Глава двадцать седьмая
ЛОТТИ ПРИДИРЧИВО ИЗУЧИЛА тарелку с печеньем.
– Я, конечно, в курсе, что сегодня мы обсуждаем месячные, но неужели никак нельзя было обойтись без тематической выпечки? – поинтересовалась она.
Эмбер перевела взгляд на тарелку с печеньем «Джемми Доджерс»[29], выложенным в аккуратный кружок.
– Ой, я об этом и не подумала, – испуганно при зналась она.
Мы с Лотти сложились пополам от хохота.
– Ну спасибо! – воскликнула я. – Я теперь «Джемми Доджерс» до конца дней своих есть не смогу!
И тут Эмбер тоже расхохоталась. В ее спальне царил такой возмутительный бардак, какого, наверное, нигде больше в мире и не было. Мне в прямом смысле слова пришлось пробиваться к кровати сквозь горы одежды, палитр с высохшими масляными красками и ворохов скомканной бумаги. И как она умудрилась устроить такой бедлам, с ее-то организованностью?
ПЛОХАЯ МЫСЛЬ
Ну что за свинья тут живет?
ПЛОХАЯ МЫСЛЬ
И когда тут последний раз пылесосили?
ПЛОХАЯ МЫСЛЬ
Ты заболеешь, заболеешь, заболеешь!
Мой смех стих, а сердце тревожно заколотилось. «А ну заткнись», – велела я мозгу, а потом заставила себя снова выйти из зоны комфорта и потрогать ковер. Впрочем, после этого я ничего не ела. Весь вечер. Так, на всякий случай.
ПЛОХАЯ МЫСЛЬ
Когда последний раз стирали это одеяло? Можно ли его вообще касаться?
Ужасно хотелось отскочить от него подальше, но как это сделать, не привлекая внимания? Эмбер уже вовсю болтала о нашей программе, а мы с Лотти, чувствуя, как это для нее важно, смиренно слушали. Я постаралась отвлечься от одеяла на дыхательные упражнения.
Эмбер прочистила горло.
– Итак! – с легким волнением сказала она. – Объявляю собрание Клуба старых дев официально открытым! Сегодня у нас на повестке дня месячные. – Тут Лотти отложила печенье. – Возможно, вас удивило, что я выбрала именно эту тему, но понимаете ли вы почему?
Мы с Лотти переглянулись.
– Это вопрос? Нам отвечать? – уточнила я.
Эмбер кивнула.
– Ну… – Я сосредоточилась. – Потому что месячные бывают у всех женщин? Они-то и делают девчонок девчонками?
Эмбер одарила меня ослепительной улыбкой:
– Именно так! Именно!
– Можно мне с полки пирожок?
– А ну тихо! Нет! Как ты совершенно верно заметила, месячные и делают нас девчонками. Наша невероятная (пора уже это признать) способность кровоточить раз в месяц и вынашивать детей налагает на нас ответственность за всех жителей планеты! Однако при этом эту самую особенность, которая и делает нас женщинами, этот источник жизни, нельзя обсуждать публично. Но с какой это стати? Вы сами видели, как себя повел Гай в столовке, – он счел эту тему просто омерзительной. Но это же полная чушь!
Я потерла щеку:
– И все-таки она немножечко мерзкая, разве не так?
Эмбер резко покачала головой:
– Ничего подобного. Нас просто запрограммировали так думать.
– В самом деле?
– Да.
Лотти опустила пластмассовую тарелку:
– Слушай, а она права. Вот взять хотя бы рекламу средств личной гигиены. Почему там вместо крови показывают какую-то голубую жижу? Если б я обнаружила у себя на прокладке голубые пятна, я бы тут же в скорую позвонила!
– Хм, никогда об этом не думала, – призналась я. – Почему бы не использовать красную жидкость? Или коричневую?
– Да в мире прокладок и тампонов вообще полно всякой дичи, – заметила Лотти. – Вспомните, в каком виде их продают! В миленьких пачечках и непременно с надписью о том, какие они «незаметные».
Я задумчиво кивнула:
– И то верно. Я обычно беру тампоны – они поменьше и их удобно прятать в руке по пути в туалет, чтобы никто не увидел.
Эмбер энергично тыкнула в меня пальцем:
– Совершенно верно!
– Ты мне чуть глаз не выбила! – воскликнула я.
– Вы только задумайтесь, – невозмутимо продолжила она. – Мы же все это делаем. Покупаем эти цветастые крошечные штучки, чтобы скрыть, что у нас месячные. По меньшей мере три дня в месяц почти каждая женщина в мире истекает кровью, но мы все это скрываем. Это странно! Это ведь такая естественная и распространенная вещь, пропади она – и у нас тут же начнется паника… а говорить о ней по-прежнему стыдно!
Лотти хихикнула.
– А вы видели по телику рекламу тампонов, где менструация показана в виде такой мерзкой тетки по имени Матушка Природа в зеленом костюме-двойке и жемчугах, которая всякий раз не вовремя заявляется на всякие тусовки и фестивали и все портит?
Я не сдержала улыбки.
– А видели рекламу новых таблеток от менструальной боли? Оказывается, это старый добрый ибупрофен, и ничего больше. Но стоит на пару фунтов дороже, потому что продается в милой розовой коробочке – вот и вся разница.
Эмбер снова ткнула в меня пальцем.
– Нет, Эмбер, правда, мне впору уже защитными очками запасаться!
Но она и в этот раз не обратила на меня внимания – слишком уж увлеклась собственной мыслью.
