Дуэйд вздыхает.
– Остальное принадлежит Герлингам, милая. Ты говоришь, что Пер Эмбер был твоим отцом? Но у меня нет никаких записей об этом. Вообще никаких записей о тебе.
Повисает звенящая тишина, нарушаемая лишь шарканьем уходящей пары, отдавшей кровь.
Мой голос звучит слабо:
– Никаких записей?
Он кивает на конверт на прилавке.
– Только вот это, – говорит он. – Больше я ничего не могу для тебя сделать.
Оказавшись подальше от лавки, я ныряю под потертый навес и разглядываю письмо. Имя на конверте написано папиным аккуратным почерком. Руки трясутся, когда я раскрываю его и вытаскиваю записку. Плотная стена текста расплывается перед глазами, и приходится вытереть слезы, чтобы прочесть ее.
Джулс,
этим утром я отправился в Эверлесс, чтобы забрать тебя. Надеюсь, что ты вернешься домой со мной и завтра в это же время я кину письмо непрочитанным в огонь. Эверлесс – опасное место, сейчас даже больше, чем раньше. Так что у меня нет выбора, кроме как учесть вероятность, что я не вернусь.
Если ты читаешь это, значит, я мертв. Джулс, как бы я хотел оставить тебе больше, чем простое письмо, девочка моя. Ты заслуживаешь намного большего. Но боюсь, что сейчас это все, что я могу тебе предложить.
Возможно, ты уже начала догадываться, что я не твой отец по крови или закону. Я все равно попросил Дуэйда передать тебе наши вещи, хотя знаю, что он не сделает этого. Закон есть закон, как мир любит напоминать нам. Я считал тебя своей дочерью – ты и есть моя дочь, – так что я никогда другого тебе не говорил. Прошу тебя делать то же самое. Сохрани наш секрет.
Я скажу тебе это при встрече, но если все же не успею, позволь мне повториться: держись подальше от Эверлесса, держись подальше от Королевы. Я не могу объяснить, только не в письме, которое может попасть в руки кому угодно, но рядом с ее величеством ты в опасности. Знаю, у тебя должно быть столько вопросов, Джулс, но, пожалуйста, поверь мне.
Прежде чем уехать в поместье, ты сказала, что нуждаешься во мне, но это не так. Ты сильная, храбрая, добрая, и я знаю, что ты продолжишь идти вперед, когда меня не станет. Каждый день, каждый час, отданные мной, того стоили. Я лишь желал бы увидеть, какой прекрасной женщиной ты станешь.
Знай, ты моя дочь, а я твой отец, хоть и не родной. Никогда не забывай этого. Храни наш секрет и будь в безопасности. Люблю тебя.
Папа
Я брожу по закоулкам Крофтона, как сумасшедшая, избегая главного рынка, хотя мне и хочется повидать Амму. Тэм может чуть дольше подождать у телеги. Очень холодно, несмотря на солнце, висящее в безоблачном небе, но от мысли о том, чтобы зайти в магазин или таверну и притворяться, что ничего не случилось, мне становится плохо.
Ноги, еще не полностью зажившие после того, как я босиком пробежалась к озеру, разъезжаются на грязном, тающем снегу. Несколько людей бросают взгляды в мою сторону, проходя мимо, но отворачиваются, обходя меня. Очевидно, они боятся меня так же, как я когда-то боялась Призрака. Должно быть, они видят безумие на моем лице, ведь горе забрало мой человеческий облик.
Я сжимаю папино письмо в руке. Строчки всплывают в голове, словно припев песни: Я не твой отец по крови или закону. Я не твой отец по крови или закону. И образы, описанные Хинтоном, – пятна на папиных руках, пустой взгляд, лишенный времени.
Его слова звучат здраво, это не слова человека, сошедшего с ума. Хотя я не понимаю, но чувствую, что в каждом предложении и завитушках чернил скрывается ужасная правда.
Я ощущаю его руки на своих плечах, сильную хватку, когда он требовал, чтобы я немедленно покинула Эверлесс, но потом понимаю, что это мои руки, мои собственные пальцы впиваются в тело. Я дрожу, но вовсе не из-за холода.
Мешочек кровавого железа на моем бедре тяжелый, словно свинец. Еще одна загадка. Может, Дуэйд ошибся и папа копил кровавое железо, но почему он не использовал его, чтобы спасти себя?
Кто-то окликает меня:
– Джулс!
Знакомый голос. Амма. Я разворачиваюсь.
Подруга спешит ко мне по переулку, пробираясь через поток людей с опущенными головами и поднятыми до ушей воротниками. В подмышке зажат перепачканный кровью рабочий фартук. Она останавливается в нескольких шагах, протягивает руки, чтобы обнять меня, а потом отступает, внимательно изучая мое лицо.
– Джулс, – шепчет она, – что… – Краска покидает ее лицо. – Что-то случилось в Эверлессе?
Я не могу говорить, но из-за ее сочувственного взгляда слезы снова начинают литься. Несколько секунд она в ужасе смотрит на меня. А потом берет под локоть и ведет к ближайшему дверному проему, где мы становимся близко друг к другу. Она обнимает меня, прижимает к себе. Мой голос все еще слаб, так что я просто даю ей почитать письмо.
Она пробегает по нему глазами, и в них появляются слезы.
– Должно быть, он продал свое время, – потрясенно шепчет она. – Сочувствую, Джулс.
Мой голос, хриплый от рыданий, дрожит, когда я говорю.
