[387]. Вместе с Ауэрбахом, Ставцевой и Эповым Харитонов готовит постановку «Одного из двух» в течение всего 1973 года.
При этом сам 1973 год полон новых (довольно мрачных) примет все более консервативного курса, проводимого руководством страны: здесь и характерные (увеличивающие влияние «силовых» министерств) кадровые перестановки в КПСС, и яростная газетная кампания против Андрея Сахарова, и громкий процесс Петра Якира и Виктора Красина (повлекший за собой кризис диссидентского и правозащитного движения). Интеллигенция шутит про 1973 год, в котором осталось только переставить цифры (и получится 1937-й); но и «широкие народные массы» явно утрачивают кипучий энтузиазм и готовность активно сотрудничать с государством, характеризовавшие 1960-е годы. Хрущевские обещания построить к 1980 году коммунизм дезавуированы введением (в 1971 году) концепции «развитого социализма» – нового этапа эволюции советского общества, заключающегося в постепенном (и сколь угодно долгом) совершенствовании уже существующих институтов. Брежневское Политбюро придает «развитому социализму» максимально консервативное звучание: «Утверждая, что в стране построен развитой социализм, власти давали понять, что построение коммунизма больше не входит в повестку дня, что существующего социализма более чем достаточно»[388]. Напряжение между более-менее либеральной внешней (вследствие «детанта») и более-менее репрессивной внутренней политикой находит выход в «третьей волне» эмиграции. По слухам, эмиграции дан ход с личного позволения Юрия Андропова, рассчитывавшего таким образом очистить СССР от множества «нежелательных элементов»[389]. Изначально «третья волна» почти целиком состоит из советских евреев, которых, с одной стороны, подталкивает к отъезду повсеместный государственный антисемитизм, а с другой стороны, все больше интересует собственная национальная идентичность – обе тенденции явно усилились после победы Израиля над арабскими государствами в Войне Судного дня осенью 1973 года. Харитонов к «третьей волне» относится довольно скептически («У нас разный Бог. Вам уж положено уходить из Египта, а мы пусть в нем погибнем, но уходить не должны» [284]), хотя уезжающие есть и среди его знакомых: в частности, в 1973 году из СССР во Францию эмигрируют Мария Розанова и Андрей Синявский.
При том что Харитонов позиционирует себя как аполитичного человека, занимающегося «чистым» искусством, общая ситуация в стране неизбежно влияет и на его работу. И вполне ожидаемо, что «Одно из двух» – пьеса об андрогине, попутно критикующая традиционную советскую семью, – в 1973 году покажется художественному совету Театра мимики и жеста чересчур подрывной; подготовку пантомимы придется прекратить[390]. Вместо этого Харитонова настоятельно попросят заняться классикой: заново поставить на сцене фонвизинского «Недоросля» – спектакль, который актеры театра играли еще в пору своей стажировки в Щукинском училище[391]. Харитонов отнесется к данным требованиям очень спокойно – в том числе потому, что его интересы все более смещаются с подмостков официальных театров к многообразным пространствам советского театрального андеграунда. Именно в это время Харитонов привыкает к статусу «фигуры подпольной богемы»[392], завсегдатая неофициальных студий, любительских кружков и салонов столицы. Одним из главных проводников Харитонова будет здесь Феликс Иванов; в частности, благодаря ему Харитонов завяжет дружбу с актерами Геннадия Юденича (Экспериментальный театр-студия Минкульта СССР) Алексеем Шилиным и Валерием Беляковичем[393]. Работающий библиотекарем в Вострякове Белякович увлечен режиссурой, мечтает о поступлении в ГИТИС и как раз организует свою первую труппу, названную «Драматический ансамбль „Голуби“»[394]. В другой студии, состоящей из студентов Щукинского училища, Феликс Иванов играет с Александром Трофимовым и Валентином Куклевым. Через Куклева Харитонов узнает о кружке пантомимы Валерия Мартынова[395]; ученик Модриса Тенисона, Мартынов придумывает постановки, «изменяя сознание актеров в условиях аудиовизуальной среды» (с помощью текстов древних мистерий, «психодраматических техник» и авангардной музыки)[396]. Занятия труппы Мартынова, проходящие в знаменитой Московской экспериментальной студии электронной музыки при музее Скрябина, Харитонов, судя по всему, посещал – играющую здесь Ольгу Гобзеву (жену Мартынова и актрису Тетра-студии киноактера) он считает в ту пору эталоном женской красоты[397], а с «аудиовизуальными воздействиями» на актеров сам попробует экспериментировать несколько лет спустя («Это серия заданий на окраску движений и возгласов в соответствии со светом. Естественно было бы на цвета оранжево-красного спектра двигаться с горячностью, издавать возгласы громкие, с чувством, желая захватить всех гостей, а с холодным цветом басить, передвигаться медленно, уходя в себя, – т. е. в прямой зависимости от того, что представляется нам обычно при этих спектрах» [222]).