– Замечаете, какое тут кроется противоречие?! Месячные преподносятся как что-то мерзкое и неприглядное, при этом товары, связанные с ними, продаются в милых розовых упаковочках, дескать, «малышка, не переживай, даже в эти дни можно пахнуть розами и заниматься кикбоксингом!».
Лотти кивнула:
– Согласна. Почему бы не догнуть эту линию до конца? Если менструация – это так мерзко, то зачем преподносить ее в таком расфуфыренном, подслащенном виде? Не логичнее ли продавать тампоны в черных коробках с бесплатной шоколадкой внутри?
– А на упаковке писать слоганы вроде «Все претензии к Еве!» или «Таково ваше бремя», – добавила я.
Девчонки так расхохотались, что я потом еще минут десять гордилась собой. Что было очень кстати, ведь вскоре Эмбер со свойственной ей пунктуальностью объявила перерыв на сырные закуски. Я молча наблюдала за тем, как они обе ныряют в большую миску с сырными палочками, а их пальцы раз от разу приобретают все более яркий желтый цвет. В конце концов Лотти с энтузиазмом облизала пальцы и снова полезла в миску. Мой желудок болезненно сжался. К горлу подкатил ком.
– А ты не хочешь палочек? – спросила у меня Эмбер. Все губы у нее были в оранжевых крошках.
Я покачала головой:
– Спасибо, я сытая.
– Точно?
Эмбер схватила миску и поводила ею у самого моего носа. Желудок опять сжался, закрутился в тугой и болезненный узел.
– Я… я…
На мое счастье, тут в спальню ворвался младший братец Эмбер и спас меня. Он закутался в большое банное полотенце, а мокрые волосы торчали во все стороны. Его можно было бы даже назвать милашкой, если б он не провозгласил:
– Эмбер – большая жирная лесбуха!
– Крэйг, а ну пошел вон из моей комнаты! – завопила Эмбер, тут же вскочив на ноги.
– Лесбуха, лесбуха, лесбуха!
– ВОН!
– Рыжая лесбуха! У тебя же в спальне ни разу парня не было, а! – насмешливо подметил он. – Лесби, лесби, лесби!
Мы с Лотти печально переглянулись.
– Пошел вон, гаденыш мелкий.
– У меня зато на лобке рыжие волосы не растут! Они после тебя по всей ванной валяются! Рыжий лобок, рыжий лобок!
И тут миска взмыла вверх, а палочки градом посыпались на ковер. Мы с Лотти отпрянули в сторону. А вот Крэйг спрятаться не успел и получил миской прямо по лицу. От изумления рот его округлился, а потом послышался громкий вопль:
– Ма-а-а-амоч-ка-а-а-а!
На пороге тут же возникла мачеха Эмбер. Стоило ей только увидеть слезы Крэйга и тоненькую царапину у него на лбу, как у нее случилась истерика. Она рухнула на колени и прижала мальчика к себе.
– Боже правый! Крэйг, сыночек, ты цел? Что случилось?
Мальчик указал дрожащим пальцем на Эмбер. Та стояла посреди комнаты, с изумлением глядя на собственные руки, в которых еще мгновение назад была миска.
– Я случайно! И вообще, это всего лишь пластмассовая миска!
– Эмбер, а ну пошли со мной.
И мачеха буквально вытолкала Эмбер из комнаты. Дверь за ними звучно захлопнулась. Послышались крики, а потом и истошные вопли.
Мы с Лотти смущенно потупились – настолько нам было неловко. Какое-то время мы даже друг на друга смотреть не могли. А потом начали разглядывать картины маслом, нарисованные Эмбер и хаотично развешанные по стенам. Я не особо разбиралась в живописи, но картины были и впрямь хорошие и напоминали полотна Ван Гога – они тоже состояли из завитков и спиралей, правда, выглядели чуть мрачнее. В углу я заметила женский портрет – судя по цвету волос, на нем была мать Эмбер. Само ее лицо занимало крошечный угол холста, остальное было закрашено черным.
– Может, нам уйти? – шепнула я, когда вопли стали еще громче.
– Вечно ты встаешь на его сторону!
Лотти огляделась, точно ища спасительную лазейку.
– Но как? Нам в любом случае придется пройти… мимо них. Какая же сволочь этот ее братец.
– Сводный братец, – поправила я.
– Унизил меня перед подругами!
– Давай просто затаимся тут и подождем, пока все стихнет, – предложила я.
Мы достали смартфоны и начали в них играть.
– Не имеешь права сажать меня под домашний арест! Мне уже шестнадцать!
– Заткнись, заткнись, заткни-и-и-ись!
– Ненавижу тебя. Нет, извиняться не стану. И его ненавижу. Слышишь? Я терпеть тебя не могу, личинка мерзопакостная.
У меня зазвонил телефон, и я быстро отключила звук, чтобы семейство Эмбер его не услышало. Мне пришло сообщение. От Лотти.
Как же неловко! Хоть вешайся!
Мы обе тихонечко рассмеялись. Вскоре скандал замолк, а стоны Крэйга притихли. Из-за деревянной двери до нас донеслись неохотные, мрачные извинения. Когда Эмбер вернулась к нам, лицо у нее было все в красных пятнах. Ниспадавшие на лоб волосы все промокли от слез.
– Так вот, – радужно продолжила она, будто всю свою жизнь не знала невзгод и печалей. – Думаю, мы должны написать парламентарию от нашего графства и попросить отменить налог на тампоны!