужно?
— Не знаю, кого им нужно, — хмуро пробурчал летчик. — Кто по лесам бегал, того и взяли. А как звать — нам не говорят. У нас все по номерам.
Он ткнул пальцем в шестизначный номер в журнале:
— Номер видите? Вот его и взяли. Сам Бродский в машине был, он пацана осматривал и в порядок приводил — два раза дефибриллятор включали. Он и сдавал парня в лабораторию, он и с Верховским объяснялся. Мое дело сутки над лесом полетать, объект на борт принять, и в лабораторию Верховскому отвезти.
Лабораторию?
Я вообще перестала понимать, что здесь происходит. Или к Андрею Крылову все это не имеет никакого отношения, или его переправили в какую-то лабораторию. Как говорится, одно из двух. Но зачем тогда часть объявила его в розыск как беглеца?
— Журнал я изымаю, — решительно заявила я, засовывая журнал в сумку. — Без возражений.
Летчик сначала дернулся, но, пожав плечами, отступил.
Повидать доктора Бродского теперь я жаждала с большей силой. Решительно спрыгнув на землю — и как только каблуки не сломала — я зашагала в сторону медпункта.
В тесной приемной пожилая медсестра листала светский журнал и пила чай. На подоконнике бубнил радиоприемник, рассказывая новости, которые в последнее время становились все хуже и хуже. Как будто, триллер или хоррор зачитывали по радио. В Тихом океане бушевал очередной ураган, Австралии досаждали пожары, в Африке выпал снег, очередной (который по счету за последний месяц?) банкир выбросился с энного этажа, член королевской семьи схватил передоз, а начальник управления военной разведки США застрелился, поведав перед этим демаршем о приближении конца света.
Я поздоровалась.
— Приема нет, доктор сегодня в городе, — не отрывая глаз от журнала, скороговоркой процедила сестра.
Банальность вырвалась сама собой:
— Вы и с больными столь же вежливы или только с проверяющими из прокуратуры?
Помахав удостоверением перед ее носом, я велела открыть все помещения.
— Доктора нет, я без него не могу, — залопотала тетка.
Тогда я, выцепив взглядом связку ключей, самовольно сорвала ее с гвоздя.
— Нельзя! Ты что творишь! — заорала медсестра, вскакивая со стула.
Но я с таким ожесточением глянула на нее, что она осеклась на половине слова.
Хозяйство оказалось небольшим, но любопытным. Лазарет на шесть коек, ныне пустой, изолятор, процедурная и буфет меня не заинтересовали, помещение со сложной медицинской аппаратурой вызвало лишь удивление, зато в кабинете с надписью «Бродский В.В.» я зависла надолго. Здесь меня ждало много интересного, и, прежде всего, шкаф с медицинскими картами.
Как оказалось, на всех медицинских картах был проставлен шестизначный индекс. Я нашла номер, записанный в полетном журнале, и достала нужную папку. Как я и предполагала, это была карта Андрея Крылова.
Первая страница показалась мне знакомой. Точно! Ее копия лежала в розовой папке в моем личном сейфе.
Я пролистала страницы. В начале шли результаты анализов: кровь, давление, кардиограмма, энцефалограмма, еще какие-то не знакомые мне медицинские параметры. Не время сейчас разбираться. Дальше были собраны результаты тестов — непонятная аббревиатура, циферки, значочки-закорючечки. Завершало всю эту китайскую грамоту пространное заключение доктора Бродского. Я быстро пробежала его глазами, но мало что поняла. Ладно, оставим его на потом, когда будет возможность.
Я перевернула последний лист. И вот тут глаза мои полезли на лоб. Это был акт приема-передачи, иначе и не скажешь. Вверху страницы под пятничной датой красовалась размашистая надпись «переведен в ЦМСЧ 77», за ней следовало краткое «сдал» за подписью Бродского В.В. и не менее краткое «принял», под которым стояла загогулина с расшифровкой «д.м.н. полковник Верховский».
Наугад я вытащила из шкафа несколько карт и быстро их пролистала. Везде то же самое. По мере того, как докторские каракули превращались для меня в осмысленный текст, передо мной вставала ужасающая картина: местный эскулап действительно тестировал новобранцев и вел отбор. Только он вовсе не собирался помочь ребятам преодолевать тяготы службы. Наоборот, он отбирал потенциальных кандидатов для травли и издевательств, которых затем тройка садистов Бабай, Дед и Кусок доводили до финиша — побега.
Но зачем? Что за бесчеловечный эксперимент он здесь ставил?
Мои размышления прервал звонок Ганича. Наш гений справился с моим заданием — сравнил данные по побегам в этой воинской части со средним значением по стране. Как я и предполагала, здесь беглецов было намного больше. Ганич назвал фамилии сбежавших за последний год. Я вывалила на стол все бумаги доктора и нашла нужные документы. Как и в случае с Андреем, все бедолаги были пойманы на вторые сутки побега и переведены в ЦМСЧ 77. Однако медицинские заключения у этих ребят не были похожи на записи в карте Крылова: в отличие от них Андрея Бродский считал абсолютно бесперспективным для дальнейшей разработки. Так вот, видимо, что означал тот вопрос и надпись «проверить» на листке в деле Андрея.
Ну что ж, одной загадкой стало меньше.
Я выжимала из машины под сотню километров. Высокие деревья по обеим сторонам шоссе слились в сплошную зеленую стену, и я чувствовала себя гончей, несущейся по следу в бесконечном зеленом коридоре. Нетерпение гнало меня вперед — ответы были близки, нужно лишь протянуть руку, вернее, доехать. Подгоняло меня и удовлетворенное самолюбие — кто в результате оказался прав? Я! Мысленно я погладила себя по голове. Шеф ищет Андрея в городе, а я найду его там, где никто не ожидает. Только бы найти живым!
ЦМСЧ 77 в узких кругах носила название Санатория и находилась в полутора часах езды от воинской части. Об этом мне рассказал вездесущий Ганич. От него я узнала и историю Санатория, которая отсчитывалась со времен Николая II. Тогда это заведение было больницей для высшего командного состава и русской аристократии. В советский период здесь поправляли здоровье заслуженные революционеры и важные советские чиновники. Поговаривали, что попасть в Санаторий было сложнее, чем в знаменитую Кремлевскую больницу, а результаты лечения намного превосходили результаты «Кремлевки» и выглядели просто фантастическими.
Долгие годы эта чудо-больница наряду с космической медициной и Ленинским Мавзолеем находилась в ведении секретного 3-го Главного управления Минздрава, эстафету от которого перехватило не менее секретное Федеральное медико-биологическое агентство.
В свое время в ЦМСЧ 77 лечились Сталин, Хрущев, Андропов. Здесь не раз вытаскивали с того света Брежнева, и если бы не мастерство местных чародеев, то эпоха Ельцина закончилась бы на несколько лет раньше. Да и цветущий не по годам вид Путина — тоже заслуга врачей Санатория, а вовсе не молодой любовницы и пластических хирургов, как думают обыватели. Иногда в Санаторий удавалось попасть лидерам других стран, а вот на какие услуги и уступки для нашего государства они ради этого шли, история умалчивает. В отличие от советских времен в наши дни многое решали деньги. Поэтому сейчас в Санатории можно было встретить олигархов, криминальных авторитетов и обласканных властями артистов.
Доктор медицинских наук Константин Верховский действительно значился в списках сотрудников ЦМСЧ 77 и был личностью сколь любопытной, столь же и засекреченной. Даже Ганичу потребовалось время, чтобы найти нужную информацию. Но дороги до Санатория ему вполне хватило, чтобы я знала о Верховском все. Или почти все.
Родился в Москве в семье научных работников. Мать — биохимик, отец — физик, но более примечателен был дед — профессор нейрофизиологии, стоявший у истоков этой науки, который и привил внуку интерес к медицине. Окончил Первый Московский медицинский институт, лечебный факультет, интернатура и аспирантура там же. Практически сразу после окончания аспирантуры защитил кандидатскую диссертацию по нейрофизиологии, длинное и сложное название которой мне мало что сказало. Через восемь лет — докторская, тема которой была засекречена настолько, что даже наш гений опустил руки. «Я, конечно, рано или поздно найду этот диссер, но стоит ли он таких усилий?» — пробурчал Ленид.