Миссис Азикиви с видимым облегчением опустилась на стул, взяла классный журнал и уставилась в потолок.
– Гипотенуза – шикарное слово, – прошептал Рамеш, бездумно скользя взглядом по листку с задачами. – Ги-по-те-ну-за.
– Так могла бы называться газета для гиппопотамов, – сказала Эви.
– Отличная идея, – улыбнулся Рамеш.
Следующую пару минут они честно пытались посчитать длину стороны «а».
Пока дети пыхтели над заданием, миссис Азикиви благополучно уснула прямо за учительским столом.
Эви заметила, как Рамеш обвёл класс печальным взглядом. Хотя он много улыбался, в его глазах всегда таилась грустинка. Девочке хотелось знать, откуда она взялась, но новых друзей о таком не спрашивают. Поэтому она спрашивала Рамеша о зоопарке.
По мнению Эви, в идеальном мире все животные должны жить на воле. Но, насколько ей было известно, городской зоопарк Лофтинга входил в число лучших. Там ухаживали за животными, которые оказались на грани исчезновения.
– А кто тебе нравится больше всех в зоопарке? – шёпотом спросила Эви.
– Ну, я люблю сурикатов. Они прикольные. Но больше всего мне нравятся гребнистые крокодилы. Только в нашем зоопарке их нет. Это самые опасные животные на земле.
Эви покачала головой.
– А вот и нет.
– Шутишь, что ли? – удивлённо посмотрел на неё Рамеш. – Гребнистый крокодил может убить кого угодно на суше и в воде. Дикий буйвол ему на один зубок. Он даже с акулой справится – схватит за челюсть, крутанётся и голову ей оторвёт.
– Гребнистый крокодил даже не входит в тройку самых опасных существ, – вздохнула Эви.
– А, то есть людей мы тоже считаем?
Эви откашлялась.
– Люди жестоки и беспощадны, это даже не обсуждается. Мы убиваем друг друга. А ещё уничтожаем миллионы других живых существ. В «Нэшнл джиографик»[1] писали, что из-за людей целые виды вымирают в тысячу раз быстрее. Каждый день две сотни растений и животных исчезают с лица земли. И если мы не поостережёмся, то скоро останемся без гигантских панд, синих китов и индийских слонов. Их осталось очень мало.
– Умеешь ты испортить настроение, – хмыкнул Рамеш.
– Но даже если не считать людей, в число опаснейших хищников гребнистый крокодил всё равно не попадёт.
Рамеш нарисовал возле треугольника затейливую закорючку.
– Ладно. И кто же самый смертоносный зверь на земле?
– Ты удивишься, но комар. Каждый год из-за комаров умирает три миллиона человек. А всё потому, что комары разносят очень опасную боле…
Эви как раз дошла до самого интересного, но миссис Азикиви вдруг проснулась, отчитала их с Рамешом за болтовню, и дети снова уткнулись в листки с заданиями.
Продолжить разговор им удалось только на большой перемене. Эви и Рамеш вышли на школьный двор и сели на скамейку.
– Ты хорошо разбираешься в животных, – заметил Рамеш.
Эви пожала плечами. Ей вдруг стало неловко, и, чтобы справиться со смущением, она затараторила:
– Да нет. То есть да, я знаю о них много интересного… Например, что десять процентов всех кошачьих костей находится в хвосте. Или что колибри машет крыльями семьдесят раз в секунду. А курица – ближайшая родственница тираннозавра. Ещё я знаю, что утконос плавает с закрытыми глазами. А сердце креветки находится у неё в голове. Язык у жирафа чёрный – для защиты от солнечных ожогов. И, кстати, о жирафах: самцы у них иногда пьют мочу самок…
– Фу, какая гадость, – скривился Рамеш.
– Но, понимаешь, всё это – лишь сухие факты, – продолжала Эви. – Ты только представь, как было бы здорово прочитать мысли животных, узнать, что они думают и чувствуют, залезть в голову бегемота, или золотой рыбки, или даже обычной кошки!
Рамеш улыбнулся. Идея ему понравилась.
– Я тоже часто задаюсь вопросом, что творится у них в голове, когда прихожу в зоопарк. Вообрази, как было бы здорово поболтать с жирафом. Да с любым животным!
– Точно, – вздохнула Эви.
– Вот только вряд ли нам понравилось бы то, что они о нас думают. Как ты уже говорила, люди жестоки.
В эту самую секунду Леонора с подружками посмотрели на Эви и Рамеша и звонко рассмеялись. Эви прекрасно понимала, над кем они смеются. Она уронила голову на руки и тихо пробормотала:
– Жестоки – не то слово.
Рамеш покосился на Леонору и её хихикающих подпевал.
– Слушай, по субботам я помогаю маме в зоопарке, делаю всякое по мелочи. Но по большей части просто гуляю. Если хочешь, приходи, устрою тебе экскурсию по закулисью. У нас там есть парочка крутых животных.
Эви улыбнулась, а потом вспомнила про папу и Мортимера Джей Мортимера.
– Прости, но я не могу.
– Почему?
К счастью, звонок на урок спас Эви от необходимости отвечать на этот вопрос.
Сила рептилий
Когда Эви вернулась из школы, бабушка Флора сидела в гостиной и жевала лакричную конфету. А завидев внучку, она протянула ей пакетик с лакомством.
– Хочешь?
Эви взяла одну.
– Спасибо. А что ты здесь делаешь?
