Во всяком случае Тохтамыш принял решение наказать Москву. И двинулся на запад.
Этого набега на Руси не ожидали. К нему даже всерьёз не готовились. Узнали о появлении ордынцев, когда те уже входили на территорию Московского княжества. Хан «идяше безвестно, внезапну, с умением». Ясно было, что собрать большое войско для отпора за несколько дней было просто невозможно, а тем более такое, как при битве с Мамаем. Что же делать? Просто отдавать ордынскому правителю города, включая столицу?
И надо ли было срочно спасать великокняжескую семью?
Когда стало ясно, что переговоры ни к чему не приведут, князь Дмитрий быстро уехал в Переяславль, а затем в Кострому, чтобы попытаться организовать войско для сопротивления. Он призвал к помощи князя Владимира Серпуховского, который независимо также подбирал воинство.
В этот момент семья великого князя — жена Евдокия и дети — осталась в Москве. С ними находился митрополит Киприан. Однако по приближении Тохтамыша становилось ясно — число его войска таково, что обороняться столица не сможет, даже невзирая на мощную белокаменную крепость — Кремль, который помог совсем недавно отстоять город при нашествии литовцев. По этой причине вся семья, сопровождаемая митрополитом, уехала из города.
И вовремя. Рассказывали даже, что Евдокия с детьми едва успела выехать за пределы Кремля. Промедление ещё на несколько минут могло бы закончиться трагедией. Ордынцы, ворвавшись в город, чуть опоздали и даже не поняли, что могли захватить семью Дмитрия Донского в полон.
Именно тогда и был послан Тохтамышем отряд в погоню за Евдокией.
Поразительно, но на стороне Тохтамыша воевали против Москвы родные браться Евдокии — князья Суздальские. Вот как рассказывает о тех событиях уже цитированная нами «Повесть о нашествии Тохтамыша» XIV века:
«После того как простоял царь три дня, на четвёртый, наутро, в полуденный час, по повелению царя приехали знатные татары, великие князья ордынские и вельможи его, с ними же и два князя суздальских, Василий и Семён, сыновья князя Дмитрия Суздальского. И, подойдя к городу и приблизившись с осторожностью к городским стенам, обратились они к народу, бывшему в городе: «Царь вам, своим людям, хочет оказать милость, потому что неповинны вы и не заслуживаете смерти, ибо не на вас он войной пришёл, но на Дмитрия, враждуя, ополчился. Вы же достойны помилования. Ничего иного от вас царь не требует, только выйдите к нему навстречу с почестями и дарами, вместе со своим князем, так как хочет он увидеть город этот, и в него войти, и в нём побывать, а вам дарует мир и любовь свою, а вы ему ворота городские отворите». Также и князья Нижнего Новгорода говорили: «Верьте нам, мы ваши князья христианские, вам в том клянёмся». Люди городские, поверив словам их, согласились и тем дали себя обмануть, ибо ослепило их зло татарское и помрачило разум их коварство бесерменское; позабыли и не вспомнили сказавшего: «Не всякому духу веруйте». И отворили ворота городские, и вышли со своим князем и с дарами многими к царю, также и архимандриты, игумены и попы с крестами, и за ними бояре и лучшие мужи, и потом народ и чёрные люди.
И тотчас начали татары сечь их всех подряд».
Почему семья не выехала сразу же вместе с князем и подверглась опасности? Ответом тому может стать следующий факт. За двенадцать дней до взятия Тохтамышем Москвы великая княгиня Евдокия родила ещё одного сына — Андрея. Семья получила очередного наследника. И хотя сыновей было много (по крайней мере, не один), но московские князья уже знали горечь потерь маленьких детей.
Таким образом, княгиня просто не имела возможности быстро передвигаться, находясь в трудном физическом состоянии роженицы. Только разродившись, она могла вместе с семьёй, включая юного Юрия, уйти как можно дальше от опасностей, которые поджидали всех оставшихся в столице.
Затем Евдокия с детьми быстро отправилась по стопам мужа прямиком в Переяславль (возможно, через Тверь). В город, как мы уже помним, ей близкий и почти родной. Где она провела годы своего детства. Где ей могли помочь и крепостные стены, и придорожные камни, и озёрные воды.
Так на самом деле и произошло.
Бежать на север было во всех смыслах удобнее. В те края добираться надо было долго, даже быстрым на перемещения ордынцам. Великое княжество Московское (Владимирское) раскинулось в разных направлениях от новой его столицы, приютившейся на берегу Москвы-реки. К северу с подмосковными землями как раз соседствовал край Переяславский. Притоки Волги и Клязьмы, словно артерии и вены, испещряли живописные окрестности. Но главным природным центром края стало знаменитое озеро, похожее на море, именуемое также Переяславским, или, как принято было величать его в другие времена, — Плещеевым.
