– Кто? – презрительно спрашивает она, хотя в ее глазах дрожат слезы. Она делает шаг ко мне, и я заставляю себя оставаться на месте, даже когда нож оказывается ближе. – Я поговорила с другими слугами. Они рассказали мне, как ты ненавидела Герлингов. И многие думали, что ты любила Роана с самого детства.
Я стараюсь говорить спокойно.
– Это правда, но только не Роана. Тот, кто убил его… – Как мне об этом рассказать? А ей – поверить мне? Но Ина не сводит с меня глаз, и я продолжаю: – Его убила Каро. И твою мать – тоже.
Ина бледнеет, но не опускает клинок. Я внимательно наблюдаю за ее лицом, пока она обдумывает мои слова. Мысли блуждают по ее лицу словно облака, парящие над землей.
– Почему? – наконец тихо шепчет она, но этот шепот легко пронзает наше тяжелое, напряженное молчание. – Зачем ей это делать?
Тот факт, что Ина не обвинила меня в сумасшествии, вселяет в меня слабую надежду. Варианты ответа крутятся в голове, но каждый следующий из них представляется абсурднее предыдущего. Однако я уже начала говорить правду и не стану останавливаться. Делаю глубокий вдох и поворачиваю ладони к сестре.
– Она хотела навредить мне. Сложно объяснить, почему, но мы с Каро знаем друг друга уже очень давно. Еще до того, как вы приехали в Эверлесс. Не могу сказать, что все понимаю, но пытаюсь. – После небольшой паузы я продолжаю: – Ты можешь назвать мне первый день, когда встретилась с Каро?
Глаза прищуриваются. Она не понимает вопроса, молчание затягивается, потом она начинает хмуриться, широко раскрывает глаза. Готова поспорить: она пытается вспомнить день, когда красивая, сладкоречивая, зеленоглазая служанка появилась в ее жизни. И не может найти ответа, потому что…
– Она всегда там была, не так ли?
Ина молчит, но я вижу, что мои слова ей неприятны, замечаю, как их правдивость заставляет ее вздрогнуть.
Я продолжаю давить.
– Потому что она всегда существовала, находилась рядом с твоей матерью до рождения любой из нас, никогда не меняясь, следя за всем, наблюдая, выжидая.
Ина продолжает молчать, сжимая полированную рукоятку ножа, а я пытаюсь представить, как одиноко ей должно было быть во дворце, когда ее мать со своей подругой внезапно исчезали на неопределенное время. Я помню, как мертвая Королева и Каро держались вместе, – странная, молчаливая зависимость друг от друга, – постоянно находились рядом, хотя едва ли обменивались и парой слов. Допускаю, что Ина привыкла к этому, но мои слова заставляют ее задуматься.
Потом она отбрасывает сомнения прочь и с вызовом спрашивает:
– Выжидая чего?
– Меня. – Это своего рода правда. – Мы с Каро – враги. Не сразу узнали друг друга в Эверлессе, но со временем я поняла, кто она такая. – Глубоко вздохнув, чувствую, как слезы наворачиваются на глаза. – Она убила Роана, чтобы навредить мне, потому что думала, что я его люблю. И твоя мать, погибшая Королева, знала это, потому она убила и ее, чтобы убедиться, что вину свалят на меня.
Слеза тихо бежит по щеке Ины, и мне кажется, что ее рука слегка дрожит.
– Тогда кто ты? – шепчет она.
– Ина, – пытаясь подобрать слова, после которых сестра не побежит прочь, метнув в меня нож, – что ты сказала бы, если бы я поведала тебе, что Алхимик и Колдунья все еще живы?
Она моргает.
– Мать воспитала меня с верой в старые истории, но…
– Мой отец – тоже, – я непроизвольно перехожу на шепот. – А ты веришь, что они все еще бродят по земле и по-прежнему среди нас?
Она переступает с ноги на ногу, чувствуя себя неуютно.
– Что ты хочешь сказать?
– Это прозвучит безумно, – говорю я, – но, пожалуйста, поверь мне, Ина, – глубокий вдох. – Я – Алхимик. А Каро – Колдунья.
Кажется, проходит минута, пока Ина просто молча смотрит на меня.
И наконец спрашивает:
– То, что я почувствовала в долине, когда мы напали на тебя и твоего друга, было… старой магией?
Я отчаянно киваю. Слезы снова застят глаза.
– Ина, ты знаешь историю, в которой Алхимик предложил вернуть сердце Колдуньи и дал ей двенадцать камней, которые нужно было проглотить?
Она быстро кивает. Да. Ее рука немного опускается.
– Двенадцать камней были сердцем Колдуньи, разломанным на части. Когда меня убивали, я перерождалась снова.
Глаза Ины блестят.
– Я – Алхимик, – говорю без какого-либо пафоса, который мог бы сопровождать это признание. – Двенадцатый, последний. Каро хочет убить меня и забрать то, что я украла у нее в моей первой жизни.
– Свое сердце, – отвечает она.
– Да. Но сперва она хочет разбить мое. Вот почему… – Но я не могу продолжить. Слезы наконец прорываются и текут по моим щекам, одна за другой.
– Вот почему она убила Роана, – с удивлением заканчивает Ина, – потому что он был тебе дорог.
Я киваю, не решаясь снова спросить, верит ли она мне, потому что боюсь услышать «нет».
– Джулс. – Она делает шаг и протягивает ко мне руки. Ее взгляд мягкий, все еще неуверенный, но ненависть, пылавшая в нем так ярко, исчезла. Теперь она не Охотник, не Королева, а просто девушка, моя подруга, испытавшая лишения.