– Тут нечто большее, – хриплю я. Но следующие слова застревают в горле. Как мне объяснить Амме правду, что он провел свои последние часы, отправившись в поместье, а потом, когда я проигнорировала его просьбу вернуться домой, попытался зачем-то проникнуть в хранилище Герлингов. Что из-за этого он умер за стенами Эверлесса, а рядом был только Хинтон, незнакомый ему мальчишка.
Боюсь, она рассудит как Лора: разум вытекает из вен вместе с годами.
– Он нужен мне, – говорю я вместо этого, и слова превращаются во всхлип.
Она притягивает меня к себе. Теперь, когда я ближе к ней, чувствую запах крови животных, но это неважно: она – земля, а я – утопающий. Я снова разражаюсь рыданиями, и они эхом отдаются в узком переулке, пока у меня не остается сил даже плакать. Амма все еще держит меня в объятиях, а улица вокруг нас постепенно пустеет.
– Что он имеет в виду, говоря про Эверлесс и Королеву? – наконец спрашивает она.
Я вытираю глаза.
– Она ему никогда не нравилась, и Герлинги – тоже. – Это веская причина: мы не оказались бы без денег, если бы не Лиам. Хотя письмо в моей руке, кажется, кричит о чем-то большем. – Но все равно опасность… Не знаю, что он имеет в виду.
Амма секунду молчит.
– Джулс, может, тебе не стоит возвращаться?
Я дрожу.
– У меня нет выбора. – И это наполовину правда. Мысль об Эверлессе, его теплой кухне и пылающих очагах – утешение, но мысль о Герлингах и Королеве в покоях – яд. Опасность, по словам моего отца. Если я сейчас покину поместье, то никогда не узнаю, что он имел в виду.
Амма касается мешочка с кровавым железом на поясе.
– На мой взгляд, это похоже на выбор.
Ее слова повисают в воздухе между нами. Внезапно мешочек с монетами кажется намного тяжелее, когда они обретают новое значение: возможно, меня ждет новое будущее. Как бы я распорядилась годами в нем?
– Тебе не нужно возвращаться, – говорит Амма. Ее лицо светится при мысли о новых возможностях. – Алия написала мне, что хочет вернуться домой. Ей там все ненавистно. Она заработала достаточно, чтобы нам прожить несколько месяцев. – Амма делает паузу, ее голос полон эмоций. Интересно, боится ли Алия все еще духа Алхимика, гоняющегося за ней по коридорам Эверлесса, или чего-то другого. – Я была неправа, Джулс. Эверлесс не стоит того. Для чего все эти годы, если приходится их так проводить?
Воображение рисует новые возможности, но радость от них притуплена горем. Я могла бы вернуться в Крофтон, снять коттедж, купить небольшую ферму. Могла бы снова пойти в школу и научиться ремеслу. Могла бы путешествовать, испытать свою удачу в одном из процветающих городов на берегах Семперы, наконец, увидеть океан.
Или… могла бы вернуться в Эверлесс. Работать как можно усерднее и подслушивать в коридорах, как мы с Роаном делали раньше, в надежде, что что-нибудь приведет меня к разгадке письма папы. После того как леди Голд выйдет замуж, Королева вернется в свой дворец у моря. Если я не буду действовать сейчас, то упущу свой шанс.
Коттедж будет пустым и ничего не стоящим без папы. Вся деревня будет такой. И я не представляю, как стану путешествовать, не вспоминая о его последних часах. Мне нужно знать, почему он сделал то, что сделал, и почему предупреждал меня по поводу Королевы. Холодок пробегает по спине, когда я понимаю, что уже знаю свой первый шаг. Заменить Эдди в свите Королевы. И если меня тоже изгонят – что ж, это со мной уже бывало.
– Мне не нужно возвращаться, – говорю я, и голос дрожит. – Но я хочу. – Затем снимаю мешочек с кровавым железом с пояса, достаю несколько монет и кладу их в свой карман, а остальное протягиваю Амме.
Подруга сурово смотрит на меня.
– Нет, Джулс.
– Мне он больше не нужен, – говорю я. – Возьми его ради Алии, если не хочешь ради себя.
Эти слова заставляют ее взять деньги. Я достаточно хорошо знаю Амму: она такая же, как я, гордая, но не настолько, чтобы не сделать что-то во благо своей семьи.
Моей семьи больше нет. А у нее – есть.
Амма закрывает глаза, позволяя слезам литься по щекам.
– Спасибо, – выдыхает она, зарываясь лицом в мое плечо. – Спасибо, Джулс.
Наши головы соприкасаются. Как бы я хотела, чтобы этого было достаточно, чтобы я могла сделать то, чего хотел папа. Пусть вопросы, похороненные под плитами Эверлесса, остаются там или улетят, как перышко на ветру. Я хотела бы продолжить жить здесь, в нашем коттедже с садом, школой, подругой.
Но тайна папиного предупреждения, его запятнанные руки и стремительная смерть сведут меня с ума.
Я вернусь. Я должна.
У меня есть незаконченные дела с Королевой.
Тэм высаживает меня у конюшен, оставляя с коричневым бумажным пакетом медовых сладостей из булочной в руках.
Спальня пуста, только одна женщина лежит на кровати у дальней стены, завернувшись в одеяло, и тихо дышит – должно быть, она заболела, иначе Лора собственноручно выгнала бы ее на работу. У меня уходят все силы на то, чтобы не поддаться порыву, не заползти под тонкое одеяло и спрятаться от мира. Тяжесть папиных секретов давит на меня. Я не знаю, что делать, кроме как пойти и постучать в дверь Королевы, требуя ответов. Единственный выход – пройти ее глупый тест, если у меня получится попасть к ней на аудиенцию. Тогда, возможно, мне позволят ей прислуживать.