Фракии и Македонии[598]. Если Аэтий действительно был уроженцем империи, то его случай уводит нас в VIII век. Впрочем, для него существуют и более явные примеры. Евнух Лев, патрикий и сакелларий, который оставил Ирину, чтобы поддержать Никифора I, был родом из Синопы на южном побережье Черного моря[599]. Известен также патрикий Никита, святой иконопочитатель, родившийся в 761/2 году[600]. Хотя в начале IX века он стал монахом, оскопившие его родители предназначали сына для дворцовой карьеры – он дослужился до титула патрикия и стал стратигом Сицилии; примечательно, что он тоже был пафлагонянином[601]. Леонтий, сакелларий Фоки (602–610), как рассказывают, прибыл из Сирии, хотя из какой конкретно ее части, не указывается[602]. От конца VI века у нас есть пример Нарсеса, придворного евнуха, ставшего епископом: он родился в Смирне[603]. Появление евнухов из местных может отражать эпизод в беллетристическом тексте VIII века «Краткие представления из хроник»[604]. В этом своеобразном путеводителе по памятникам Константинополя упоминается статуя евнуха Платона, кувикулария, который был сожжен заживо в V веке за оппозицию императору Василиску (475–477). В тексте утверждается, что эта статуя была установлена по просьбе родителей Платона. Кэмерон и Херрин сочли ссылку на родителей евнуха довольно странной, так как в V веке евнухи как правило были импортированными рабами-варварами, вырванными из любого семейного контекста[605]. Однако, возможно, источник просто отражает изменившуюся ситуацию: к VIII веку евнухи из местных, возможно, не были исключением.
Недостаток наших знаний о происхождении придворных евнухов затрудняет их дальнейшее исследование. Ясно, что с Х века стало появляться много местных евнухов. Примеры есть в IX и VIII веках. Это контрастирует с позднеантичным акцентом на то, что евнухи были иностранцами и рабами. В своем исследовании пафлагонских евнухов Магдалино отмечает, что в VI веке император Юстиниан I приказал прекратить создание евнухов в Абасгии, а поскольку они составляли большинство кастрированных слуг в империи, то стал необходим альтернативный источник поставок[606]. В этом контексте, как показал Джонс, реакция Юстиниана на кастрацию римлян римлянами, выраженная в Новелле 142, представляется весьма показательной[607]. Император подробно описывает наказания и для тех, кто совершает кастрацию, и для тех, кто их поощряет, и сравнивает случаи кастрации в империи с прекращением этой практики среди варваров. На первый взгляд, заманчиво рассматривать этот закон как указание на поворотный момент, когда местные евнухи заменили иностранных в качестве основной группы скопцов в империи. Однако следует признать, что тревога Юстиниана по поводу создания римских евнухов не была новой. Более ранние законы Константина I и Льва I указывают на то, что это происходило уже, по крайней мере, с IV века. Аялон указал на последствия этих указов, противопоставив повторяющееся римское законодательство против кастрации ситуации в исламском мире, где «подобные указы практически неизвестны[608]». Законодательство поздней античности показывает, что императоры надеялись прекратить практику создания и продажи римских евнухов, а не то, что они прекратили ее, – идеал евнухов-иноземцев не полностью соответствовал действительности. Рассказ Кедрина о пафлагонянах, кастрировавших своих детей в V веке, вполне может быть правдой. Однако всё же очевидно, что существует контраст между выдающимся положением придворных евнухов из иностранцев в позднеантичный период и положением евнухов из местных при средневизантийском дворе. Возможно, что прекращение поставок евнухов из Абасгии действительно было знаменательным событием.