– Прости, что не сказала тебе, – всхлипываю я. – Нужно было понять раньше, но я…
Смущение вспыхивает в ее глазах.
– Почему ты рассказываешь мне?
Я почти смеюсь, услышав эти слова, потому что эта часть правды выглядит самой пугающей, но собираюсь с силами и продолжаю:
– Когда мы встретились, ты призналась мне, что хочешь узнать тайну своего рождения. Это все еще так?
Она неуверенно кивает:
– Думаю, да.
– Помнишь, как мы отправились в сиротский приют и мужчина там рассказал мне о Брайарсмуре? Мы там родились, Ина, мы обе, в один день. У одной матери. – Я делаю резкий вдох. – Мы двойняшки, и наши родители погибли во время временны́х искажений, о которых нам рассказывали.
– Королева нашла меня там, – говорит Ина. Ее голос все еще лишен эмоций, но мне стоит считать победой то, что она пока не сбежала и не набросилась на меня, а терпеливо продолжает слушать. – У меня во рту был камень.
– Знак Алхимика, – отвечаю я. – И камень был у меня, если это вообще правда. Но папа – мой дядя, точнее, наш дядя – нашел меня. Он, должно быть, не думал, что Королева заберет тебя.
– Так Каро думала, – говорит Ина, спотыкаясь о каждое слово. – Она думала, я…
– Да, – я делаю шаг ей навстречу, оказавшись достаточно близко, чтобы дотронуться до нее, и она не отходит в сторону, – она собиралась убить тебя, пока не узнала, что Алхимик – я, а не ты.
Ина молча смотрит на меня, и эмоции на ее лице борются. Сердце сжимается, оттого что Ина совсем не умеет скрывать их. Какими ужасными должны были быть для нее эти последние несколько недель, пока я бегала по всей Семпере, гоняясь за своими воспоминаниями, оставив ее один на один с Каро. Но в одну минуту злость появляется на ее лице.
– Лгунья! Лгунья! – Нож снова у моего горла. – Думала, я в это поверю.
Я закрываю глаза и мрачно сознаю: может, это конец. Умереть от клинка Ины намного лучше, чем от рук Каро. Возможно, страх смерти повредил мой рассудок, потому что в голове возникает безумная идея.
– Ина, могу я попробовать показать тебе правду? Если у меня получится, ты мне поверишь?
Она моргает.
– Как?
Уверена: Ина хочет мне верить. Я закрываю глаза и нежно беру ее за руку. Воспоминания – мгновения, а мгновения – время, думаю я, повторяя слова Стеф, и представляю, как затягиваю в них Ину.
Медленно-медленно это срабатывает.
Держа Ину за руку, вхожу в воспоминания, которые проносятся в моей голове одно за другим. Каро в Эверлессе наблюдает, как жидкое золото моего времени танцует на полу; Брайарсмур, а потом высокий крик нашей матери, Наоми; Роан на коленях, кинжал Каро прижат к его горлу…
Я выдергиваю свою руку из руки Ины и спотыкаюсь, снова оказавшись на кладбище. Стоящая передо мной сестра смотрит на меня непонимающим взором.
– Мне жаль, Ина, – говорю и легко касаюсь ее руки, чувствуя твердость доспехов под плащом Охотника. Знаю, что слова не могут передать, как я опечалена смертью Роана и даже Королевы, как сожалею, что ее втянули в это и что она была ранена.
Ина прикрывает глаза, тяжело дыша. Вижу, что она пытается взять себя в руки, но наконец сдается, дав волю эмоциям, и падает мне на грудь.
Я крепко обнимаю и не отпускаю ее.
28
Мы сидим на кладбище уже много часов. Я рассказываю Ине, что случилось после той ночи, когда мы посетили ведунью в Лаисте. Она обещает, что Элиас останется жив, и я верю ей. К тому времени, как я выкладываю все, о чем хотела ей рассказать, день подходит к концу, и на небе восходит яркая луна. В глубине души я удивлена, что о моих двенадцати жизнях и всем, что случилось со мной после побега из Эверлесса, можно рассказать за такое короткое время.
Ина вздыхает.
– Я всегда замечала, что в тебе что-то есть, с самой нашей первой встречи в Эверлессе. Какая-то тайна, неуловимая печаль.
Напоминание о времени, проведенном вместе в поместье, – как все было просто тогда! – заставляет сердце сжаться, и я опускаю глаза. Возможно, мои эмоции прочитываются на лице так же явно, как и у Ины, вот только обычно это скорбь и печаль.
– Я тогда ничего о себе не знала! Отец только что умер. Я начинала догадываться, но не была уверена.
– Тебе не нужно оправдываться. Я не все понимаю об Алхимике и Колдунье, но верю тебе.
Собираюсь спросить ее, чем вызвано ее доверие, но на глаза снова наворачиваются слезы, и я молчу.
– По крайней мере, это объясняет, почему Каро изменилась после смерти моей матери, – говорит Ина. – Теперь она говорит лишь о мести, хочет, чтобы я подняла армию, Джулс, призвала солдат из каждого города и всех деревень Семперы. Она говорила о вторжении в другие страны, распространении кровавого железа и на их берегах. Забирала кровь у невинных. Никогда прежде Каро так не жаждала крови.
– Жаждала. – Не могу смотреть Ине в глаза, потому опускаю взгляд на траву. – Просто до этого она скрывала свои желания. Каро сказала, что будет убивать до тех пор, пока не найдет того, кто меня сломает. Любой, кого я люблю или кто любит меня, в опасности. Так много людей, попытавшихся защитить меня, погибло.