9. Имеется определенный риск, что бумага прилипла к фотоэмульсионной стороне пленки. Это наихудший из возможных случаев. При подобной ситуации вероятность восстановления кадров сильно снижается. Тем не менее не стоит впадать в панику. Следует точно так же, как описано выше, отделить бумагу от пленки с помощью кредитной карты, значительно увеличив время проявления пленки, позволив бумаге пропитаться проявителем насквозь. В данном случае лучше обратиться к опыту профессионала. Опасность заключается в том, что чрезмерная торопливость при работе может привести к серьезным повреждениям кадров, в том числе к затуманиванию и размытию изображения.
Вариант Б
Даже после двадцатиминутного вымачивания в растворе существует вероятность того, что пленка вообще не будет разворачиваться; таким образом, проявить ее будет невозможно. Вариант Б заключается в том, чтобы переместить раствор с пленкой в маленькую затемненную камеру и создать в ней вакуум путем выкачивания воздуха ручной помпой производства Edmund Scientifics. Таким образом количество воздуха в порах пленки значительно уменьшится, а освободившееся место займет раствор. Подобная процедура может способствовать саморазворачиванию пленки.
Вариант В
Также можно использовать иглу для подкожных инъекций, чтобы впрыснуть раствор между слоями пленки. Поместите иглу между держателем и бумагой и впрысните немного раствора. Повторяйте процедуру через каждые 0,5–0,7 мм на протяжении всей катушки.
Вариант Г
Если описанные процедуры не привели к желаемому результату, а общее время вымачивания превысило 60 минут, разрежьте скрученную пленку по линии, параллельной линии катушки, используя хирургический скальпель. Сперва сделайте аккуратный надрез, убедившись, что вы можете отделить полный круг данного слоя пленки целиком. Если он по-прежнему прилипает, сделайте аналогичный разрез с противоположной стороны после дополнительного окунания пленки в раствор. За один раз срезайте только один слой и сразу же помещайте его в раствор. Несмотря на то что при разрезании вы можете разрезать и отснятые кадры, этот способ достаточно удобен, поскольку впоследствии разделенные части кадра можно распечатать или совместить в «Фотошопе». В зависимости от конкретных обстоятельств после снятия указанным образом нескольких слоев от варианта Г можно плавно перейти к варианту Б – здесь следует обратиться к опыту профессионала.
Вариант Д
Бумажный держатель накрепко приклеен к пленке. Подобная ситуация тоже решаема. Главное – не разрушить фотоэмульсионный слой, прилагая слишком большие усилия, отделяя пленку от бумаги.
Если бумажная подложка приклеена к внешней (фотоэмульсионной) поверхности пленки, это плохо. Тем не менее существует две методики, позволяющие получить кадры без значительных повреждений. Во-первых, можно позволить проявителю просочиться через бумажный слой. Это значительно увеличит время проявки и приведет к риску затемнения фотографии. Если примерно через 40 минут после помещения пленки с бумагой в проявитель методика не работает, с помощью хирургического скальпеля сделайте несколько параллельных надрезов в пленке, чтобы максимально упростить проявителю путь ко всей поверхности эмульсионной стороны. Также можно нарезать пленку вместе с бумагой на отдельные участки. Если процесс проявления уже начался, он обязательно должен быть завершен, а изображения – зафиксированы с помощью закрепителя. Желательно, чтобы процедуру проводил (или, по крайней мере, наблюдал за ней) профессионал.
Когда изображения проявлены и зафиксированы, а бумага по-прежнему не отделена от пленки, необходимо отдать пленку в профессиональную лабораторию для дальнейшей обработки и печати. Если пленка с подложкой были разрезаны на отдельные отрезки, их можно впоследствии соединить с помощью «Фотошопа». Старайтесь не разрезать пленку по идеально прямым линиям: индивидуальная форма разрезов упростит последующий процесс склейки фотоснимков.
Проявление пленки
Для проявления пленки следуйте вышеуказанным инструкциям. Если после проявления негатив выглядит пустым или у вас не получилось отделить фотоэмульсионную сторону пленки от бумажной подложки, не расстраивайтесь раньше времени. Существует ряд техник, к примеру авторадиографические процедуры, позволяющих получить изображения даже из чистого при рассмотрении невооруженным глазом негатива.
Часть 3. Джон Келли
Идти было тяжело. Келли дышал через силу, чувствуя, как что-то клокочет в легких, что-то хрипит, и он знал, что подобный симптом может привести к отеку, если это уже не отек, но идти оставалось чуть-чуть, отдых приведет все в порядок, тем более, они немного спустятся, метров на двадцать, пересекут черту смерти, вернутся в мир живых. А может, он заблуждается, может, отек тут ни при чем, может, это просто легкое недомогание, связанное с усталостью, нервным и физическим напряжением, потому что гора – это не игрушки, здесь ты отдаешь себя по частям, но полностью – от первой до последней клетки. Келли любил искусственно вызывать в себе страх смерти, лежа вечером в постели, он думал: «Я умру, представь себе, Джон, ты умрешь, ты не будешь думать, дышать, перед тобой не будет больше ничего: ни утреннего зеркала, ни велосипедной дорожки, ни тихих лондонских пригородов, ничего больше. Ты будешь пустота, ты будешь тишина, ты будешь ничто, тебя не будет, Джон». И когда страх достигал своего апогея, Келли пробирала сладкая дрожь, чем-то напоминающая оргазм, но более емкая, более всеохватывающая, колющая в сердце острой-преострой иглой. Стоило немалых усилий отогнать от себя это неприятное и божественное одновременно чувство, чтобы спокойно заснуть, но результат – как промежуточный, так и окончательный, – безусловно, стоил затраченных усилий. При этом в Келли присутствовала и прагматичная сторона, которая подсказывала ему: когда, дружок, ты окажешься перед реальной опасностью и твой страх станет самым что ни на есть настоящим, вот тогда ты и поймешь всю глубину своей глупости. Келли говорил это себе, но продолжал думать о смерти, которой не было.