Можно рассуждать здесь и о других факторах, но без более точных данных определенности в этом вопросе не достичь. Возможно, сыграл свою роль и расцвет Арабского халифата после зарождения ислама, нарушивший старые пути снабжения. С другой стороны, однако, ясно, что и сами арабы были источником евнухов для Византии. Возможно, увеличение числа евнухов из местных было связано с христианизацией империи. Хотя Церковь неодобрительно относилась к тому, чтобы христиане оскопляли самих себя, очевидно, что такая практика сохранялась и что родители могли рассматривать кастрацию сыновей в позитивном свете христианского учения о скопцах[609]. С другой стороны, те почести, которые придворные евнухи могли получать во время своей карьеры, – по мере того, как это явление утвердилось в империи в позднеантичный период, – возможно, давали византийским семьям мощный экономический стимул для кастрации родственников. Легко приходит на ум параллель с итальянскими семьями, кастрировавшими своих сыновей и родственников мужского пола ради их потенциально прибыльной карьеры певцов[610]. Действительно, в византийском словаре-энциклопедии Х века, известном под названием «Суда» (что означает «ров»), написано, что пример успешной карьеры Евтропия в IV веке привел к увеличению числа евнухов и даже заставил некоторых мужчин постпубертатного возраста оскопить себя[611]. Другими факторами могли быть изменение идентичности империи и ее жителей от позднеантичного к византийскому периоду или проблемы рабства и службы. В Новелле 142 Юстиниан приказал освободить всех евнухов. По иронии судьбы, возможно, это сделало превращение в евнуха менее стигматизированным, разрушив его ассоциацию с рабством.
Каким бы ни было объяснение роста числа евнухов из местных, он привел к тому, что евнухи стали более интегрированы в социум[612]. Хотя в поздней Римской империи связи с обществом не были невозможны для придворных евнухов, нет сомнений в том, что в Византийской империи такие связи стали очевидней[613]. Родственники византийских евнухов также могли играть политическую роль. Самый известный случай – семья Иоанна Орфанотрофа. Его братья Георгий и Константин тоже были евнухами и получили видные должности и титулы. Братья Иоанна, не ставшие евнухами, также заняли видные должности: Никита стал дукой Антиохии, а Михаил – императором и мужем императрицы Зои. Племянник Иоанна Михаил тоже стал императором. Можно найти и более ранние примеры евнухов с братьями, участвующими в общественной жизни. У патрикия Никиты, к которому Никифор II Фока был очень привязан, был брат Михаил, ставший протовестиарием, патрикием препозитом и вестом[614]. Как уже было отмечено, у Аэтия был брат Лев, которого он якобы планировал сделать императором. У архиерея-интеллектуала Феофилакта Охридского был брат-евнух (вероятно, Димитрий), для которого он написал свой труд «В защиту евнухов» в начале XII века[615]. Другой случай двух братьев представлен в Библии Льва, датированной Х веком[616]. Заказчиком рукописи, предназначавшейся для монастыря святого Николая, был евнух Лев, который назван патрикием, препозитом и сакелларием. Он изображен на миниатюре протягивающим Библию Богородице. На парной миниатюре у ног святого Николая изображен брат Льва, не бывший евнухом, – протоспафарий Константин[617]. Самым влиятельным евнухом был, конечно же, Василий Лакапин, связанный как с Лакапинами, так и с Македонской династией: его отец Роман был императором, сводная сестра Елена – императрицей, его шурином был Константин VII, и, таким образом, он приходился дядей Роману II и двоюродным дедом Василию II и Константину VIII. Другие евнухи, обладавшие связями с императором, – патрикий Константин, который предположительно был родственником императрицы Ирины, и Иосиф Вринга, который был предком Михаила VI.
Принадлежа к местным семьям, евнухи оказывались связаны с другими византийскими семьями либо через посредство третьих лиц, либо сами устанавливая такие связи. Очевидным путем создания таких более широких социальных связей были браки. Сестра Иоанна Орфанотрофа Мария была замужем за патрикием Стефаном, и их сын Михаил стал кесарем, а затем – императором. Иоанн сыграл важную роль в организации брака своего брата Михаила с императрицей Зоей, а также в усыновлении ею его племянника Михаила. У Иоанна был еще один племянник – Константин, который имел сан магистра и которого он рассматривал в качестве кандидата на место императора[618]. В IX веке, как мы видели, Василий Лакапин оказался зятем представителя Македонской династии и оставался значительной политической фигурой со времени правления Константина VII до царствования Василия II. Константин Пафлагонянин еще активнее связал себя с известной семьей: его сестра стала женой Льва Фоки[619].
Наряду с браками существовали и другие способы установления родства. В конце IX века император Лев VI издал новый закон, давший евнухам право на усыновление[620]. Лев считает благословением детей, рожденных в браке, и сожалеет о том, что евнухи лишены детей и тех радостей, которые они приносят. Император не согласен с суждением о том, что, чего природа не дал