Пройдя бульвары Монмартра и Пуассоньер, он увидел слева театр Гимназии, а вдали дом Маргариты. Некоторые из его окон были освещены; назначенный час еще не настал, Хуан не опоздал.
Кутаясь в свою шинель, долго ходил он взад и вперед, думая о Маргарите и не замечая, как какой-то незнакомец, быстро осмотрев его и догадавшись, что он с нетерпением кого-то ожидает, спрятался в ворота соседнего дома.
Городские часы на башне пробили десять. Дождь становился мельче и мельче, так что походил на едва заметную пыль.
Хуан продолжал ходить с возрастающим беспокойством. Маргарита не приходила. Время шло.
Письмо не могло быть фальшивым! Не перепутал ли Хуан время? И это невозможно, так как он несколько раз прочитал письмо от слова до слова.
Ожидая так долго и тщетно, перестаешь наконец верить и самому себе. Хуан вынул письмо, хранившееся у сердца, подобно талисману, подошел к фонарю и стал перечитывать его. Совершенно ясно было написано: десять часов.
Подняв голову, он увидел переходившую улицу молодую женщину, одетую в темное верхнее платье и с повязанной платком головой.
Хуан спрятал письмо; внутренний голос подсказал ему, что это была Маргарита.
— Это вы, Хуан? Я вас заставила ждать, — прошептала она, боязливо оглядываясь. — Мараньон, которого я ожидала, еще не пришел: простите мое долгое отсутствие.
— Вы беспокойны и перепуганы, Маргарита! — ответил Хуан, протягивая ей руку.
— Я была бы очень рада, если бы он, по своему обещанию, возвратился домой к девяти часам. Он может нас видеть, наблюдать за нами. Вы ничего не заметили поблизости?
— Ваше беспокойство мучает меня! О, сколько вы перенесли и вытерпели, прежде чем стали так бояться.
— Этот Мараньон дьявол, — прошептала несчастная.
— Я вас защищу, Маргарита.
— Я больше за вас боюсь, чем за себя. Что если он увидит вас! Я знаю, он меня не любит, но вы можете погибнуть, потому что он извлекает из меня выгоду. Вы не можете представить себе, в каких ужасных стенах я нахожусь, не спрашивайте об этом, но повинуйтесь моему предостережению.
Хуан и Маргарита прошли по бульвару Сен-Дени и повернули к Сен-Мартену.
— Куда мы пойдем? — спросил Хуан Маргариту, которую вел под руку.
— К предместью Бельвиль!
— Это квартал…
— Преступников, Хуан, отверженных, беднейших рабочих и несчастнейших девушек.
— Что же вам там нужно, Маргарита?
— Я хочу видеть свою мать, о которой уже давно ничего не знаю. Она еще любила ту, которая была виновницей ее несчастья.
— Мать ваша живет в Бельвиле, Маргарита?
— Я вполне понимаю ваше недоумение, Хуан. Но вам я все расскажу. Никому другому я не доверю этого. Поймите же, что я к вам чувствую.
— Вы не ошиблись во мне, Маргарита! — воскликнул Хуан, тронутый ее доверием. К тому времени они уже свернули на улицу Тампль, ведущую к Бельвилю.
— Перед тем как писать вам сегодня, я молилась, — прошептала Маргарита. — Тайный голос сказал мне, что я права, доверяясь вам; У меня нет никого, кто был бы расположен ко мне.
— А ваша мать, к которой вы идете? Вам еще можно позавидовать, Маргарита, у вас есть мать.
Горько улыбнувшись, посмотрела она на своего собеседника, завидовавшего ей.
— Моя мать никогда меня не. любила, — проговорила она сквозь слезы. — Несмотря на это, я ее люблю, Хуан! Никогда не спрашивайте меня, как все произошло и что я вытерпела, — довольствуйтесь тем, что я расскажу! Мать, что бы она ни сделала, всегда останется матерью.
— Я понимаю вас, Маргарита, она принесла вам много горя.
— Не говорите этого, не произносите подобных слов, Хуан! Я не решаюсь и думать об этом.
— О, у вас благороднейшее сердце, Маргарита; я все более и более уважаю вас!
Они достигли вновь разбиваемого парка Des Buttes Chaumont, потом направилась к гостинице «Маникль».
Вокруг царила мертвая тишина; только на отдаленных улицах время от времени показывались дерзко улыбавшиеся девушки, выбегавшие на бульвар для того, чтобы пленить кого-либо. Это были бельвильские ночные птицы, сирены предместья.
Маргарита и Хуан смолкли и быстрыми шагами пошли к цели своей прогулки; сердце Маргариты тревожно билось; Хуан чувствовал это, потому что Маргарита, будучи сильно озабочена, прижалась к его руке.
— Хуан, что вы подумаете? — прошептала наконец Маргарита. — Куда я веду вас? О, Боже, неужели и вы будете худого мнения обо мне?
— Я люблю вас и верю вам, — возразил он тихо. Маргарита вздрогнула при этих словах, сказанных с любовью.
— О, какое блаженство, — сказала она, не понимая сама, что говорит.
— Скажите, Маргарита, любите ли вы меня? — спросил Хуан, взглянув на свою спутницу, которая, услышав эти слова, опустила голову.
— Я не смею любить вас, и однако, когда я сегодня молилась, то сознавала, что душа моя сильно привязана к вам.
