Ина корчит рожицу, когда Лиам уходит, а мне приходится сдержать вздох облегчения. Я поворачиваюсь к Каро, чтобы поблагодарить, но она смотрит на меня с недоверием, словно чувствует какой-то подвох.
– Я замерзаю, – говорит Ина. Когда никто из нас не отвечает, она берет меня под руку и тянет Каро за рукав. – Пойдем.
В ее глазах появился блеск, означающий, что она задумала нечто безрассудное, – такое же выражение лица у нее было во время поездки в приют и в ее покоях в тот вечер, когда она рассказала мне о своих планах на последнюю гулянку перед свадьбой. Она косится на меня.
– Джулс, – говорит она, – почему ты плакала?
– Просто думала об отце, – отвечаю я, – мне нужен был свежий воздух.
– Ну, – она делает паузу, ее голос звучит неуверенно, а потом продолжает: – Каро тут подумала, она знает одно место – расскажи же ей, – заканчивает она, повернувшись к Каро. Ину слегка пошатывает, она все еще опирается на мою руку. Я думаю, принцесса пьяна от мадели.
Каро одаривает нас таинственной улыбкой и подхватывает Ину за талию.
– Ина проговорилась, что интересуется своими настоящими родителями, – рассказывает она тихим голосом. – И у меня появилась идея: я слышала истории о ведуньях в этих местах, способных делать регрессии крови.
– Регрессии крови? – повторяю я.
Сердце начинает биться чаще. Скорый отъезд Ины и Роана, встреча с Эдди в таверне, столкновение с Лиамом заставляют чувствовать себя разбитой. Мне нет места в этом элегантном дымчатом городе, поэтому я хочу бежать; снова оказаться в Эверлессе, распахнуть двери в покои Королевы и потребовать, чтобы та раскрыла свои секреты.
Где-то в тумане уличных ламп Каро все объясняет, что такое регрессия крови: старый деревенский ритуал, когда ведунья гипнотизирует тебя, и ты снова попадаешь в уже прожитые годы, воскрешая забытые воспоминания, – но я не слушаю. Чувствуя себя совершенно изможденной, я только сейчас начинаю понимать, как глупо было с моей стороны прийти сюда с Каро и Иной, думать, что могу быть такой же беспечной, как они, с их красивыми платьями и странными забавами.
Но это не мой вечер, и спорить с ними бесполезно, поэтому я оставляю при себе возражения, когда Ина берет нас обеих под руки и идет вперед.
Я потеряла счет времени, но по низко висящей луне, темным окнам и усталости, пробравшей меня до костей, могу определить, что уже далеко за полночь. Тем временем Каро ведет нас по переулку к маленькому ветхому магазину, притаившемуся между двумя пабами. Я перестала пить раньше Ины и Каро, поэтому больше не чувствую тепла, подаренного вином, и вся дрожу, когда мы стучим и смотрим на тоненькую полосочку света под дверью.
Я никогда не бывала так поздно на улице, и мое недовольство Каро и Иной растет. К тому же меня не покидает ощущение, что Лиам Герлинг следит за нами.
Но на улицах ни души, слабый ветерок гуляет над спящими зданиями. Я никогда не решилась бы стучаться в дверь к незнакомцу глубокой ночью, но Каро заверила нас, что ведунья работает без отдыха и сна. Если, конечно, ты можешь заплатить, уточняет она.
Время тянется медленно, но наконец дверь открывается, и мы видим маленькую сгорбленную старушку с седыми волосами до пояса. На ней поношенное и залатанное платье, которое чем-то похоже на платье леди Сиды из Эверлесса: вышло из моды уже больше сотни лет назад. Но, рассматривая так называемую младшую колдунью, я сразу могу сказать, что она больше похожа на меня в старости, чем на патриарха рода Герлингов: на загорелом лице – отпечаток тяжелых лет, хотя она и попыталась скрыть его под слоем белой пудры и накрасила губы в кроваво-красный.
Хитрость кажется мне очевидной, но Ина выглядит немного испуганной. Она делает неуверенный шаг вперед:
– Мы хотели бы провести регрессию крови.
Женщина осматривает нас, ее взгляд задерживается на нашей хорошей одежде, пуговицах и кружевах и чуть дольше – на красивом лице Ины. Наконец она отходит в сторону и жестом показывает нам заходить.
– Следуйте за мной.
Ина цепляется за руку Каро и, несмотря на мое мрачное настроение, я чувствую, как на губах появляется улыбка. Возможно, я тоже должна бояться, но из-за сильного акцента женщины – смеси говора простолюдинов Лаисты с псевдоаристократическим произношением – мне хочется смеяться. Я встречаюсь взглядом с Каро, которая с изумлением смотрит на груды опавших листьев вдоль стен.
Ведьма ведет нас по плохо освещенному коридору в маленькую темную комнату, наполненную всевозможными вещицами и безделушками: стопками старых книг в кожаных переплетах, масляными картинами, стоящими вдоль стен. Тут же я замечаю хитроумные металлические устройства, свисающие на проволоке с потолка, – медную птицу с часовой монеткой в клюве и статуэтку женщины с фигурой в виде песочных часов. Ина тянется и касается ее металлической руки. Песок, собранный в груду, сыпется вниз через талию. Комната освещается лишь несколькими свечами, расположенными так, что свет от них, падая, увеличивает в размерах все странные вещи, которые заполняют комнату, делая обстановку какой-то зловещей.
В воздухе разлит тошнотворно-сладкий запах, от которого у меня неспокойно в желудке, а стол в середине комнаты покрыт тонкой тканью. Интерьер кажется чересчур продуманным, словно иллюстрация образцового дома деревенской ведуньи.
