Впервые после того, как покинула спальню, я замечаю что-то вокруг себя: оказывается, я забрела прямиком в королевские сады, зимой не менее красивые, чем летом. Роан Герлинг стоит посреди нетронутого снежного великолепия в зеленом охотничьем плаще. Его щеки раскраснелись, снежинки искрятся на волосах и ресницах.
В последние дни я почти не видела Роана и теперь, глядя на него во всей красе, чувствую, как меня накрывает волна эмоций. Он непринужденно держит в одной руке элегантное ружье с бронзовым прикладом, а другой убирает волосы с лица.
– Джулс, – снова говорит он. Его улыбка более ослепительная, чем слабое утреннее солнце над нами. – Где ты была?
Пытаясь сдержать горькую усмешку, я вспоминаю таверну, переулок ростовщика времени, хранилище, заброшенный город. Мне хочется все ему рассказать, глядя в его небесно-голубые глаза, обещающие утешение и понимание. В конце концов, он знает меня дольше, чем кто-либо. Но в последнюю секунду прикусываю язык.
– Была занята работой, лорд Герлинг, – говорю я, избегая его взгляда. – И, кроме того, вас с леди Голд не было в замке. – От собственных слов мурашки бегут по телу. Произнося их, я понимаю, что Ина и Королева, должно быть, тоже вернулись в Эверлесс, раз Роан здесь. Мне нужно уходить сейчас же, прежде чем наши пути пересекутся. Не уверена, что смогу посмотреть в лицо Ины и не выпалить правду о нас и Королеве…
Но мои мысли улетучиваются, когда Роан наклоняет голову. Его непременная улыбка исчезает, взгляд становится серьезным. Он подходит ближе, и я крепче сжимаю свою сумку.
– Джулс, – мое имя из его уст звучит так мягко. – Ты в порядке?
Как во сне я вижу Роана ребенком, тянущимся вниз со своего насеста на дубе, чтобы помочь мне забраться и сесть рядом с ним. Слова вырываются потоком, и я не в силах остановить их.
– Ты ее любишь?
Роан замирает на месте от неожиданности и хмурится.
– Что?
Стыд и страх заставляют почувствовать себя маленькой и беззащитной. Но я ухожу и никогда снова не увижу Роана Герлинга после сегодняшнего дня, так что…
– Ина, – повторяю я. – Ты любишь ее?
Роан глубоко вздыхает и делает шаг мне навстречу, остановившись достаточно близко, чтобы я чувствовала запах сосны на его коже. Ни следа лаванды или розовой воды сегодня. Снова слышится тяжелый вздох.
– Нет, – наконец говорит он. – Не люблю.
Я замираю как громом пораженная и не могу двигаться, даже когда Роан берет мою ладонь в свою.
– Ты здесь, – начинает он сбивчиво. – Ты здесь, и я скучал по тебе, и я… не могу больше смотреть на Ину так, как раньше. Теперь, когда я знаю, что ты в Эверлессе. – Он подходит ближе. От его теплого дыхания по коже бегут мурашки.
– Роан… – Я не уверена, что именно собираюсь сказать: признаться в своих чувствах, обвинить его в трусости, раз он, не смотря ни на что, все равно женится на Ине, попросить его отпустить меня или подойти ближе.
Роан, юноша, меняющий запахи в зависимости от дня недели.
Роан, мальчик, который со смехом гонялся за мной по полям с дикими цветами, который вырос, любя лишь Эверлесс с его пудингами и жареными перепелками, брызгами искрящегося шампанского и вечеринками в летних садах посреди зимы.
Слова так и остаются невысказанными.
Теперь они не имеют значения, потому что Роан уже принял решение. Он наклоняется, сокращая расстояние между нами, и, прежде чем я успеваю подумать и уйти, его губы находят мои.
На мгновение я замираю: два противоречивых желания – бежать прочь и прижаться еще сильнее – борются внутри меня. Последнее стремительно побеждает. Роан гладит меня по волосам, берет за подбородок, в ответ мои руки сами обвивают его талию, и я крепче прижимаюсь к нему. Желание – не только лишь самого Роана, но и быть любимой так же сильно, как я люблю его, обрести целостность, быть настоящей – вспыхивает во мне, унося прочь все темные открытия этой ночи.
Роан проводит рукой по моей щеке, и его касание вызывает волну жара, разливающуюся по всему телу. Я ощущаю биение чьего-то пульса на своей шее. Все беспорядочно: руки, дыхание, губы. Только когда мы останавливаемся, чтобы перевести дух, я понимаю, что вокруг абсолютная тишина.
Я не различала звуков сада, пока они не исчезли. А теперь их отсутствие звенит намного громче. Мир вокруг нас безмолвен.
Нет.
Роан чувствует мое напряжение. Он отстраняется, вопросительно глядя мне в глаза, на его губах легкая улыбка. Кажется, он тоже заметил отсутствие звуков. Я точно могу угадать, о чем он думает, потому что знаю, что случилось. Все выглядит обычным, но нельзя не заметить абсолютную тишину. Я вижу замешательство на лице Роана, когда он понимает, что ветви деревьев не раскачиваются, две птички, купающиеся в соседнем фонтане, замерли, а легкие облака не бегут по небу, застыв на месте, словно нарисованные.
Я снова заморозила время. И на этот раз не одна. Роан смотрит на меня, а я наблюдаю, как в его голубых глазах замешательство медленно сменяется страхом. Мне становится больно.
Растянутое мгновение не длится вечно. Тишину нарушает грохот захлопнувшейся двери: слышится какая-то возня за пределами сада.
– Вон она! – кричит мужчина.
Вернувшиеся звуки сада сразу же тонут в грохоте бегущих ног. Я отхожу от Роана, мы оба поворачиваемся и видим троих стражников Эверлесса, несущихся к нам. Я так шокирована, что не могу двигаться, и самый быстрый из них хватает меня за руку.
– Что… что это значит? – голос Роана звучит слабо. Он выглядит потрясенным. – Лиам!
Я резко разворачиваюсь и вижу, как Лиам идет по саду, черный плащ развевается за спиной. Он весь – лед и острые шипы, в то время как Роан – цветы и жизнь.
– Отойди, Роан, – холодно говорит Лиам, словно ни капли не удивлен, найдя своего брата рядом со мной. – Арест мисс Эмбер тебя не касается.
Дыхание замирает в груди, а Роан делает шаг вперед, сжимая кулаки.
– Арест? По какой это причине?
Но его слова повисают в воздухе, когда стражник стягивает с меня перчатки, обнажая ладони, испачканные темно-красным соком.
Вот и ответ!
Лиам пронзает меня взглядом, обращая мое сердце в лед. Он воплощение злобы, его глаза бесконечно черные, в них ничего нельзя прочитать. Он живо машет стражникам:
– Уведите ее.
Роан стоит неподвижно, пока стражники тащат меня прочь из садов. Двое из них сжимают мои руки так сильно, что остаются синяки. Я смотрю на него, надеясь, что он что-то скажет, чтобы остановить их, но Роан молчит. Он просто смотрит, как они уводят меня. Сердце сжимается от разочарования – не столько в Роане, сколько в себе, ведь я мечтала о том человеке, который даже не хочет попытаться спасти меня.
Лиам легкой походкой шагает рядом со стражниками.
– Не кричи, – приказывает он мне.
Я стискиваю зубы в ярости, когда мы выходим на пустой двор, где ожидает неприметная карета без окон с открытыми дверцами.
Стражники бесцеремонно поднимают меня и запихивают внутрь, и я больно приземляюсь на спину, не сумев охранить равновесие. Двери закрываются, оставляя меня в темноте. Последнее, что я вижу, прежде чем меркнет дневной свет, – это Лиам, опускающий капюшон, чтобы скрыть лицо.
Кажется, мы едем уже целую вечность, но вот на смену безумному метанию мыслей приходит липкий страх. Вернувшись из Брайарсмура, я была близка к правде как никогда, а теперь наверняка никогда ее не узнаю и закончу свою жизнь как папа, лишенная времени, умирая в одиночестве и холоде.
В какой-то момент я замечаю, что карета едет более плавно, как будто мы движемся по траве. А потом она резко останавливается. Двери распахиваются, и внутрь льется ослепительно-яркий свет. Я сажусь, прикрывая глаза, пока фигура в дверном проходе не принимает отчетливые очертания Лиама, стоящего одной ногой на подножке. Кажется, за ним открытое поле и дороги не видно.
Жгучая неприязнь поднимается во мне: он что, решил убить меня здесь?
Лиам смотрит молча. Моя ненависть к нему так сильна, что я с наслаждением представляю, как сжимаю руки вокруг его шеи. Но если я постараюсь воплотить эту сцену в жизнь, то меч, свободно висящий на бедре Лиама, за секунду найдет дорогу к моему сердцу.
– Посмотри туда, – говорит Лиам и отходит, чтобы я смогла увидеть то, на что он указывает. Сперва я думаю, что он показывает на стражников, стоящих неподалеку от нас, – вряд ли они что-нибудь слышат, но точно успеют выстрелить в меня, если я попытаюсь сбежать.
А потом мой взгляд скользит дальше, в направлении, куда указывает Лиам, и я замечаю несколько маленьких темных силуэтов и тоненькие струйки дыма. Город, намного больше Крофтона или Лаисты.
– Это Эмбергрис, – говорит он. – Портовый город в Охотничьей бухте. Ты бывала здесь раньше?
Я скрещиваю руки на груди.
– Будем считать, что нет, – говорит Лиам. – Здесь проживает более сотни тысяч человек. Ты сможешь исчезнуть. – В его голосе нет злобы, наоборот, он словно пытается меня в чем-то убедить. – Создай себе новое имя, новую жизнь.
Лиам тянется, чтобы взять что-то, и бросает сумку на пол кареты между нами. К своему удивлению, я понимаю, что это маленький, но тяжелый кошелек с кровавым железом.
– Ты не можешь оставаться в Эверлессе.
– Знаю, – слезы ярости душат меня. – Но скажи: если у тебя есть доказательства, что я вломилась в хранилище, почему просто не лишить меня жизни?
Кажется, мои слова задевают Лиама. Он вздыхает, поднимает руку и нервно теребит застежку плаща.
– Я не ненавижу тебя, Джулс, – говорит он дрожащим голосом. – Но разве ты не понимаешь, что в Эверлессе ты в опасности?
– Из-за тебя! – я почти кричу. – Ты солгал. Не притворяйся, что не знаешь, о чем я. Если бы ты рассказал, что толкнул Роана в огонь, нам бы не пришлось бежать. Ты обвинил моего отца и мучил нас, несмотря на то что он отдал свое здоровье на служение твоей семье. Это был наш дом, а ты выгнал нас. – Мой голос набирает силу, и я не могу остановиться. – Ты виноват, что с нами все это случилось. Ты виноват, что он мертв.