з строя. Если в спортивных школах запрещается наносить удары в висок, в горло, по ключицам и ребрам, по почкам и легким, по ушам, в пах, в спину между лопатками и так далее, то есть запрещается поражение жизненно важных точек во избежание травм, то в центрах спецподготовки на это делается основной упор. Противник должен быть выведен из строя как можно быстрее, а что будет с ним потом, никого особенно не волнует: выживет – хорошо, не выживет – на войне как на войне.
Этих парней учили действовать именно так, а виноват ли объект в чем-то или нет, их не заботило: приказ был – обезвредить опасного бандита любым способом, – а приказы положено выполнять и лишь потом задумываться о степени вины подозреваемого человека. Но и Антон хорошо знал особенности организации подобных мероприятий, нередко заканчивающихся гибелью ни в чем не повинных людей, поэтому ответил в той манере, которая была наиболее эффектна и эффективна и на какое-то время обеспечивала ему преимущество. Сдаться же «на милость» ОМОНа в данном случае означало быть зверски избитым или покалеченным, а главное, что Валерию тоже не пощадили бы, и Антон нырнул в «пустоту» боевого транса без колебаний и сомнений.
Омоновец, выворачивавший руку Валерии и уже собиравшийся ударить ее по лицу, вдруг взмыл в воздух и перелетел через парапет набережной вслед за своим напарником. Мордоворот в камуфляже, с трудом поднявшийся после удара по горлу, нарвался на еще один жестокий удар снизу вверх в промежность, а двое верзил, подбегавших с двух сторон к Антону, попали в «петлю турникета», столкнулись друг с другом, и были последовательно добиты ударами ребром ладони по затылку, вылетая из «кучи-малы» боя с тротуара на проезжую часть. Таким образом из десяти омоновцев, десантировавшихся из машин для захвата «опасного преступника», семеро были повержены и не могли продолжить бой уже в течение первой минуты операции, оставшиеся же трое, хотя и соображали туго, все-таки поняли, что происходит нечто не предусмотренное планом, и попытались изменить ход событий. Двое из них набросились на Антона, пустив в дело ножи, а двое зашли ему в тыл, снова угрожая захватить Валерию. Вмешался в схватку и командир группы ОМОНа, сообразивший вызвать подмогу и доставший пистолет.
И в это время в бой вступил Илья Пашин, вывернувшийся из-за спин собравшихся на противоположной стороне улицы зевак.
Он на ходу вырубил шофера «Форда», выцеливающего Антона на манер американских шерифов – с двух рук, пригнувшись, затем отобрал пистолет у командира группы и отшвырнул от Валерии одного из бойцов ОМОНа, так что тот завертелся волчком и грохнулся боком на бордюр. Второй боец, ошалевший от неожиданности, направил на Пашина автомат, но на спусковой крючок нажать не успел: Валерия сняла туфлю и ударила парня в лицо, попадая каблуком прямо в прорезь маски. С воплем тот схватился за глаз, направил ствол автомата в ее сторону, и Антон, освободившийся в этот момент, ударил его по руке и одним движением перебросил через парапет в воду.
На мгновение все замерли.
Шестеро представителей закона в пятнистых комбинезонах лежали на тротуаре и на дороге возле мигающих синими проблесковыми маячками милицейских машин. Трое плавали в реке. Один полз в сторону на четвереньках, скуля от боли. Командир группы захвата тянул из-под ремня еще один пистолет. И, открыв рот, глазели на происходящее с моста и по обе стороны набережной проходившие мимо люди, среди которых Антон вдруг заметил парней в черном, прикрывающих своего босса, депутата Козлового. Правда, он тут же отступил за спины, спрятался в машине, однако его одутловатую, поросшую рыжей щетиной физиономию невозможно было спутать ни с чьей. Антон понял, что депутат исполнил-таки свою угрозу, сообщив в милицию о нападении на «особо важную персону» и обрисовал портрет Громова. Вероятно, депутат имел в ОМОНе друзей, ничем другим объяснить нападение на Антона и Валерию было невозможно.
– Стоять! – сказал Илья, направляя на побелевшего командира группы отобранный у омоновца автомат. – Еще раз повторяю: произошла ошибка. Я Илья Пашин, президент Международной ассоциации Школ выживания. Это мой сотрудник Громов. Давайте разберемся, в чем дело.
– Разбираться будем в другом месте. – Старший лейтенант ожил, воодушевленный звуками сирен: по Крымскому мосту мчалась кавалькада машин с подмогой. – Положите оружие и сдавайтесь!
Илья посмотрел на Антона, на Валерию, придерживающую рукой разорванное платье, кивнул.
– Хорошо, мы согласны. Едем в участок. Только я предварительно позвоню. – Он достал сотовый телефон, набрал номер, подождал ответа и коротко обрисовал кому-то ситуацию. Потом положил автомат на асфальт и взял под руку Валерию.
– Мы готовы.
Командир группы ОМОНа кивнул своим подчиненным, и те окружили троих драчунов, направив на них оружие, но не приближаясь ближе чем на метр. Они еще опасались Антона, способного превращаться в тихий ураган и ломать руки и челюсти. Примчавшимся на помощь товарищам побитых спецназовцев пришлось лишь наблюдать за погрузкой и отправкой пленных, и о том, что здесь произошло, они узнали позже.