Мы втроем задерживаемся в дверях и ждем дальнейших указаний, пока ведунья неспешно движется к столу. Ина выходит вперед и с сомнением оглядывается на нас.
– Может, кто-то из вас пойдет первым? – спрашивает она, обращаясь к нам с самой очаровательной улыбкой.
Я обмениваюсь взглядом с Каро, которая слегка хмурится. Если обе мои подруги боятся этой шарлатанки, пойду первой, лишь бы побыстрее вернуться в Эверлесс. Может быть, мой пример докажет, что все это фарс.
Женщина нетерпеливым жестом приглашает меня присесть на подушку возле стола. Я перевожу взгляд с Каро на Ину – Каро хмурит лоб, изучая ведьму, Ина пожимает плечами, словно говоря мне: «Почему бы и нет?».
Я сажусь не без сомнений, и старуха располагается напротив меня. Она достает маленькую бутылочку с мутной темной жидкостью, и сердце замирает. Мне уже более чем достаточно загадочных субстанций на сегодня.
– Это зелье искаженного времени, – говорит она, словно это что-то объясняет. – Время, попавшее в твою кровь, обманет тело, и оно будет думать, что ты снова молода, позволит воспоминаниям, погребенным очень глубоко в твоей голове, всплыть на поверхность.
Я хочу вернуться в Эверлесс, поэтому открываю бутылочку, и меня едва не тошнит, когда я узнаю запах мавы, исходящий от фиолетово-черной жидкости внутри сосуда. Ведунья замечает это и хмурится.
– Перед тобой алхимическая смесь, – объясняет она, на мгновение забыв, что для пущей таинственности нужно говорить с акцентом. – Она должна быть сильной, чтобы унести тебя прочь из настоящего.
Я медлю, прежде чем поднести бутылочку к губам, а затем делаю маленький глоток. Жидкость на вкус как забродивший сок мавы, возможно, смешанный с медом, чтобы скрыть это.
Когда я заставляю себя сделать еще один глоток, женщина берет пыльный том в одной из книжных стопок, кладет его на стол, открывает на помеченной закладкой странице и начинает читать. Ее голос звучит так тихо, что сложно что-то разобрать. Она говорит на языке, который похож на старосемперский, но не совсем. Я слышу эхо знакомых слов: «время», «кровь» и «вернуть», но они звучат мелодичнее.
– Не используй мою кровь, – слышится резкий голос молодой женщины.
Я в страхе открываю глаза, осматриваюсь и вижу, что Ина и Каро смотрят на меня: Каро с любопытством, а Ина так, словно вот-вот рассмеется. Меня пробирает холод, когда я понимаю, что голос звучал только в моей голове.
– Закрой глаза, – снова приказывает ведьма. – Подумай о самом раннем воспоминании, а потом о времени до него.
Вновь закрыв глаза, я ощущаю, что голос старой женщины действительно успокаивает. Ритмичность ее пения рождает в памяти поток изображений: красивое лицо Ины и поникшее лицо Эдди, резная дверь хранилища, скрывающая так много секретов, Роан, стоящий рядом со мной в коридоре для слуг, Лиам, пронзающий меня взглядом черных глаз.
Я позволяю мыслям двигаться свободно, и моя жизнь проносится в обратном направлении, картинки становятся размытыми, воспоминания – отрывистыми. Я устала, а мадель делает меня неповоротливой и медлительной. Кровь течет по венам как мед, но я вспоминаю дальше. Сердце сжимается от боли, когда перед глазами мелькают картинки нашей с папой жизни в Крофтоне, маленького летнего сада, рисунок мамы на стене. Прежние годы в Эверлессе, свет огней кузницы, маленький Роан, сидящий на ветке дуба, запах горящей плоти и мои руки, вытаскивающие его из огня.
Сердце бешено колотится, пока я продираюсь к своему первому воспоминанию – никогда точно не знала, придумала ли я его или оно настоящее. В нем я в безопасности, у мамы на руках. Ее лицо светится и неподвижно, как луна, но я замечаю на нем кровь.
– Моя маленькая змейка, – мурлычет она. – Дорогая и любимая.
Я слышу ее голос, чего никогда прежде не случалось. Он поет мне милую знакомую песню. Моя личность словно раздваивается.
Часть меня по-прежнему находится в комнате с Каро, Иной и ведьмой, та, которой все еще семнадцать, и желает очнуться немедленно… но ничего не выходит. Лицо мамы расплывается и исчезает, хотя песня продолжает звучать. Я вижу зеленую, залитую солнцем лужайку.
А потом песня оборачивается криком.
Я тоже кричу, и воздух вокруг меня обращается в кровь. Проходит, кажется, вечность, прежде чем крик женщины прекращается.
– Возьми ее, – я слышу, как она тяжело дышит где-то надо мной. – Возьми ее, сейчас же.
Подождите…
Сцена меняется. Я на руках у человека, и мы бежим, бежим по траве, через площадь города, который я не смогу вспомнить. Мужчина, чье лицо – размытое пятно надо мной, но чье присутствие успокаивает, останавливается лишь на секунду у большой серой статуи, нависающий над ним на фоне бледного неба. Статуя странная: молодая женщина держит в сложенных вместе руках камешки, словно принимая подношение или предлагая его. Традиционная поза Колдуньи, изображающая момент, когда она получает подарок от Алхимика и знает, что он предал ее. Мужчина держит меня одной рукой, а другой берет камешек из неподвижных пальцев статуи.