Папа слабо улыбнулся мне из-под очков. Вообще, мимика у него была довольно вялой, а всему виной работа по шестьдесят часов в неделю. Она же, кстати, напрочь лишала его терпения. До сих пор помню день, когда я привязала себя к кровати скакалкой, чтобы родители не выгнали меня в школу. Мама пыталась добиться своего мольбами, слезами, просьбами, даже притащила в комнату Роуз, чтобы мне стало стыдно. А папа просто явился ко мне с ведром воды и с криками: «Если тебе так уж нравится мыться, я тебя сейчас вымою!» – окатил меня ею с ног до головы.
Впоследствии на сеансе семейной терапии папа признался, мол, он надеялся, что шок меня вразумит. Но я так и осталась в постели, стуча зубами от холода, пока мама наконец не пришла ко мне и не разрешила остаться дома. Пришлось потом пролежать в горячей ванне часа два, чтобы согреться.
А теперь они оба сидели за столом с весьма деловым видом.
– Здорово, что к нам заглянули твои подружки, – сказала мама, – но лучше бы ты меня заранее об этом предупредила.
– Да мы же просто болтаем у меня в комнате, что тут такого? – ответила я, стараясь не состроить недовольной гримасы.
– Но это мой дом. И я должна знать, что в нем происходит. Мы ведь это уже обсуждали.
– Ладно, попрошу их уйти.
Родители обменялись коронными, доведенными до совершенства взглядами – они всегда так делали, когда со мной «становилось сложно».
– Не говори с мамой в таком тоне, – устало попросил папа.
Я вздохнула:
– В каком – таком?
– В таком дерзком.
– Ну так что, мне их выпроводить или как?
– Это ни к чему, просто в следующий раз предупреди нас.
– Хорошо, – сказала я, отошла от стола, взяла чайник и пошла к раковине налить воды. Пока она закипала, я заметила, что мама с папой подозрительно косятся на меня.
– Что такое?
– У нас сегодня была встреча с Сарой, – сообщил папа, опустив глаза, – он всегда прятал взгляд при упоминании о моем психотерапевте.
– Вот оно что…
Я лично дала разрешение на то, чтобы мои родители регулярно встречались с Сарой и узнавали о моих успехах и стратегиях терапии.
– Она рассказала нам про сэндвич, – продолжил папа.
– Мы очень тобой гордимся, Эвелин! – добавила мама и впервые за день мне улыбнулась, как будто я принесла домой пятерку за тест или еще что-нибудь.
Впрочем, думаю, мне и впрямь можно было бы поставить «отлично» за то, с каким усердием я притворяюсь нормальной. Хотя нормальный человек и не притронулся бы к тому сэндвичу.
– Спасибо, – сказала я.
Достав какао-порошок, я насыпала его в три кружки. Всякий раз, поднимая взгляд на родителей, я замечала, что они за мной наблюдают…
– Сара хочет, чтобы мы еще раз поговорили про таблетки, – громко сообщил папа.
– Тс-с-с! – шикнула я на него, с отчаянием указав наверх. Моя спальня располагалась как раз над нами, а голос у папы был довольно раскатистый. – Девчонки наверху, они могут нас услышать!
Папа в замешательстве покосился на меня. А потом повернулся к маме, и та пожала плечами.
– И что? – спросил он.
– Ну… – нерешительно начала я, разливая вскипевшую воду по кружкам. – Они не знают про мои… особенности.
– Как так? Почему ты им не рассказала?
– Ну…
Повисла неловкая пауза.
– Я специально пришел пораньше, чтобы обсудить эту тему, – сказал папа. – В расчете на то, что мы вместе продумаем действенный план, – добавил он и со звоном поставил бокал на стол.
– Но меня-то вы ни о чем не предупредили! – возмутилась я.
– А ты нас не предупредила, что к нам заглянут твои подружки.
– Тьфу ты! – Я начала было разливать по чашкам молоко, но слишком увлеклась и пролила немного на стойку, а потом схватила бумажное полотенце и начала торопливо промакивать лужицу. Мой крик, казалось, шокировал и маму, и папу. – Вспомните времена, когда мне было очень плохо, когда я отказывалась и нос на улицу высунуть! Разве вы сами не мечтали о том, чтобы я привела домой кого-нибудь из школы? Разве не переживали, что этому не бывать? Не боялись, что я уже никогда не вернусь в школу и не подружусь с нормальными ребятами? Вот, ваша мечта сбылась, ко мне пришли гости, а вам только и хочется что говорить о моей болезни! – воскликнула я, швырнула размокшее полотенце в мусорку и развернулась к родителям.
Какое-то время мы провели в молчании, пристально глядя друг на друга, но потом папа сдался, отодвинул со скрипом свой стул, поднялся и обнял меня.
– Ты права, милая, – сказал он. Его объятия были такими крепкими, что у меня аж ребра заломило. – Ступай наверх. Приятных вам с девочками посиделок!
Я подняла взгляд и посмотрела поверх его плеча на маму:
– Мам?
Она тоже смягчилась. Впрочем, не сильно. Я уже так давно не водила домой гостей, что и забыла, чем это может мне грозить.
– Приятных посиделок, милая. Ужин у нас будет в восемь, и, когда я начну готовить, лучше, чтоб девочек уже не было, хорошо? И в следующий раз обязательно меня предупреди.
– Хорошо-хорошо.
Я взяла горячий шоколад и вернулась в комнату.
