Анатолий: Что?
Клев: Стоя на вершине, ты понял, что погода портится? Ты почувствовал приближение урагана?
Анатолий: Поднялся сильный ветер. Перед этим было солнце, потом вокруг побелело, и начался сильный и холодный ветер. Вот это я и почувствовал.
Клев: Когда я находился на вершине, там был сильный ветер. Мне не показалось, что он усиливался. Ни снега, ни признаков ухудшения погоды я не заметил.
Сэнди: Я тоже. Приближения непогоды не ощущалось. Куда больше меня тревожило то, что мы сильно опаздывали.
Клев: Да.
Сэнди: У нас не было никакого контрольного срока, поэтому я могла полагаться только на рассказы тех, кто был здесь раньше. Они называли мне примерное время, когда нужно поворачивать назад. Мне было страшно именно из-за того, что мы отставали от графика, а о погоде я почти и не думала.
Лин: Это говорит Лин. Перед спуском к ступени Хиллари, я заметила, что снизу, из долин, поднималась какая-то белесая мгла, а ветер на вершине усиливался.
Анатолий: Это были лишь намеки. Сложно сказать наверняка. Но когда я кого-то спросил… Клев, сколько ты был на вершине?
Клев: Сколько времени я там провел?
Анатолий: Да.
Клев: Думаю, что около двадцати-двадцати пяти минут.
Анатолий: Да, я там пробыл дольше и успел обратить внимание.
Клев: Ты был там, конечно, намного дольше.
Анатолий: Больше часа.
Клев: Да.
Анатолий: Я обратил внимание на то, что ветер усилился. Не так чтобы очень… Сложно предсказать наступление непогоды. Здесь обычно полагаешься на интуицию. Стало ветреней и холодней. Я попросил кого-то сделать несколько снимков. Никому не хотелось фотографировать, потому что стало холодно, совсем холодно.
Клев: Итак, Анатолий говорит, что во время их встречи на горе Скотт велел ему немедленно спускаться вниз и готовить чай. Тогда у меня вопрос к Лопсангу: кто из шерпов остался в лагере?
Лопсанг: Пемба.
Клев: Пемба? Один шерпа, Пемба, был оставлен в лагере. Так?
Лопсанг: Да.
Клев: А какие были даны ему указания? Зачем его там оставили?
Лопсанг: Чай приготовить, и там…
Сэнди: Прервитесь на минутку, я заменю пленку.
Сэнди: Это пленка номер два, разбор восхождения на Эверест. Пятнадцатое мая 1996-го года. Последний вопрос звучал так: «В чем заключались обязанности шерпа, оставшегося в базовом лагере?» Имеется в виду лагерь на Южной седловине. Знал ли он…
Лопсанг: Пемба Шерпа.
Сэнди: Уточняю, шерпа звали Пемба.
Ингрид: Он входил в число высотных шерпов? Он мог идти на вершину? Какая у него была квалификация?
Лопсанг: Да, у него был опыт, он участвовал в восхождении… [неразборчиво] …так что нужно было… [неразборчиво]
Ингрид: Значит, ты оставил сильного шерпа на седловине?
Лопсанг: Мы оставили его на седловине.
Ингрид: Ясно.
Анатолий: Лопсанг, а какой высотный опыт у Пембы? Он ведь твой брат…
Лопсанг: Он ходил на Эверест шесть раз.
Анатолий: Шесть раз?!
Лопсанг: Да, но на вершину он не поднимался, сворачивал раньше.
Анатолий: Он там чай готовил?
Лопсанг: Он ходил со мной на Канченджангу, поднимался на 8 300 метров… [неразборчиво] …японцы… [неразборчиво].
Анатолий: У него был опыт… [неразборчиво]?
Лопсанг: [неразборчиво]
Анатолий: Но он выглядел гораздо…
Лопсанг: Он поднимался на десять или одиннадцать гор. Он мой ровесник. Выглядит моложе, но лет столько же. Он кипятил воду и готовил чай. Двое шерпов вернулись, он помогал им, потом тебе.
Клев: Это Клев. У Пембы была рация?
Лопсанг: Да, была.
Клев: Черная рация, для связи с базовым лагерем?
Лопсанг: Да, черная. Четвертый высотный лагерь.
Сэнди: Давайте разберемся с хронологией нашего спуска. Мартин, ты шел первым? Или ты, Анатолий?
Анатолий: Сначала Мартин. Потом я его обошел и стал быстро спускаться по перилам. Веревки были старые, и я опасался, что они не выдержат двоих. Между 8 700 и 8 500 метрами разыгрался ветер и пошел снег.
Сэнди: Как раз тогда начался ураган?
Анатолий: Да, тогда.
Сэнди: Что это за место, какие-нибудь ориентиры были?
Анатолий: Не знаю, нулевая видимость.
Сэнди: Это было ниже юго-восточного гребня?
Клев: Наверное, на полпути между Южной вершиной и юго-восточным гребнем?
Сэнди: Это там, где мы…
Лин: Это примерно там, где начинается спуск по скальным плитам, ледовый склон и куча старых веревок.
Сэнди: Ты шел первым?
Анатолий: Да. А в четвертый лагерь я спустился в пять или в половине шестого.
Сэнди: Уже мело, но еще что-то было видно?