Когда Илья понял, что везти их собираются в разных машинах, он оглянулся на командира группы, уже пришедшего в себя и напустившего лихой вид.
– Прошу вас, отправьте нас вместе.
И получил ответ – толчок в спину стволом автомата и ругательство.
– Топай молча, президент! Сейчас ты у нас в отделении кровью умоешься за нападение, еще не то запоешь!
Антон, которого вели под руки двое верзил в камуфляже, услышал фразу главного омоновца, оглянулся было, но получил удар в спину и едва не упал. Покорно шагнул дальше и услышал тихий вскрик Валерии:
– Не трогайте меня, я сама!
Затем послышался мат, возня, сдавленный стон, и Громов, которого уже согнули пополам, чтобы втолкнуть в кабину «Форда», снова вошел в состояние боевого транса с его внутренней «пустотой» – полным отключением от посторонних мыслей и эмоций.
На сей раз он «работал» с гораздо большей скоростью и силой, на пределе возможностей, полностью задействовав весь психофизический резерв и весь арсенал приемов пресечения боя, в том числе предельно жестких, потому что вдруг понял, что останавливаться нельзя: темная сила продолжала влиять на события, контролировала сознание омоновцев и готовила ловушку. Следовало как можно быстрее перехватить инициативу, выявить «контролера» – не господин ли Козловой? – и заставить его отступить. В противном случае ничто не гарантировало пленникам не только умного и справедливого разбирательства инцидента, но и свободы, а возможно, и жизни.
Илья вступил в схватку мгновением позже, но Антон о нем не беспокоился, ощущая его частью себя и зная, что Пашин не подведет. Уровень этого знания превышал возможности нормального человека, однако лишь много времени спустя эффект синхронной оценки ситуации и одинакового понимания плана атаки стал понятен обоим.
В данный же момент они начали обычную по их понятиям воинскую работу в реальных боевых условиях и остановить их не смогло бы, наверное, и более подготовленное подразделение спецназа.
Антон сам нырнул в кабину головой вперед, выбивая ударом кулака садящегося с другой стороны омоновца, вторым движением вывернулся из кабины, «насаживая» на прием еще одного спецназовца, отобрал у него в падении автомат и перекатился через капот машины, сшибая с ног третьего.
Парней, впихивающих в соседний «Форд» Валерию, он буквально «зарубил»: одного – ударом приклада по стриженому мясистому загривку (вояка был без шапочки-маски), другого – «клювом орла» в висок. Выдернул Валерию из машины обратно, заметив ее прикушенную губу и слезы в глазах; она была потрясена обращением стражей порядка чуть ли не до шокового состояния.
В этот момент к ним подскочил Илья – тоже с автоматом в одной руке и ножом в другой. Вдвоем они отбили атаку четверки ОМОНа, отбили жестоко, ломая кисти рук, разбивая носы и челюсти, затем Илья дал очередь в воздух (растущая толпа на прилегающих к месту событий площадках шарахнулась прочь) и, в то время как Антон захватил командира отряда, приставляя к его виску ствол автомата, заорал:
– Всем лечь! Оружие на землю! Командир группы поддержки – ко мне для переговоров!
Среди окруживших их спецназовцев прибывшего отряда произошло замешательство. Стрелять они не могли, рискуя попасть в своих товарищей, а ствол автомата Пашина смотрел на них уверенно и веско. Затем меж пятнистых фигур появилась еще одна, пониже ростом, с майорскими звездочками на плечах. Лицо командира подъехавшей на помощь группы ОМОНа было коричнево-красноватым от загара, светлые глаза смотрели настороженно и внимательно, и думать этот молодой еще мужик умел.
– Возьмите мое удостоверение, – протянул ему зеленую книжечку Илья. – Произошло недоразумение. Думаю, в ближайшем будущем кое-кто из ваших коллег заплатит за это нападение погонами и карьерой. Сейчас сюда приедет начальство, оно и разберется, кто прав, кто виноват. А пока что уберите своих людей, чтобы ни у кого не возникло желания отличиться, мы же с вашим коллегой, – Илья кивнул на бледного до синевы старшего лейтенанта, которого держал Антон, – постоим тут в сторонке, тихонько, никому не мешая.
Майор остро глянул на Пашина, оценивающе – на Громова, на Валерию, и подозвал одного из своих подчиненных:
– Дерюгин, оцепление – десять метров. Очистить проезжую часть, зевак в шею! – Майор отвернулся, достал рацию, что-то сказал и повесил обратно на ремень.
Омоновцы быстро выполнили приказание, часть из них направилась рассеивать растущую толпу, остальные окружили группу Ильи, сверля их глазами, готовые, если придется, применить оружие. Антон ослабил хватку, продолжая удерживать старлея-омоновца в заложниках, посмотрел на Илью и встретил его взгляд, красноречиво говоривший: ну и влипли мы с тобой, мастер! Ответил таким же красноречивым взглядом: мы ни в чем не виноваты!
Солнце село, стало быстро темнеть, зажглись фонари.
Валерия держалась молодцом, но было видно, что она вот-вот разрыдается. Тогда Антон передал старшего лейтенанта Илье и обнял женщину за плечи, чувствуя, как она вздрагивает от нервного озноба. Шепнул: