– Мои воспоминания возвращаются, когда посещаю места, в которых была раньше, – я возвращаюсь к мрачным воспоминаниям о пытках во дворце. – Если отправлюсь в Коннемор, то не смогу узнать о них больше. Должно существовать какое-то знание, которое поможет мне победить ее, но оно здесь, в Семпере. И тут. – Я вытаскиваю кожаный журнал из куртки Лиама, позволяя костяшкам коснуться его груди. – Знание такое опасное и важное, что мой отец был готов за него умереть.
Слова повисают в холодном ночном воздухе. Я лелею маленькую надежду в груди: произнеся слова, могу сделать их правдой.
Рот Лиама приоткрывается и закрывается.
– Что ты сделаешь? Куда пойдешь?
Элиас сразу же кричит с другого конца корабля, как будто ждал, чтобы заговорить.
– Всегда остается Беллвуд.
Название кажется знакомым, у меня уходит мгновение на то, чтобы вспомнить, что это школа, где Лиам провел свое детство, вдали от Эверлесса.
– Беллвуд? – спрашиваю я.
Элиас обменивается с Лиамом взглядом, между ними проскальзывает что-то, не произнесенное вслух. Лицо Лиама разглаживается, его покорное выражение заключено в лед.
Лицо Элиаса, однако, лучится озорной радостью.
– Я просто подумал, что дом предков Алхимика будет хорошим местом, чтобы начать себя изучать.
Слово «дом» задевает струнку моей души, несмотря на смятение. Я киваю. Не знаю, с чего начать: Беллвуд так же подходит, как и все остальное. Прежде чем Лиам успевает возразить или снова задать мне вопрос, я спрашиваю его:
– Что будешь делать ты?
Лиам смотрит куда-то за мое плечо, на берег Семперы, мимо которого мы проплываем, словно там найдет ответ. Наконец отвечает:
– Пойду с тобой.
Именно этих слов я и боялась.
– Ты не можешь просто исчезнуть. Как ты это объяснишь? Ты… у тебя есть обязательства в Эверлессе. – Я не могу лишить свой голос эмоций полностью. Они проникают в него, и я лишь надеюсь, что Лиам примет жесткость за раздражение, а не за дикую, отчаянную надежду.
– Ты важнее, чем Эверлесс.
Я сжимаю кулаки. Как это возможно, что его слова одновременно и накрывают меня холодом, и зажигают во мне огонь?
– Если сейчас вернешься во дворец и оставишь меня, она может не заподозрить тебя.
– Ты приняла решение остаться, Джулс. Позволь мне принять свое.
До того как успеваю ответить, он встает и отходит. Мне хочется крикнуть ему, чтобы не шел за мной, что он умрет, в то же время хочу умолять его остаться со мной, пока все так или иначе не закончится. Что у меня было одиннадцать возможностей победить Колдунью и я проваливала их каждый раз. Что, насколько мне известно, это последний шанс Алхимика. Что я так же сбита с толку, как и напугана из-за Каро, из-за него – из-за возможности, подползающей издалека, как крадущийся волк, что каким-то образом это еще одна ловушка Каро…
Но больше всего – что боюсь секретов, заключенных во мне.
Вместо этого я говорю:
– Значит, в Беллвуд.
10
Как только дворец скрывается из виду и мы оказываемся в тихих водах – настолько спокойных, что Элиас боится заплывать очень далеко: вдруг его парусная лодка застрянет из-за нехватки ветра, – мы прощаемся с ним и Данной. Я переоделась в серое длинное платье Данны, намного удобнее и лучше украденного, хотя оно мне великовато. Данна направится дальше на север с целью получить деньги и продукты у союзников из семьи Элиаса, как я поняла из обрывков услышанных разговоров. Элиас же вернется в Береговую Гавань, чтобы показать свое лицо и собрать новости. Но мои глаза все время слипаются, когда я не стараюсь держать их открытыми.
Мы с Лиамом садимся в маленькую лодку, и он гребет к берегу. Мои колени прижаты к его спине, а мою спину царапает борт лодки. Сейчас, кажется, мы всего в минутах от того, чтобы перевернуться, если поднимется ветерок и ударит по нам не под тем углом. Его руки двигаются с четкой решимостью стрелок часов, а лопатки ритмично касаются моих колен.
Вскоре движение меня убаюкивает, а изнеможение быстро берет верх надо мной. Единственное освещение – остатки умирающего лунного света, превращающего профиль Лиама в белую, как кость, и черную, как чернила, скульптуру. Мне хочется к нему прикоснуться, почувствовать его тепло и напомнить себе, что он – не статуя, а живой, полный жара и энергии человек. Но ничего такого я не делаю.
Вместо этого начинаю дремать. В последних обрывках сознания надеюсь и боюсь, что встречу здесь, в темноте сна, Каро. Но в основном мне снится Амма, очень живая, как мы с ней сбегаем в лес и становимся на колени у ручейка, играем с бумажными корабликами, сложенными из пергамента, который я стащила из папиных запасов, фантазируя о будущем дне, когда наконец сможем посетить берег моря.
Мы касаемся земли с тихим стуком, и мои глаза с трудом открываются. После гребли всю ночь напролет темнота неба начинает уступать место рассвету, и меня пронзает боль, когда думаю об Амме. Наша дружба была рефреном «когда-нибудь»: когда-нибудь отправимся к морю, когда-нибудь покинем Крофтон.
«Когда-нибудь» Аммы были у нее украдены.