Теперь, на бесконечной высоте, вдыхая ненастоящий, закачанный в баллоны кислород, Келли впервые в жизни ощутил близость старухи. Он чувствовал, что Матильда идет за ним, и шерпы тоже, Пемба и Ками, и это успокаивало его – так в детстве он не боялся спать в одной комнате с подкроватными монстрами, если где-то рядом была его бабушка. Бабушка казалась непробиваемым щитом, стальным японским роботом с ядерными пушками в плечах, все бесконечные чудовища, прячущиеся в комнате Джона, при виде ее (и даже при осознании ее существования в соседней комнате), сжимались в инфузории и носа не казали из своих теневых убежищ. Но однажды, будучи уже довольно взрослым мальчиком, лет девяти или десяти, Келли понял, что бабушка – старенькая и слабая и что никакого сопротивления не то что монстрам, но даже элементарному квартирному вору оказать не сможет. Это был переломный момент: Келли сжал зубы, отключил монстров – и стал спать с выключенным светом, один, без чудищ и прочих неприятных визитеров. Отсутствие поддержки мобилизовало его организм, расслабленность пропала, характер стал пружиной, и с тех пор Келли почти ничего не боялся, кроме разве что смерти, – но это был сладостный страх. Теперь, ощущая за спиной поддержку, он поймал себя на мысли, что чувствует себя ровно как шестилетний малыш, верящий в безграничные силы бабушки. Сердце Келли ошибочно подсказывало ему: не волнуйся, даже если ты свалишься без сил, если будешь замерзать в тишине и пустоте, тебя спасут, их же трое, они вытащат тебя, выходят, вернут к подножию, а там и доктора подоспеют. Но все это было ложью, генерируемой для самого себя. Другое дело, что здесь, когда смерть витала в воздухе, он не хотел, сознательно не хотел включать разум и понимать, что никто его не спасет, что двое измученных шерпов и хрупкая девушка не смогут дотащить его обездвиженное тело вниз, что в лучшем случае они оставят его и спустятся вниз за подмогой, а он в это время уснет, чтобы никогда уже не проснуться.
Все эти факторы, все эти обрывки мыслей, проносившиеся в опустошенной холодом и истощением голове Келли, заставляли его идти дальше, не останавливаясь, не обращая внимания на слабость, на шум в ушах, на клокотание в горле, на ухудшающееся с каждым часом зрение. Он шел вперед, потому что оставалось совсем немного, а это «немного» могло привести его к величайшему открытию в истории альпинизма. По крайней мере величайшему для двадцать первого века, когда почти все горы – за редким исключением – уже исследованы.
Келли никого не оставил в Англии. Его отец, суровый полковник, старше матери на двадцать два года, выходец из Ирландии, умер, когда Джону едва ли исполнилось пять. Он казался здоровым и бодрым, он каждое утро делал зарядку и пробегал по шесть миль по кварталу, он подтягивался полсотни раз без остановки и умел ходить на руках – и его, этого крепкого, закаленного, сильного человека, свалил банальный инсульт, результат незамеченной аневризмы. Он стоял у стола, потом ему стало нехорошо, он прилег и сказал Джону: беги, позови маму, но мамы не было дома, потому что она отправилась в маникюрный салон, а это всегда было надолго. Джон обегал весь дом, но мама не появилась, и не было приходящей уборщицы миссис Стокс, и не было садовника мистера Ригби, и не было никого, а Брайан Келли уже потерял сознание, и маленький Джон не знал, что делать, потому что никто и никогда не учил его звонить в «скорую помощь». Впоследствии Джон пытался винить себя в смерти отца – но у него не получалось, потому что и сердце, и разум подтверждали: ты ни при чем, ты ничего не мог сделать, и все эти ложные самонаветы лишь для того, чтобы успокоить мать, которая уже никогда не стала прежней. Она, урожденная Саманта Смит, происходила из простой, бедной семьи, жившей в Мобберли (перед родами она возвращалась туда на время, там Джон и появился на свет – так ей захотелось, и муж не стал перечить), и подтянутый, средних лет военный из столицы показался ей прекрасной партией, а со временем она в него и влюбилась. В середине восьмидесятых, когда американская девочка написала письмо советскому руководителю, а потом погибла в авиакатастрофе, Саманта начала стесняться своего имени, хотя давно уже носила фамилию покойного мужа и была Самантой Келли. Она стала Джиной, потом Кэтрин, потом Сьюзан, и ей безумно понравилась эта игра в имена – так, что в последний год жизни она не помнила вообще, как ее зовут, путая свои бесчисленные смены документов и твердо опираясь лишь на один непоколебимый столп – фамилию Келли. Джон сперва пытался угнаться за именами матери, но потом бросил эти бессмысленные потуги, тем более в девяностые он уже жил отдельно, в университетском кампусе, бесплатно и нелегально, потому что у него не было денег на об