Находясь при литовском дворе, юный Василий (а ему уже почти исполнилось 15 лет, зрелый возраст для любовного придворного романа, коими славилась западная элита) познакомился с дочерью Витовта — Софьей. А может, его познакомили и даже заранее предупредили: плата за побег — будущая свадьба.
Поговаривают, что между ними случилась любовь. Отчего они были обручены. Немудрено, ведь Софья была девушкой шустрой, совершенно не похожей на ордынских или среднерусских девиц на выданье. Легко скакала верхом на лошади, могла до упаду танцевать на весёлом пиру, наравне с мужчинами охотилась на лесного зверя.
Уже тогда было ясно, что такая женщина способна не просто быть женой, но и управлять в своём будущем доме. Витовту это было на руку. А Василий, давно сам себе не принадлежавший, попавший из заложников в женихи, мечтал только об одном — вернуться, наконец, к родителям, в безопасный отчий дом, в Москву. И был ради этого согласен на всё.
Князья ударили по рукам. Будущая супруга Василия Дмитриевича уже была назначена, выбрана и приготовлена. Оставалось только ждать благословения родителей — Дмитрия Ивановича и Евдокии Дмитриевны. А вот оно-то как раз оказалось камнем преткновения.
Не потому ли и свадьба Василия и Софьи состоялась только после кончины отца Василия — Дмитрия Ивановича?! Опытный политик и полководец, Дмитрий Донской как будто чувствовал, что влечёт за собой этот брак для выстроенной им Руси, и слегка придерживал развитие событий. Ведь великий князь Литовский уже тогда называл себя также и «великим князем всея Руси». И благодаря браку он затем с помощью Василия получит ещё и Смоленск со всеми землями этого княжества, оторвав его от общерусской — Московской — «пуповины».
Но мы забегаем вперёд повествования. Об этом подробнее — чуть позже.
Однако «литовские позывы» на династическое «породнение» с Русью в это время уже проявлялись и даже помимо Василия. Ещё в 1384 году предполагалась свадьба литовского князя Ягайло с одной из дочерей Дмитрия Донского и Евдокии («великому князю Дмитрию Ивановичу дочь свою за него дати, а ему, великому князю Ягайло, быти вь их воле и креститися в православную веру и христианство своё объявите во все люди», — гласит документ). Поразительно, но и тогда фигурировало имя Софьи, правда, другой — из московского семейства. Той самой Софьи, что выйдет потом замуж за одного из сыновей великого князя Рязанского, так как женитьба Ягайло на православной не состоялась.
В результате год спустя наметился брак Ягайло с польской королевой Ядвигой. В 1386 году, когда Василий Дмитриевич бежал из ордынского плена, был подписан акт — знаменитая польско-литовская уния. Ягайло стал королём, принял католическую веру и сыграл свадьбу с Ядвигой. Началась новая, совсем другая страница литовской истории. Восточная Европа и «всея Русь» окончательно раздвоились — на католиков и православных.
Именно в этот самый момент и появился здесь беглец из Орды — Василий, и обручился с Софьей Витовтовной…
Только в 1387 году Дмитрий Донской направит в Полоцк депутацию из старейших бояр московских, чтобы организовать встречу возвращающегося на родину сына. Заложник и беглец, наследник и жених — он въезжал через кремлёвские ворота к себе домой уже зрелым мужем, политиком и совершенно погрязшим в обязательствах и интригах человеком.
До вступления его на великокняжеский престол оставалось всего два лета.
Вторым сыном, как мы уже говорили, был Юрий (Георгий). Он родился в 1374 году, волею судеб в любимом и дорогом Евдокии городе — Переяславле. Причём, в день её рождения.
Более подробно о его судьбе мы расскажем позднее, так как его жизнь окажется весьма важной для раскрытия перипетий дальнейшей биографии самой Евдокии.
Прямо перед отъездом старшего — Василия — в Орду родился его брат Андрей. Это означало, что, кроме княжича Юрия, появился ещё один потенциальный наследник, который может исполнить свой семейный долг при любых обстоятельствах. Крещён он был игуменом Фёдором Симоновским. В будущем Андрей Дмитриевич станет последовательным соратником старшего брата Василия.
Чтобы можно было понять, почему каждый вновь родившийся брат становился не только потенциальным наследником, но и возможным «противником» брата старшего, необходимо разобраться в том, какое наследственное право господствовало тогда на Руси.
То было так называемое «лествичное право». Ещё в Киевской Руси существовал принцип наследования княжеской власти, который позднее и назвали «лествичным». Очень удачно здесь использовалось старинное слово «лествица», означающее «лестница». Словно следуя по ступеням этой княжеской родословной лестницы, менялись правители государства.