Название появившегося здесь города — Переяславля, ставшего затем на некоторое время столицей отдельного княжества, — пришло с юга, когда некоторые города Киевской Руси вдруг получили одноимённых двойников на Севере, в Залесье. В таком одинаковом наименовании старых городов был некий сакральный смысл. Так возникало ощущение, что Древняя Русь словно бы «переехала» из киевских земель, сохранилась, ожила вновь, но уже в других местах. Собственно поэтому город у озера величали двойным именем — Переяславль-Залесский, то есть — находящийся «за лесами» (чтобы не путать с южным «оригиналом»), а позднее буква «я» просто исчезла, в результате чего мы теперь знаем его как Переславль-Залесский.
Город у Плещеева озера был славен своей историей. Имя его также связано было с князем Александром Невским — победителем тевтонских рыцарей, что всегда придавало месту особую значимость.
На Руси этот край был известен ещё и тем, что, во-первых, здесь добывали соль (а она была очень важным и отнюдь не дешёвым продуктом потребления), а во-вторых, тем, что тут водилась знаменитая рыба, так называемая переяславская сельдь, которую вылавливали в большом количестве из озера.
Обряд-ритуал с «участием» местной рыбки был также связан и с торжествами восшествия на великокняжеский престол (а позже, вплоть до Петра I, — и на царский) в Москве. Традиция была настолько сильна, что спустя полтора столетия после описываемых нами событий обряд подробно описал Сигизмунд Герберштейн — германский императорский посол (знавший, видимо, толк в упомянутой им «немецкой» селёдке). По окончании коронации, как замечал он, «подаётся последнее блюдо из особенной рыбы, которая ловится в озере, находящемся при городе Переславле. Эта рыба похожа на немецкую сельдь и имеет приятный и сладкий вкус… Причина, почему подают и едят её после всего, должно быть, та, что все города в России имели своих собственных князей и государей, иногда отлагались от Москвы и были в ссоре с москвичами. А Переславль никогда не имел своих собственных князей, никогда не отлагался от Москвы и всегда был покорен князьям и в союзе с нею. Оттого-то на празднестве и едят они последнее кушанье из Переславля, чтобы дать понять, что, когда все города отлагались от великого князя Московского, Переславль стоял твёрдой и незыблемой стеной за него, никогда и не отложится от него, если только не принудит его к тому самая крайняя нужда и опасность».
Переяславль подарил русской истории известнейшие имена родовитых князей, таких как Плещеевы (от них, собственно, и название местного озера), Кошкины, Патрикеевы, Всеволож-Заболоцкие, Замытские. Некоторые из них потом вошли в список избранных людей при дворе Московском. Известен этот край был и появившимся здесь ещё в начале XIV столетия Горицким монастырём.
Исторически Переяславль удачно расположился на перекрёстке важнейших дорог — с юга на север. Отсюда легко и быстро можно было проехать в главные центры тогдашней Руси: Владимир, Ярославль, Нижний Новгород и Кострому, в Углич, Белоозеро и даже в Галич Мерьский.
Именно сюда поспешила княгиня Евдокия. Но и тут её почти настиг авангард войска Тохтамыша, посланный им в погоню.
Именно в эти дни произошло событие, которое в дальнейшем будет интерпретировано как чудесное.
Помогла великокняжеской семье северная русская погода. В тот день, когда Евдокию и детей почти догнали ордынские всадники и казалось, что спасения уже не будет, они воспользовались последней возможностью для укрытия. Сама княгиня, её семья, приближенные и многие жители Переяславля, узнав о приближении неприятеля, сели на лодки и отплыли от берега в сторону центра Плещеева озера.
Озеро Переяславское, как известно, — большое. Почти море. Но оно просматривается на версты с любого, и особенно крутого берега. Однако в то самое время, когда спасавшиеся люди отплыли, вдруг на землю и воду опустился густой туман, который скрыл всю панораму окрестностей.
Ордынцы в недоумении искали своих жертв на берегу. А беглецы тем временем в полном безмолвии и тишине, дабы враг не услышал и не заподозрил чего-либо, дрейфовали на судёнышках по озёрной глади. И если бы не туман — они были бы замечены с берега…
Враги не догадались что случилось. И, подумав, будто уже не догонят беглецов, отступили от города.
Именно это чудесное спасение Евдокии и детей Дмитрия Донского станет позднее настоящей легендой, которую и по сей день рассказывают местные экскурсоводы.
А по преданию, Евдокия затем основала в Переяславле Успенский Горицкий монастырь и многие церкви, среди которых храм Иоанна Предтечи. Ещё раз оговоримся — речь идёт о предании, с которым было у переяславцев связаны воспоминания о благодарении спасённой Московской подвижницы.
Но в те грозные дни в Переяславле не было самого Дмитрия Донского. Он, как мы знаем, собирал войско. И, отступая, защищал собственную семью. Если он сначала, как замечено в «Повести о нашествии Тохтамыша», отдельно «поеха в град свои Переяславль, и оттуду мимо Ростов, и паки… на Кострому», то уже через короткое время, к счастью всех, «князь же великий с кня[ги]нею и с детьми пребысть».
То есть семья встретилась, воссоединилась.
Разъехались тогда из Москвы также и важные боярские семьи. Тохтамыш с основными силами подходил к городу, фактически оставленному русскими.