– Ну наконе-е-е-е-е-ец-то! – воскликнула Лотти. За весь день я впервые видела ее такой радостной. – А мы тут включили «Тельму и Луизу» – по-моему, идеальный фильм для нашего первого собрания!
ПЛОХАЯ МЫСЛЬ
Так, ты не убрала в коробку диск с фильмом,
который стоял в проигрывателе до этого.
Теперь он наверняка поцарапается!
Ну кто так поступает вообще?!
– Прекрасная идея! – с улыбкой одобрила я.
Эмбер, по своему обыкновению, сидела на полу, вытянув длинные ноги чуть ли не на весь ковер.
– А я ни разу не видела этого фильма, – робко призналась она.
Лотти кинула в нее подушкой:
– Да ладно?! Ты не смотрела «Тельму и Луизу»?! Да это же… все равно что Библия!
– Библия – это книга, – заметила я. – Притом религиозная.
– Ой, ну ладно, это киноверсия Библии! Библии для сильных женщин!
– Мой братец вечно сам выбирает, что мы будем смотреть, – объяснила Эмбер, ловко увернувшись от подушки. – Вы и представить не можете, сколько раз я видела эти бесконечные «Звездные войны».
Я поморщилась:
– Дети еще смотрят «Звездные войны»?
– Мой брат – идиот, вот и все.
– Эмбер! – хором вскричали мы с Лотти.
Та только пожала плечами:
– Мне ни капельки не стыдно!
Я осторожно перебралась через подруг, раздала им кружки и устроилась в уголке постели. Попивая горячий шоколад, мы краем глаза наблюдали за тем, как Тельма с Луизой напиваются в баре. Когда дело дошло до сцены с изнасилованием, Лотти швырнула в экран еще одну подушку.
– Блин, а я и забыла об этой детали!
– Детали? Ты имеешь в виду главную сюжетную мотивацию? – уточнила я.
– Ой, давайте лучше поболтаем, пока идет эта сцена. Я сейчас по горло сыта мужиками и их выходками!
– Погодите, но я-то ее не видела! – вмешалась Эмбер.
– На Тельму нападает насильник, и Луиза в него стреляет, – коротко пояснила Лотти.
Стоило ей это сказать, как на экране появилась Сьюзан Сарандон и застрелила негодяя.
– Ну спасибо! Терпеть не могу спойлеры! – воскликнула Эмбер.
– Ничего страшного, переживешь, – заявила Лотти и отвернулась от экрана. – Мне очень плохо! – сообщила она. – Сегодня первое собрание нашего клуба, и мне страшно хочется вдохновенно порассуждать о чем-нибудь вроде «стеклянного потолка», но мысли о Тиме все не идут из головы! Такое чувство, будто он без конца по моему мозгу пляшет! – заключила она, а потом добавила: – По мозгу пляшет, а на сердце мочится!
Я печально улыбнулась:
– С такими-то метафорами тебе только в Кембридж и дорога.
В ответ она улыбнулась еще безрадостнее:
– Сама знаю. Разбитое сердце – лучший источник для творчества!
Я придвинулась к ней поближе:
– Он и впрямь тебе сердце разбил?
– Не знаю. Да, наверное. А может, просто сильно его покалечил. Очень, очень сильно.
Эмбер повернулась к Лотти и погладила ее по ноге.
– Хочешь, поговорим об этом?
– Да, наверное… нет, не надо. Неважная из меня старая дева, скажите?
– Старые девы не судят других старых дев, – ответила я, сама удивившись, как мудро прозвучали мои слова. – Никто не запретит тебе говорить о наболевшем – для этого и нужны подруги!
В тот миг мои собственные двойные стандарты стали очевидны даже для меня самой – безо всяких Сариных наблюдений.
Глаза Лотти опять увлажнились.
– Девчонки, что бы я без вас делала?
Я обняла ее за плечи:
– Поехала бы кукухой, сняла шкурку с кролика, накинула бы ее на голову, встала бы у Тима под окном и начала распевать «Вернись ко мне»[27] группы Jackson -5!
Лотти захихикала, а слезы у нее мгновенно высохли.
– А что, это было бы весело!
– Месть – это всегда весело! – подметила Эмбер. – Не веришь – спроси моего приемного братца!
– ЭМБЕР!
– Мне по-прежнему ни капельки не стыдно!
И мы расхохотались как сумасшедшие.
– А знаете, как лучше всего мстить? – спросила Эмбер, допив шоколад и поставив кружку прямо на деревянный пол… а вовсе не на подставку, которую я ей дала. – Лучше всего жить дальше припеваючи и стать в его глазах по-настоящему восхитительной, чтобы он понял, кого потерял!
Я покачала головой и прикусила язык, чтобы не устроить ей выговор из-за подставки:
– Нет, я не согласна. Восхитительной нужно стать для самой себя и только если ты сама об этом мечтаешь, а не потому что тебе хочется, чтобы какой-то там идиот, который бросил тебя год назад, кусал локти.
– Но в этом-то и вся соль! – воскликнула Эмбер. – Когда этот идиот начнет кусать локти, ты уже станешь такой распрекрасной, что и думать о нем забудешь!
– По-моему, я уже само совершенство! – заявила Лотти, и мы захихикали.
– А то! – согласилась я.
– Так как же тогда мстить?
– Просто наплюй на него.
– Ох, да хотелось бы, вот только сердце не дает! У него, кажется, стокгольмский синдром!