Мы выбираемся – мои ноги подгибаются на мягком мшистом берегу – и потом сильным толчком отправляем нашу лодку в море, поворачиваясь спиной к волнам, пока на светлеющем горизонте судно не становится все меньше и меньше.
Пока идем по местности, где покрытые солью валуны уступают место каменистым равнинам, усеянным приморскими городками, я пытаюсь сосредоточиться на задании перед нами: уничтожить Каро, живую, дышащую Колдунью из легенды, веками бродившую по Семпере, накапливавшую знания и силы, которые я потеряла. Я вздрагиваю, снова вспоминая, как вонзила клинок в ее тело, мягкий шепот металла, проткнувшего плоть. Ощущения вспыхивают в моей голове снова и снова, пока мы идем, и внезапно эмоции переполняют меня. Спотыкаясь, подхожу к берегу ручья, бегущего вдоль нашей тропинки. Опустившись на колени, набираю воду в ладони и поливаю разгоряченное лицо.
Замечаю свое отражение на поверхности воды – и едва узнаю лицо, моргающее, глядящее на меня. Мои щеки кажутся острее, как два клинка, блестящих в отраженном свете ручья. Отражение шевелится в медленно текущей воде, оно словно двигается и заново формируется с каждой проходящей секундой. Воображаемый шепот поднимается из леса: убийца, ведьма…
Я собираюсь с духом, добавляя: Алхимик. Вот чем я должна быть, если хочу покончить с правлением Каро.
Рука хватает меня за плечо, заставляя подскочить. Я резко разворачиваюсь и вижу, что это всего лишь Лиам.
– Ты в порядке? – спрашивает он.
– Все нормально, – бормочу. Но во рту пересохло, а внутри все пусто. Лиам протягивает руку, чтобы помочь мне встать. Я ее игнорирую и иду мимо него, возвращаясь на тропинку.
Дикая местность и городки постепенно сменяются первыми домами большого города, Монтмера. Он не похож на Крофтон или Лаисту, окруженные лесами или полями, – это настоящий город, с дорогами и реками, бегущими через него. Мои мысли возвращаются к воспоминаниям, как мы с Аммой сидели с картой Семперы, расстеленной на коленях, а ее дедушка водил пальцем по рекам и городам, рассказывая нам о своих путешествиях в молодости. Монтмер находится в сердце Семперы, самой старой ее части, где, как говорили, бродили Алхимик и Колдунья. Беллвуд находится в центре спутанного клубка узких дорог и рек. Несмотря на ранний час, телеги и кареты тарахтят мимо нас по дороге, вдоль которой мы идем, и я чувствую запах хлеба и рыбы, кофе и фруктов и слышу звон кровавого железа, оставленный ими. Ставни над нами широко распахиваются, чтобы впустить ветерок, и на улицах нет попрошаек, как и тихого хора из «Час, час».
Лиам дал мне надеть плащ. Я натягиваю капюшон и осторожно из-под него осматриваю аккуратные, холмистые мощеные улицы. Хотя мне приходится опускать голову каждый раз, как кто-то проходит мимо, я не могу не почувствовать легкое жужжащее ощущение в груди. Монтмер странный, и все же что-то в нем притягивает меня, словно я уже была здесь когда-то. Смутно вспоминаю книгу по истории в библиотеке Эверлесса, в которой приводилась теория, что это – место рождения Алхимика, но от сей мысли мне становится не по себе, и я ее отталкиваю. В детстве, когда мы еще жили в Эверлессе и я хотела исследовать мир, я все время просила папу отвезти меня в подобную местность.
Мы слышим цокот копыт позади нас, тяжелые шаги и крики с акцентом жителей Береговой Гавани. Я инстинктивно резко сворачиваю в аллею справа от нас, Лиам – позади меня, и мы стоим, прижавшись плечами к стене. Страх затуманил мой разум. Но солдаты прошли мимо.
– Думаешь, они знают, что мы здесь? – тихо спрашиваю Лиама, когда мы возвращаемся на улицу.
Лиам пожимает плечами, но я вижу, что он тревожно хмурится.
– Сомневаюсь. Просто они повсюду.
Лицо Ины вспыхивает в моей голове, то, как она посмотрела на меня, когда я столкнулась с ней в ее комнате: со злостью, граничившей с ненавистью. Мысль о том, что она меня ненавидит, снова посылает уколы грусти и страха по мне. Но хуже всего – возможность, что Каро контролирует Ину как марионетку, как она поступала с Королевой до нее и угрожала поступить со мной. Я помню ее слова с того пропитанного кровью дня, когда мы столкнулись в Эверлессе: как она шептала на ухо Королеве и крала ее разум, чтобы ее контролировать, – и хватаюсь за надежду, что разум Ины сильнее, чем Королевы, что Каро еще не вторглась в ее голову щупальцами своей магии.
Когда голоса солдат замолкают, Лиам ведет меня вперед, вверх по холму, в более тихую часть города, широкие улицы которой почти пустые. Высокая каменная стена бежит вдоль улицы на протяжении нескольких кварталов, за которой я вижу верхушки деревьев и слышу слабый зов певчих птиц. Мы идем вперед, а она плавно извивается, пока мы не доходим до больших ворот из дуба и кованого железа, на которых хвастливо изогнутой медью написано слово:
Подходя ближе к воротам, вижу, что их металлическая поверхность усеяна несколькими прорезями. Лиам не колеблется. Он достает трехдневные монеты из кошелька и кладет их в три прорези: третью, седьмую, затем первую. Я слышу приглушенный скрежет механизма, и ворота тихо щелкают, открываясь. Замок комбинаций.