— Вынужденное согласие, данное вами, недействительно, Маргарита. Скажите, любите ли вы меня?
— Невыразимо; я готова всюду идти с вами!
— Слова эти внушены вашим сердцем, я чувствую это; я блаженствую, Маргарита. Минуты эти самые счастливые в моей жизни — ты любишь меня!
Хуан обнял ее, привлек к себе; губы его соединились с ее горячими губами, он чувствовал колебание ее груди, слышал ее страстные вздохи, видел ее полуоткрытые глаза и горячо обнял ее.
— Я не хочу пробуждения, я не хочу возвращения, — задыхаясь, проговорила она.
— Ты должна быть моей! — вскричал Хуан. — Успокойся, и для нас настанет час вечного блаженства!
Маргарита вырвалась из его объятий.
— Поспешим, — прошептала она, — я должна отыскать свою мать! О, как скоро пролетел этот сон блаженства! Подумайте о Мараньоне!
— Мужайся! Не унывай! Я буду называть тебя своей!
— Кто любит меня, тот гибнет!
— Молись и надейся! Хуан должен быть твоим.
— О, ты благороднейший из людей! Я готова стать перед тобой на колени, если тебе удастся спасти меня. Я буду благословлять Бога, если он соединит нас! Я готова даже нищенствовать, лишь бы только назвать тебя моим! Только в тебе мое счастье, мое спокойствие, моя любовь!
Маргарита прильнула к своему спутнику и вместе с ним направилась по улице Бельвиль к дому, боязливо оглядываясь по сторонам. Ей послышалось, что в кустах что-то зашумело…
— Уже полночь, — сказал тихо Хуан. — Поспешим!
Они подошли к первым домам улицы. Хуан недоверчиво посматривал по сторонам; ему было известно, что в этих местах нужно быть очень осторожным; он держался за шпагу.
На другой стороне улицы шмыгали подозрительные личности, которые, вероятно, задумывали какое-нибудь преступление.
В дверях одного дома стояла парочка, прощаясь с грубыми шутками; она возбудила в Хуане и Маргарите чувство отвращения. Из гостиницы «Маникль» до них доносился дикий шум.
— Нам нужно туда; наверху живет моя мать, — сказала Маргарита.
Хуан посмотрел на дом; его обдало холодом при мысли, что Маргарита жила здесь; но он должен был сознаться, что Маргарита еще более достойна уважения, поскольку ей удалось сохранить свою чистоту и невинность.
— А другого хода нет? — спросил он, указывая на дверь, ведущую в гостиницу.
— Мы должны пройти через нижнее помещение, чтобы подняться наверх, — сказала Маргарита с боязнью.
— Через это помещение, — повторил Хуан, прислушиваясь к диким крикам, — это невозможно! Я лучше войду один!
— Никогда! Я иду с тобой! Никто нас не тронет; хозяин меня знает, он даст нам возможность проскользнуть в коридор, ведущий к лестнице. Но что это?
Маргарита посмотрела на окна, на которых прежде стояли ее цветы и птичка; там все было пусто и необитаемо; не было занавесей и окна казались черными впадинами.
Хуан не заметил впечатления, произведенного на Маргариту этим видом; он приблизился к дверям, Маргарита невольно последовала за ним.
Несколько подозрительных лиц еще сидело за столами в гостинице «Маникль», между тем как хозяин с женой стояли за прилавком, где, как помнит читатель, находилась дверь, которая вела на верхний этаж.
Когда Хуан и Маргарита вошли в гостиницу, взоры не только хозяина, но и его подозрительных гостей с любопытством обратились на них. Отвратительный запах и густой дым наполняли комнату; за одним из столов сидело трое мужчин, на лицах которых порок оставил явные следы; за другим расположились двое молодых людей, нахально посмотревших на Маргариту; две личности, сидевшие возле стены, привлекли внимание Хуана; они ели сосиски, запивая их добрыми глотками вина. Это была нищая с мужем; Хуан часто видел ее на улице Риволи, когда она водила мужа как слепого, который теперь отлично видел.
У другой стены сидели какие-то подозрительные типы, вероятно, возвратившиеся недавно с галер, что можно было заключить по их желтым безбородым лицам. Они пили вино.
Хуан был взбешен двусмысленными взглядами и намеками, которыми двое молодых людей провожали его и Маргариту.
— Ради Бога, не говори ничего, — прошептала она, увидев угрожающий вид Хуана.
Она хотела подойти к хозяину, который еще не узнал дочери Габриэли.
— Какие гримасы он корчит! — сказал один из парней, разгоряченный вином. — Это, верно, переодетый полицейский агент, который воображает о себе Бог знает что! Этим, старый приятель, не возьмешь!
В то время, когда остальные гости при словах «полицейский агент» приняли угрожающие позы, Маргарита быстро подошла к хозяину, чтобы спросить про свою мать.
Она узнала от него, что Габриэль Беланже давно уже не живет здесь, что она ночью увезена тем же господином, который посещал ее недавно. В это время Хуан, раздраженный вызывающими словами дерзкого парня, бросился на него. Его нельзя было удержать и помешать следующей сцене.
Хуан до того был возмущен дерзкими словами, что забыл, где находится. Он уже готов был наказать дерзкого, как широкоплечий и рослый детина, сидевший с двумя другими, загородил ему дорогу.
— Ого, — сказал он, — чего вы от него хотите! Разве он не сказал правды? Зачем вы пришли в этот кабак? Отвечайте!