Примерно тогда же в Москву из Вильнюса начинает регулярно приезжать Роман Виктюк (в 1974 году он готовит постановку «Вечернего света» для Театра Моссовета), с которым Харитонов весьма быстро подружится (2: 158), а в ДК Института атомной энергии имени Курчатова организуется студия пантомимы под руководством Гедрюса Мацкявичуса. Труппа Мацкявичуса (в основном молодые студенты, среди которых Павел Брюн и Валентин Гнеушев[398]) как раз репетирует «Преодоление» – спектакль с выраженной гомоэротической подоплекой об отношениях между Микеланджело и статуей Давида; Харитонов становится частым гостем и в этом месте[399]. Кроме того, Харитонов периодически появляется в пластических кружках, которые ведет его коллега по Театру мимики и жеста Евгений Низовой, в небольшой студии пантомимы Анатолия Бойко при ДК МЭИ и на квартирных спектаклях по Гарольду Пинтеру и Эжену Ионеско, устраиваемых актером Алексеем Зайцевым и режиссером Григорием Залкиндом[400].
Благодаря Театру мимики и жеста Харитонов знаком и с Олегом Киселевым – актером «Таганки» и другом скульптора Вадима Сидура, совмещающим преподавание пантомимы в ДК «Москворечье» с профессией могильщика на Ваганьковском кладбище (где он снимает «подпольные» кинофильмы)[401]. Самая громкая театральная работа Киселева, спектакль «Голоса травы» по Трумену Капоте, поставлена при участии Юрия Соболева[402] – знакового деятеля московского андеграунда, служащего, вместе с Юло Соостером, в журнале «Знание – сила» и активно привлекающего к сотрудничеству в нем таких художников, как Илья Кабаков, Эрнст Неизвестный и Виктор Пивоваров[403]. Через Соболева и Киселева Харитонов подружится с Риммой и Валерием Герловиными, с 1971 года создающими оригинальные тексты «в виде геометрических структур», «цветные монотипии», «поэмы-кубики» и так далее[404]. К середине 1970-х квартира Герловиных, расположенная в Измайлове, неподалеку от Театра мимики и жеста, станет одним из важнейших центров неофициального советского искусства: ее посещают Всеволод Некрасов и Лев Рубинштейн, Виталий Комар и Александр Меламид, Иван Чуйков и Леонид Соков, здесь проводятся выставки и устраиваются обсуждения работ[405]. Регулярно бывая у Герловиных, Харитонов познакомится с художниками Игорем Макаревичем и Андреем Монастырским, с поэтом Генрихом Сапгиром, с фотографом Валентином Серовым и с совершенно «ренессансным» человеком (искусствоведом, режиссером, фотографом) Виктором Новацким[406].
Впрочем, круг Харитонова составляют не только художники и режиссеры; многим литераторам Москвы Харитонов хорошо известен в качестве оригинального поэта (о прозе его знают меньше[407]). Он по-прежнему дружит с Евгением Сабуровым, общается с Михаилом Айзенбергом, выступает на домашних семинарах Юрия Рождественского и появляется в общежитиях МГУ на Ленинских горах, где вместе с Вячеславом Куприяновым читает студентам свободные стихи и говорит о «новосибирской школе верлибра»[408]. В 1973 году начнется (с подачи вездесущего Феликса Иванова[409]) дружба Харитонова с прозаиком Николаем Климонтовичем[410] – сыном крупного советского физика Юрия Климонтовича. Николай Климонтович занимается в популярном ЛИТО Симона Бернштейна и Эдмунда Иодковского – месте, где часто появлялись и участники СМОГа (Леонид Губанов, Владимир Алейников, Вадим Делоне), и поэты возглавляемой Игорем Волгиным студии «Луч» (Сергей Гандлевский, Алексей Цветков, Бахыт Кенжеев)[411]. А с осени 1974 года Харитонов становится вхож в дом Семена и Лилианы Лунгиных – важнейший «салон» Москвы 1970-х. К Лунгиным его приводит Марианна Новогрудская[412], хотя общих знакомых гораздо больше: Евгений Лунгин занимается в театральном кружке у Олега Киселева