– Заглянула тебя проведать.
– Где папа? – спросила Эви, отправляя конфету в рот.
– Уехал. Сказал, что ему нужно забрать какой-то диван. Но я пришла к тебе.
– Зачем? – озадаченно моргнула девочка.
Вид у бабушки был встревоженный. Сколько Эви себя помнила, ничто не могло поколебать её спокойствие. Но что-то вывело бабушку Флору из равновесия – и от этого тревожно стало уже Эви.
– Что случилось? – спросила она.
– Платон, – быстро ответила бабушка.
– Он заболел?
– Нет, кувшинка. Всё гораздо хуже.
Эви ничего не поняла, и бабушка Флора, вздохнув, пустилась в объяснения:
– Платон – бородатая агама, бородатые агамы – ящерицы, а ящерицы – это рептилии. А рептилии… – Бабушка Флора огляделась, словно надеялась отыскать нужное слово на полке в гостиной, – …особенные существа. Они отличаются от других животных. У них есть сила. Они обладают знанием. Думаю, это связано с тем, что рептилии живут на земле уже очень давно.
Разумеется, Эви прекрасно об этом знала. Рептилии появились на земле триста миллионов лет назад – выползли из мутных болот ещё в каменноугольный период палеозойской эры. Но какое отношение это имело к бабушке Флоре и её появлению в гостиной с пакетиком лакричных конфет во вторник вечером?
– Платон говорит со мной загадками. Я не всегда понимаю, что он имеет в виду, – сказала бабушка Флора. – Но тут он выразился предельно ясно. Я совершила ошибку.
– Какую ошибку? – спросила Эви и увидела за окном папу. Покраснев от натуги, он тащил к дому диван.
– Я должна обучить тебя, – торопливо прошептала бабушка Флора, услышав, как папа открывает дверь. – Должна помочь тебе развить Дар. Это очень важно, от этого зависит твоя жизнь. Но рассказывать об этом никому нельзя. Ты поняла?
Эви ничего не поняла. Вот совсем ничегошеньки. Но она видела, что бабушка Флора серьёзна как никогда, и потому кивнула.
– Да, бабушка. Конечно.
Обучение
Каждую субботу на протяжении первой четверти Эви ходила к бабушке Флоре на занятия живописью. Во всяком случае, так они сказали папе. И, дабы папа ничего не заподозрил, бабушка Флора даже позаботилась, чтобы Эви возвращалась домой не с пустыми руками. Она каждый раз приносила рисунок кота, который потихоньку становился всё больше похож на настоящего.
– Но почему ты так переполошилась из-за того, что сказал Платон? – спросила Эви, когда пришла в первый раз. Она отыскала взглядом бабушкину ящерицу: агама ел в саду спаржу и мучных червей, щедро насыпанных в щербатую миску.
Платон поднял голову к солнцу и медленно моргнул.
Бабушка Флора хихикнула:
– Кувшинка, я же говорила, Платон знает всё. Нам придётся ему поверить. Прежде он никогда не ошибался.
Эви не отрывала глаз от бородатой агамы.
– Но… мы же не хотим закончить как мама.
Бабушка Флора наклонилась вперёд – деревянный шезлонг под ней недовольно скрипнул – и взяла Эви за руку.
– Конечно. Но Платон утверждает, что, если Дар угаснет, ты окажешься в ещё большей опасности.
Пока бабушка Флора говорила, шипастая борода Платона выросла и из коричневой стала чёрной. Эви попыталась прочитать его мысли, но не смогла. На неё вдруг накатила слабость. Такое и раньше случалось, когда она оказывалась рядом с бабушкиным питомцем.
– Хорошо. Значит, мы начнём с Платона?
Бабушка Флора покачала головой и хохотнула, словно в жизни не слышала ничего смешнее.
– Эви, нельзя начинать с Платона. Платоном можно только закончить. А начнёшь ты с лакричной конфетки.
– Хочешь, чтобы я прочитала мысли конфетки? – Эви удивлённо воззрилась на бабушку.
– Нет, кувшинка. Хочу, чтобы ты её попробовала. Я сильно сомневаюсь, что ты знаешь, какова она на вкус.
Настал черёд Эви покатываться со смеху.
– Ты же постоянно меня ими угощаешь!
– Да, – согласилась бабушка, – и я видела, как ты их ешь. Просто заглатываешь целиком, раз – и всё. Она даже на языке у тебя полежать не успевает. Так что вот тебе конфетка: клади её в рот, но не глотай, а постарайся прочувствовать вкус. Забудь обо всём, и пусть в мире останется только сладость лакрицы.
И Эви сделала, как велела бабушка. Она отрешилась от всего, сосредоточилась на лакричной конфете и поняла, что бабушка Флора была права. Прежде Эви не удосуживалась толком их распробовать и не замечала, сколько там неуловимых оттенков сладости, не замечала соли и горчинки. Вкус конфет нельзя было назвать всесторонне приятным, но и отвратительным он не был. Если бы Эви спросили, какова на вкус жизнь – со всеми её радостями, горестями и полутонами, – она сказала бы, что у жизни вкус лакричной конфеты.
– Видишь ли, мысли животных похожи на лакрицу, – сказала бабушка. – Тебе не нужно хватать новую конфету, чтобы почувствовать другой вкус. Точно так же тебе не нужно искать другое животное и заставлять его думать. Они думают всё время. Их мысли постоянно звучат вокруг нас – мы просто не уделяем им должного внимания.