Мы с Лотти обменялись взглядами и закивали.
– Прекрасная идея!
– Класс!
– Почему тампоны вообще должны облагаться налогом? – продолжила Эмбер. – Это же, по сути, плата за женское естество! Мы покупаем средства гигиены по необходимости, а не потому что нам так хочется!
Лавируя между кучами одежды, Эмбер пробралась к ноутбуку, засыпанному горой какого-то мусора.
– Сейчас поищу его адрес. У вас есть бумага и ручки?
Мы уселись и сосредоточенно зацарапали ручками по бумаге. Эмбер строчила так быстро, что едва не порвала лист. Мне уже заранее было жаль ассистентку, которой предстояло читать ее письмо. Судя по всему, на бедняжку изольются потоки незаслуженной злобы. Эмбер вдруг перестала писать, и мы с Лотти замерли, заметив, что она хочет нам что-то сказать.
– Я не лесбиянка, – печально сказала она. – Если вы вдруг подумали, что Крэйг говорит правду. В нетрадиционной ориентации нет ничего страшно го, но это не про меня. Меня страшно злит, что меня автоматически записывают в ряды ЛГБТ лишь потому, что меня заботят права женщин и я не хочу встречаться с помешанными на порно придурками из колледжа. Это неправильно хотя бы потому, что звучит как оскорбление! Хотя в принадлежности к ЛГБТ нет ничего плохого…
– Поменьше слушай своего гадкого братца, – посоветовала я, хотя меня мучило чувство вины. Я ведь и сама уже начала сомневаться в ориентации Эмбер!
– Но Гай ведь думает так же. Недаром он нас обозвал «лесби-клубом».
Лотти злобно цокнула языком:
– Гай – редкостный придурок. Правда, Эви?
– Н-н-ну… – заикаясь, отозвалась я.
Эмбер шумно выдохнула:
– Давайте не будем в это углубляться. Вернемся лучше к письмам.
Я не знала, что писать. Мне еще не доводилось составлять письма к парламентариям.
Письмо парламентарию о месячных
Уважаемый парламентарий Крис Бриггс!
Понимаю, вы наверняка очень заняты и по горло завалены письмами о сборе мусора и тому подобном. Увы, таков уж наш городок – тут очень пекутся о судьбе зеленых насаждений. Я знаю, что все это очень важно и что вам приходится прислушиваться к этим жалобам ради переизбрания, но, может, вы ненадолго отложите все эти заботы? И представите, как трудно вам было бы принимать решения и помогать населению, если б у вас из пениса аж четыре дня в месяц текла кровь…
Телефон громко просигналил, и от неожиданности я заехала ручкой на поля. На экране высветилось сообщение от Гая.
Ну и как идет обсуждение месяков?
Девочки подняли на меня глаза.
– Кто это? – спросила Лотти.
Я натянула недовольную гримасу, стараясь скрыть свой восторг:
– Да так, Гай написал.
Эмбер закатила глаза.
– Ответь, что слишком занята борьбой с патриархатом, чтоб болтать со всякими подонками вроде него, – посоветовала она.
Я перечитала сообщение от Гая, пряча улыбку.
– Знаете что, а ведь, если б не этот подонок, у меня и впрямь было бы больше времени и сил на борьбу с патриархатом!
– Ну так не общайся с ним.
– Ничего не могу с собой поделать, – пожав плечами, призналась я. – Гормоны, наверное, или что-то такое.
Лотти многозначительно улыбнулась:
– Феромоны скорее.
Я смущенно порозовела, но Эмбер тут же осадила меня мрачным взглядом:
– Слушайте, да вы и часа не можете выдержать без разговоров о мальчиках! А я-то надеялась, что моя повестка избавит нас от этой темы хотя бы на вечер!
– Мы, между прочим, сдерживаемся! – встряла Лотти. – К тому же старые девы друг друга не осуждают, верно?
– А я и не осуждаю. Просто злюсь.
– А то мы не видим! – сказала я, и Эмбер расхохоталась.
– Ну ладно, – бросила она, встав со своего места. – Вернемся к письмам. Что там у нас?
Разговор о менструации продлился еще полчаса. Лотти с Эмбер вспоминали свои первые месячные, а я слушала, то и дело посмеиваясь над их историями. Потом мы обсудили правила Клуба старых дев и решили, что будем по очереди вести собрания и поднимать на них интересные темы, связанные с феминизмом. А потом Эмбер выскользнула из комнаты, чтобы стащить у папы из кабинета несколько почтовых марок.
Лотти зевнула и повалилась на кровать.
– Никогда еще столько не думала о месячных, – призналась она.
– Я тоже, – солгала я.
Месячные у меня начались поздно. Из-за скудного, неправильного питания организм все откладывал этот момент. Но однажды это произошло, причем пока я спала. Проснувшись, я обнаружила на простыни коричневато-красное пятно. Оказывается, я всю ночь пролежала в крови.
Мой вопль разбудил маму.
– Эви, да не волнуйся ты так! Это же естественно! Такова уж наша доля! Зато теперь ты стала настоящей женщиной! Есть чем гордиться!
Бактерии извне я контролировать научилась. Приноровилась скрывать частое мытье рук, покупку антибактериального спрея на карманные деньги, коллекцию чистящих средств под кроватью. А как контролировать этих микробов, которые живут внутри меня?