Вот как эта лестница власти выглядела в последовательности наследия (речь идёт только об особах, как тогда говорили, «мужескаго» пола):
— по смерти отца правил старший сын;
— по его смерти — братья, причём от старшего — к младшему;
— при их кончине или их отсутствии к власти приходили дети старшего сына (старшего брата);
— при их отсутствии правили дети последующих братьев;
— далее властвовали внуки или правнуки, причём в той же очерёдности.
Частью данного правила было важное положение о том, что потомки, чьи отцы умирали, так и не получив княжеского престола, уже не участвовали в «лествице», то есть окончательно теряли право наследования. Но они не исчезали в многоступенчатой системе государства, получали города и земли в виде уделов, хотя некоторые из таких потомков могли потерять даже свои невеликие владения.
Лествичное право действовало не только на общегосударственном уровне, но и в каждом отдельно взятом уделе. Это был многогранный и особенный закон обустройства жизни, который способствовал обновлению власти и её укреплению. При этом происходили частые переезды князей с их двором и войском из одного княжества в другое.
Немного изменилась традиция после распада Киевской Руси на княжества, особенно после того, как Русь попала в зависимость от Орды. Уже в XIII столетии появляется разновидность лествичного права — удельное княжение без изменения городов и места жительства княжеского двора. Для великого же княжения требовался ярлык от ордынского хана.
При лествичном праве существовала жёсткая система наследования власти, так как удельные князья были ближайшими родственниками великого князя, а это способствовало большему почитанию и уважению их со стороны бояр и простого люда.
Пока Василий был в плену, в семье великого князя Московского появился на свет очередной мальчик. Княгиня Евдокия родила Петра. Крестил его преподобный Сергий Радонежский. Пётр, к счастью, также выживет и сыграет свою роль в будущих княжеских междоусобицах.
Жив тогда ещё был затем рано ушедший из жизни Иван Дмитриевич, которого называли «странным», из-за чего можно предположить, что он, вероятно, родился не очень полноценным в умственном (психологическом) развитии. Возможно, он нуждался в постоянной опеке. Известно также, что он ушёл в монастырь, приняв иноческое имя Иоасаф, и скончался в духовной обители в 1393 году. (Изображение царевича Иоасафа на столбе у алтарной преграды в Успенском соборе на Городке в Звенигороде, созданное преподобным Андреем Рублёвым, видимо, связано с желанием устроителя храма — князя Юрия Дмитриевича — оставить память о брате и его небесном покровителе).
Четырёх дочерей Евдокии звали так: уже упомянутая нами София (с 1387 года — супруга князя Фёдора Ольговича Рязанского), Мария (в 1394 году вышла замуж за князя Семёна Ольгердовича), Анастасия (в 1397 году на ней женился князь Иван Всеволодович Холмский) и Анна (родилась в 1387 или 1388 году, стала позднее женой служившего при Москве литовского князя Юрия Патрикеевича из Гедиминовичей).
Как мы уже говорили, самого младшего сына — Константина — князь Дмитрий Донской увидит только в 1389 году в пелёнках, то есть он всё-таки узнает о его рождении, хотя уже не успеет внести никаких исправлений в своё завещание, связанных с его именем. Потому можно предположить, что последние дни или даже месяцы перед кончиной великий князь находился в некотором болезненном и даже недееспособном состоянии. Княгиня же при этом не только ухаживала за мужем, но и успела родить сына. Не по традиции крестили Константина не духовные лица, как прежних сыновей, а мирские — брат-князь Василий Дмитриевич и жена последнего тысяцкого Вельяминова — Мария. Другие же сыновья уже были приготовлены к тому, что произойдёт некоторое деление наследства и возможны изменения в жизни Русского государства.
Но об этих переменах — рассказ чуть позднее.
Рождение сына Юрия
И согнувшись, бесслёзно молилась
Ей о слепеньком мальчике мать…
Рассказ о детях великой княгини Московской (Владимирской) Евдокии был бы совершенно не полным, если бы мы не включили в него более подробное повествование о рождении её любимого сына — князя Юрия Дмитриевича.
Само рождение младенца было для неё чудесным, да и запомнилось на Руси на многие времена.
Появился на свет Юрий в 1374 году, как мы уже говорили, точно в день святого Георгия, который отмечается и по сей день, — 26 ноября (9 декабря по новому стилю). Ни одно летописное упоминание об этом событии не даёт никаких иных вариантов даты.
К счастью, и место рождения хорошо известно — город Переяславль (ныне — Переславль-Залесский). Почему не Москва, то есть не отчина мужа и не великокняжеские покои?
Да ведь Переяславль для княгини был более родным и близким городом, нежели столица. Здесь прошла её юность.
Появление младенца произошло в необычный год, оно было связано с уникальными обстоятельствами и важнейшими событиями; княгиня была окружена известнейшими людьми, выдающимися деятелями Руси того времени, которые сыграли ключевые роли в нашей истории.
Большинству читателей цифры «1374» ничего не говорят. Они показывают нам конкретный год и в настоящий момент могут быть интересны разве что некоторому количеству специалистов или знатоков.