– Нет, Витя, лучше на нейтральной территории, не готов я к домашним встречам. Да и не поговоришь при жене по душам.
– Хорошо, – не без колебаний согласился Виктор Михайлович. – Тогда подъезжай к гостинице «Космос», прямо к центральному входу, посидим в их ресторане «Млечный Путь», кухня там очень даже приличная.
– Буду через тридцать-сорок минут.
Петрачков повесил трубку, а Курыло еще с минуту сидел, улыбаясь, приятно удивленный звонком старого приятеля, вспоминал прошлые встречи, знакомства, атмосферу мечты и подъема, царившую в СССР вопреки стараниям его поводырей, затем вызвал секретаря:
– Костя, я через полчаса встречаюсь с другом юности в «Космосе», так что можешь быть свободен. Завтра буду не раньше двенадцати, у меня деловая встреча утром с одним из спонсоров. Савагову об этом знать не обязательно.
– Понял, Виктор Михайлович, – кивнул секретарь. – Жену предупредили, что задерживаетесь?
– Позвоню позже.
Курыло собрал в портфель бумаги, которые хотел изучить дома, вышел из кабинета, приветливо кивнул телохранителю; сегодня дежурил Николай, сменщик Антона Громова, молодой, жилистый, с приятной внешностью.
– Коля, проводишь меня до гостиницы «Космос» и можешь ехать по своим делам.
– Но я обязан сопровождать вас до квартиры, – возразил телохранитель извиняющимся тоном.
– Я встречаюсь с приятелем, он и проводит меня до дома. Все будет в порядке, не беспокойся.
– Ну, если вы уверены…
– Разумеется. Нельзя же все время прятаться за чью-то спину, от судьбы, как известно, не спрячешься.
Без двадцати минут девять Виктор Михайлович встретил у гостиницы старого приятеля, полысевшего, располневшего, но энергичного и не потерявшего живого блеска в глазах. Они обнялись, похлопывая друг друга по спине и плечам. Одновременно отодвинулись, критически разглядывая друг друга, засмеялись.
– Располнел, однако, клен ты мой опавший, – покачал головой Виктор Михайлович. – Волосы потерял. А ведь какой стройный был, спортсмен, грива львиная…
– Да и ты, я гляжу, потерял форму, – не обиделся Олег Борисович. – Рожу наел, поседел, животик вон выглядывает. А ведь тоже в волейбол играл когда-то.
– Было дело. – Виктор Михайлович оглянулся на телохранителя. – Все, Коля, отдыхай. До завтра.
Телохранитель нерешительно помялся, потом пробормотал «до свидания» и пошел прочь, оглядываясь. Он не был уверен, что поступает правильно.
– Кто это, секретарь? – поинтересовался Петрачков.
– Нет, телохранитель.
– Вот даже как? Тебя охраняют как VIP-персону?
– Есть тут один доброжелатель, желающий убрать меня с дороги, вот и приходится защищаться. Пошли расскажу.
Через четверть часа они сидели за отдельным столиком ресторана «Млечный Путь», заказали ужин и предались воспоминаниям, переживая удивительное чувство единения с прошлым. Виктор Михайлович рассказал о своей жизни, о семье, поделился рабочими заботами. Потом настала очередь Олега Борисовича.
– Не поверишь, – начал он, поглощая вторую порцию грибного кокота, – не могу истратить пятьдесят миллионов!
– Рублей?
– Долларов, дорогой, долларов!
Курыло с веселым недоумением посмотрел на приятеля. Тот засмеялся.
– Честное слово! И не смотри на меня как на сумасшедшего. Я действительно готов вложить большие деньги в ноу-хау, но не могу найти надежную фирму.
– Вложи в ВВЦ. Гарантирую хорошую прибыль, хотя и не сразу.
Олег Борисович погрозил собеседнику пальцем.
– Все так говорят, и я готов потерпеть ради результата, но дело в том, что я хочу вложить деньги не в банковские операции и не в торговлю, а в научные разработки и производство. Понимаешь? И не могу найти надежных партнеров! Владельцами заводов, газет и пароходов все чаще становятся в наше время случайные люди. Или темные. И к тому же бездари. Получив заводы, почти никто из них не сумел развить и расширить производство, ради чего и замышлялась приватизация, зато они успешно разваливают производство и разворовывают не ими созданное.
– Неужели все так пессимистично?
– Можно подумать, ты этого не видишь. Капиталы, нажитые нашими доморощенными плутократами, сплошь дутые, спекулятивные. Вспомни хотя бы недоброй памяти деятельность Бориса Абрамыча и Анатолия Борисыча. Они сумели хапнуть миллиарды, но не создали главного – производства! А таких – большинство, и в этом трагедия страны. Подлинные богатства создаются не спекуляцией, мой друг, не перераспределением уже созданных ценностей, а прямым созиданием – новыми изобретениями и воплощением их в жизнь.
– Ты так горячо говоришь – прямо как патриот, – с любопытством посмотрел Виктор Михайлович на раскрасневшегося приятеля. – Это случайно не тема для диссертации?
Петрачков покачал головой с виноватой улыбкой.
– Я действительно патриот России. А диссер я защитил давно, так что перед тобой сидит доктор экономических наук.
– И чем же занимается доктор? Откуда у него пятьдесят миллионов долларов? Одолжил бы парочку.
– Эх, Витя, все так реагируют на мои слова, а чтобы предложить дело…
– Извини, я пошутил.
– Да я не обижаюсь. Мало кто понимает, что происходит в России в действительности. Мы становимся сырьевым придатком развитых государств Европы и Америки, отстойником радиоактивных материалов и химической дряни, хотя по потенциалу высочайших и приоритетных технологий могли бы стать первыми в мире!
– Чем же ты занимаешься? Не в Счетной ли палате работаешь?
– Не в Счетной, Витя. Я председатель венчурного фонда «Третье тысячелетие».
– Что это еще за фонд? Впервые слышу.
– Венчурный – от английского слова venture – риск. Два года назад несколько наших отечественных бизнесменов скинулись и основали фонд, а я стал его президентом. И теперь мы ищем потребителей новых научных идей и инженерных разработок.
– С ума сошли? Это же авантюра!
– Ничуть не бывало, трезвый расчет. Во всем мире доход венчурных фирм составляет двадцать-тридцать процентов, в то время как у автомобильных гигантов – не более двух! Конечно, из огромного количества научно-технических проектов важно выбрать ту «курицу», которая способна принести золотые яйца. Ошибаться нельзя. Но мы пока еще ни разу не ошиблись.
– Молодцы, – хмыкнул скептически настроенный Курыло. – Что же вам удалось подобрать? Какое «золотое яйцо»?
– Да хотя бы щукинское «летающее блюдце». Слышал о таком конструкторе? Он изобрел принципиально новый летательный аппарат, намного более экономичный, грузоподъемный и безопасный, чем существующие лайнеры. Нам удалось найти фирму, согласную запустить идею в производство. А как тебе удобрение из медленно растворяющегося стекла?
– Будет тебе!
– Я не шучу, Витя. Такое «стеклянное» удобрение способно несколько лет подпитывать почву и не смывается в реки. И подобных изобретений множество, только вот заинтересовать чиновников – великая проблема! Знаешь, какая самая страшная болезнь нашего российского чиновничества?
– Мздоимство?
– Идиотизм! Никто из чиновников, в том числе и в высших эшелонах власти, не понимает, что только мы сами, вложив деньги в перспективные направления науки и техники, можем выйти на передовые позиции в мире.
– А может быть, это не непонимание, а целенаправленный процесс?
Олег Борисович с удивлением посмотрел на Виктора Михайловича, облизал ложку.
– Под таким углом я эту проблему не рассматривал. У нас на Руси все возможно. Плохо только, что мы как встали на кривые рельсы ошибочного пути, так и катим вперед к пропасти.
– Ну, на ошибочный путь развития Россия вступила еще при Петре I. Он настолько деформировал естественный ход развития Руси, что она так и не смогла его выправить. Западная мещанская культура, а тем более американская – тупик человеческой цивилизации. Путь потребительского общества заканчивается либо экологической катастрофой, либо глобальной войной, либо вырождением, превращением человечества в стадо. Но ты прав, конечно, чиновничья рать усугубляет ситуацию в стране. Я иногда задумываюсь над этим, и мне становится страшно: где выход? Нет выхода!
– Один мудрец сказал: «Безвыходных положений нет. Но есть положения, в которые нет входа»[47].
Виктор Михайлович улыбнулся.
– Демагогия.
– Философия!
– Хрен редьки не слаще.
Они посмотрели друг на друга и засмеялись. Потом Олег Борисович погрустнел.
– Я часто встречаюсь с высшими сановниками, разрешающими ту или иную деятельность, и после очередного отказа спрашиваю каждого: бываете ли вы когда-нибудь недовольны собой? Мелькает ли у вас хотя бы тень сомнения в своей непогрешимости? Возникает ли чувство вины, когда выясняется, что вы нанесли вред государству или конкретному человеку?
– Ну и?..
– Смотрят на меня белыми глазами, как на дурака, и улыбаются самодовольно. И чем выше пост, тем шире улыбка, тем увереннее и откормленнее выглядит чиновник. Недавно встречался в академии с одним мэтром от науки: седой, породистый, чванливый, вальяжный, не говорит, а вещает. Мне всего-то и нужно было его благословение на эксперимент с торсионным генератором, разработанным молодыми физиками в Томске, – не дал!
– А разве торсионные поля не афера? Я слышал, что это лженаука.
– В том-то и загвоздка, что о лженауке говорят именно те, кто должен заниматься наукой, а не защитой своих академических кресел, отвоеванного места под солнцем. Стоит какому-нибудь самородку, гениальному изобретателю или ученому, занятому поиском альтернативных научных направлений, сделать открытие, как сразу на него начинается атака с воем: это лженаука, это антинаучно, существует укоренившаяся парадигма, эти опыты опасны для общества, и так далее, и тому подобное! А потом изобретение или открытие всплывает где-нибудь в Америке! Понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Виктор Михайлович. – Старое всегда боролось с новым и ненавидело тех, кто затрагивает основы благополучного существования апологетов. Все это, конечно, грустно. Давай выпьем за то, чтобы ситуация в корне изменилась и Россия освободилась от всех насилующих ее структур.