Анатолий: Да. Пурга, никакой видимости. Я увидел… Пемба принес мне чай, и мы с ним немножко поговорили. Потом я заметил шерпов, поднимавшихся из третьего лагеря. Еще одна экспедиция шла в четвертый лагерь. Я выпил чаю и немного передохнул. Рядом уже никого не было, никто больше не пришел, и началась снежная буря. Я спросил у Пембы про остальных шерпов[163]. Их нигде не было видно, а что им было положено делать тогда, я не знал. Я сказал Пембе, что мне понадобится кислород. Взяв три баллона, я вышел наверх к перилам. Уже темнело, но никто так и не спустился с горы.
Тим: Ты дошел до перил?
Анатолий: Поднялся сильный ветер, а я к тому же допустил ошибку: забрал левее, чем надо было, и вышел на открытый крутой лед. Перила мне тогда найти не удалось. Из базового лагеря[164] кто-то светил спускавшимся. По этому свету и по палаткам четвертого лагеря, которые мне иногда удавалось увидеть, я пытался сориентироваться и выйти к перилам. В этих поисках я провел часа три с половиной, но успеха не добился. Ветер стал дуть со страшной силой, да и я устал. Тогда я надел маску, подключил кислород и попробовал подняться выше. Мне стало легче, но видимость не улучшилась. Идти дальше было опасно, можно было сорваться на южную стену. Я решил вернулся в лагерь. Когда я вошел в свою палатку, было сорок семь минут десятого. Все это время я пытался найти хоть кого-нибудь из спускавшихся.
Клев: Мартин, когда ты спустился?
Мартин: Около девяти.
Ингрид: Раньше говорилось, что Мартин пришел в половине девятого.
Лин: Было столько всего…
Анатолий: Нет, нет. Я вернулся за час до Мартина[165].
Мужской голос[неопознан]: Я думал, что это было в шесть.
Анатолий: Возможно, в половине одиннадцатого.
Ингрид: Нет. Тогда уже совсем стемнело, значит, было семь с чем-то. Помню, что когда я в очередной раз пришла в лагерь Роба Холла, то спросила у двух женщин, которые пришли туда (по-моему, они из-за меня пришли), когда именно они спустились. Это было важно, потому что как раз тогда пришло сообщение по рации. Они записывали время и потому могли точно сказать, что это было между 20:00 и 20:30.
Анатолий: Не может быть.
Ингрид: Как раз тогда мы получили сообщение о том, что Мартин спустился.
Нил: Ингрид, расскажи нам, у кого были рации, как передавались сообщения.
Ингрид: Хорошо. Основная трудность состояла в том, что во время восхождения рации[166] были только у непальцев. У меня не было никакой уверенности, что моя информация (на английском) при передаче по цепочке не исказится. Поэтому я воспользовалась помощью Нгимы[167]. В результате, чтобы связаться с Пембой, я должна была передать свое сообщение Нгиме [сирдару базового лагеря], тот диктовал его на непальском Гяльцену [шерпу из второго лагеря], и только потом оно попадало к Пембе [в четвертый лагерь]. Точно так же, если Пембе нужно было что-то передать вниз, все опять шло по цепочке через Гяльцена и Нгиму, пока не попадало ко мне. Нгима же очень странно доводил до меня поступавшую информацию. Я часто бегала в лагерь Роба Холла. У Роба Холла дела со связью были поставлены лучше, поэтому там я могла узнать гораздо больше. Но все равно я постоянно связывалась по рации с Нгимой и спрашивала его: «Ну как там? Есть новости?» Каждый раз, услышав в эфире непальскую речь, я вызывала по рации Нгиму, надеясь получить от него новые сведения. Приведу один пример в доказательство его халатности. Без четверти одиннадцать вечера я, услышав на связи непальскую речь, позвонила[168] Нгиме и спросила: «Что нового?» «Ничего», – ответил он. «А с кем ты разговаривал?» – удивилась я. «А, это я с Пембой», – ответил Нгима. Ему только что сообщили, что Скотт, Лопсанг, Макалу, трое тайваньских шерпов и один из экспедиции Роба Холла находились недалеко от Южной седловины. «Ты же знаешь, Нгима, – сказала я ему, – насколько для меня важны все эти новости! Ты должен сообщать мне о них». Позднее, в час ночи (11-го мая 1996-го года), Нгима опять выходил на связь с Гяльценом, который перед тем разговаривал с Лопсангом. Лопсанг Янгбу тогда еще не вернулся в четвертый лагерь, а Гяльцен про него сказал, что тот «кашлял и был в плохом состоянии». Услышав об этом (про кашель я смогла разобрать и на непальском), я со всех ног побежала из лагеря Роба Холла к себе, чтобы успеть на связь. Но Нгима уже дал отбой. Им и в голову не пришло, что если человек «кашляет и в плохом состоянии», то ему нужно посоветоваться с врачом! Они как будто забыли, что в базовом лагере имелся экспедиционный врач, всегда готовый дать консультацию. Потом последовало шестичасовое молчание. Такая уж была у нас связь. Но я аккуратно записывала все полученные сообщения, начиная с момента выхода из четвертого лагеря. С самим Скоттом я в последний раз разговаривала 8-го мая, в восемь часов. Это было еще до штурма вершины. Я бы хотела рассказать об этом подробней. Но когда? Может, прямо сейчас?