Каждый месяц во мне пробуждался страх. Страх крови. Что с ней вообще делать? На упаковке тампонов я прочитала, что их можно не вынимать до восьми часов. Восьми часов?! И все это время кровь будет густеть и сворачиваться у меня внутри! Я пользовалась прокладками. И меняла их сразу же, стоило им только хоть чуть-чуть запачкаться. Когда кровь текла особенно обильно, я ставила себе на ночь кучу будильников, и каждый час вставала и шла менять прокладку. Из-за этого расходы на средства гигиены выросли и стали «съедать» почти все мои карманные деньги, но меня это не тревожило. В конце концов, я все равно нечасто выходила из дома.
Каждый раз, когда месячные заканчивались, я тщательно мылась, чтобы, не дай бог, где-нибудь не осталось крови. Я направляла прямо «туда» струи воды, стоя в душе. Покупала на скопленную мелочь мыло для интимной гигиены. Но этого мне казалось мало, и обычным мылом я тоже мылась. А один раз даже прихватила с собой в душ бутылку средства для мытья посуды «Фэйри»…
…Однажды я почувствовала «там» неприятный запах. И вымылась еще усерднее. Но под конец дня запах только усилился. Появилась боль. Даже просто снять трусы стало теперь настоящей пыткой. Мама услышала мои стоны из ванной.
– Эви, открой дверь! – потребовала она.
Спустя час уговоров и просьб я неуклюже проковыляла к двери и отперла ее, заливаясь слезами стыда и боли. Мама отвела меня ко врачу, и та диагностировала у меня бактериальный вагиноз.
– Что же ты такое с собой сделала, Эви? Зачем залила туда столько химии? – спросила врач, поглядывая на меня из-под очков-половинок.
– Хотела отмыться.
– О, это ни к чему.
Я подняла взгляд от скомканного бумажного платка:
– В смысле?
– Ни к чему так тщательно мыться, – пояснила врач. – Твоя вагина – удивительный орган с потрясающей способностью к самоочищению. Он прекрасно и сам себя «отмывает», точно в нем неустанно трудится целая банда домохозяек-ниндзя!
Но я была слишком расстроена, чтоб улыбнуться этой шутке.
– А можно, пожалуйста, поподробнее?
Врач печально улыбнулась и рассказала мне то, что обычно заставляет слушателей – а особенно мужчин – поморщиться от омерзения. Поведала и про кислотно-щелочной баланс, и про выделения.
– Моющие средства лишь осложняют работу твоим внутренним «уборщицам». Ничего хорошего в этом нет. С ними в организм попадают новые химические вещества, и эту атаку приходится отражать.
– Так как же тогда мыться? И как часто?
Если мое упорство ее и обеспокоило, то не так уж и сильно. Она попросту выписала мне антибиотики, и все. Но несколько месяцев спустя, когда меня положили в психушку с диагнозом ОКР, ей за это очень влетело.
Я тщательно записала все ее рекомендации о том, как надо мыть интимную зону, а именно что ее нужно ежедневно протирать влажным полотенцем, но только с внешней стороны. Потом возникла новая сложность. Мне выписали антибиотики. А ведь всем известно, что они разрушают иммунную систему. Я не выходила из дома неделями. А есть стала так мало, что месячные вообще прекратились. Одной тревогой меньше.
Мы с Лотти попрощались на углу. В уличном освещении лицо подруги казалось оранжевым, а густо подведенные черным глаза только добавляли сходства с фонарем-тыквой, какими украшают дома на Хеллоуин.
– Ну что, тему следующего собрания выбирать тебе, – напомнила я.
– Думаю, подберу что-нибудь менее… зрелищное.
– Отличный план.
– Но вообще было интересно!
– Ага!
– Ненавижу месячные! – призналась Лотти. – Они у меня как раз на этой неделе! А ты?
Я опустила взгляд на свои красные ботинки с пряжками – в свете фонарей они тоже казались оранжевыми – и кивнула.
– Так ты ответишь Гаю?
Я посмотрела на Лотти. Выглядела она спокойно – в отличие от Эмбер, в чьих глазах всегда вспыхивало осуждение, стоило только упомянуть о Гае.
– Да, наверное. Чуть-чуть попозже.
Лотти склонила голову набок:
– Ты же понимаешь, что, когда любят, так себя не ведут? Не водят за нос, не мучают неизвестностью, не заставляют дожидаться звонка!
– Ты права.
Гаю я написала уже в кровати.
Мы отлично посидели. А ты чем занимался?
Я проверила входящие, наверное, раз двадцать, прежде чем наконец выключить свет и лечь спать. Он так и не ответил.
Глава двадцать восьмая
БУДЬ Я ИЗ ТЕХ ЛЮДЕЙ, которых так искренне ненавижу, я непременно сказала бы, что в неделю, предшествующую Битве бэндов, у Гая стала «проявляться биполярочка». Он писал мне первым, но потом сам же не отвечал. Пялился на меня, а на следующий день жестко игнорировал. Настроение у него скакало резвее, чем кенгуру на резиновом шаре, но, увы, не так весело.
В понедельник, после занятий, он нагнал меня по пути домой. В тот день у меня как раз не было встречи с Сарой.