.
Таким образом, евнухи могли быть известны как приверженцы христианства или различных его форм и прославлены тем, что даже умирали за свои убеждения. Но евнухи выражали свои религиозные привязанности и в менее драматичных формах, например в церковном патронате. Он мог варьироваться от пожертвования церковной утвари до проведения благотворительных актов и создания собственных монастырей. Наиболее известный пример евнушеского патроната – это, вероятно, Василий Лакапин, который вообще был известен как покровитель искусств[764]. Среди предметов, связанных с ним, – Лимбургская ставротека, один из трофеев разграбления Константинополя во время IV крестового похода в 1204 году[765]. Этот богато украшенный реликварий хранил внутри себя крест, в который были включены фрагменты частиц истинного Креста, и был изготовлен при Константине VII и Романе II. Однако в этом реликварии содержался и ряд других святынь, заключенных в отдельные отсеки, закрытые декорированными плакетками. На его раме сделана длинная надпись, прославляющая Василия как заказчика. Еще один знаменитый церковный предмет, связанный с евнухом и уже упоминавшийся в настоящей книге, – Библия Льва, которая датируется Х веком (Vatican. Reg. gr. 1)[766]. Это был заказ патрикия Льва, препозита и сакеллария, для монастыря святого Николая, основанного его братом.
Каждая книга Библии сопровождалась фронтисписом, но сохранился только первый том собрания. Надписи имеют здесь решающее значение в представлении роли вкладчика, который изображен на миниатюре преподносящим свою Библию Богоматери. Другой пример христианского объекта, изготовленного по заказу придворного евнуха, – эмалевая золотая подвеска в форме триптиха, датируемая XII веком[767]. Когда богато декорированные створки этого триптиха открываются, они являют образ Христа, восседающего на престоле между Богородицей и Иоанном Предтечей, с архангелами Михаилом и Гавриилом над ними. На створках изображены двенадцать апостолов, по шесть с каждой стороны. Кроме того, у ног Христа находится изображение самого дарителя, которого надпись определяет как проэдра Константина и который изображен безбородым, так что, вероятно, он был евнухом. Стоит упомянуть также пример Льва Никерита, евнуха-полководца в правление Алексея I Комнина. Вейл Карр указывает, что он «был, по-видимому, библиофилом», и отмечает изготовленные для него рукописи Октатевха и иллюстрированного комментария к Книге Иова[768].
Придворные евнухи, однако, были не просто заказчиками небольших церковных предметов[769]. Как и другие члены светского общества, они основывали церкви и монастыри или занимали существующие монастыри. В V веке спальничий Калоподий построил храм архангела Михаила в Парфенополе и попросил Даниила Столпника снабдить его монахами[770]. В том же V веке препозит Гратиссим построил церковь, посвященную святому Кириаку, за Золотыми воротами Константинополя[771]. Амантий, praepositus sacri cubiculi Анастасия, построил храм святого апостола Фомы в Константинополе[772]. Как было показано выше, евнух Нарсес основал монастырь Кафаров[773]. Феодор Студит прославляет евнуха протоспафария Феофилакта, который воздвиг церковь и монастырь, чтобы искупить свои прегрешения[774]. В IX веке, когда Константин Пафлагонянин впал в немилость и был пострижен в монахи, его отправили в монастырь евнуха Самоны[775]: это была обитель в Даматрии под названием Спиры[776]. У Василия Лакапина также был свой собственный монастырь, посвященный святому Василию[777]. В XI веке протовестиарий Симеон основал монастырь на горе Олимп[778], а Никифорица владел Эвдомским монастырем[779]. Поздний пример обнаруживается в XIV веке: евнух Иоанн, который был мегадукой Трапезунда, основал Фаросский монастырь Спасителя недалеко от Трапезунда[780]. Если Христофор, протовестиарий Льва VI, был евнухом, то он представляет еще один такой пример, так как основал монастырь, в освящении которого участвовал сам император[781].
Основание монастырей или владение ими было не просто вопросом благочестия, но могло быть предпринято по соображениям статуса или из-за более практических соображений. Византийцы могли рассматривать монастыри как места уединения – как кратковременного, так и долгосрочного[782]. Монашеская жизнь могла избираться добровольно или навязываться в качестве наказания, как в случае с Константином Пафлагонянином, которого обвинили в том, что он был слишком близок с императрицей Зоей Карвонопсиной[783]. Когда Иоанн Орфанотроф впал в немилость, его сначала сослали в Моноватский монастырь[784]. Из евнухов, которые добровольно удалились в монастыри, мы уже встречались со слугами Юлианы Аникии. Более ранний случай представлен Гратиссимом: когда он ушел в отставку, то стал монахом в обители при своей церкви святого Кириака. Другой пример – протовестиарий Симеон, который служил Константину VIII и встал в оппозицию Михаилу IV, так что отправился на гору Олимп и стал монахом в обители, которую сам основал[785]. Пример (возможно) более кардинального решения избрать монашескую жизнь – патрикий Никита, который сделал выдающуюся придворную карьеру при Ирине, но затем начал свой монашеский путь. Представляет интерес и случай проэдра Никифора, который решил стать монахом после того, как пережил землетрясение[786], – он пошел на этот шаг, вероятно, в знак благодарности Богу. Если Симеон Новый Богослов действительно был евнухом, то это тоже пример придворного евнуха, избравшего церковный путь[787]. Несомненный образец этого – великий друнгарий Стефан, который отказался от светской карьеры, чтобы стать монахом, в правление Никифора III Вотаниата[788]. Он поселился на Афоне и стал более известен как Симеон Освященный.
Примечательно, что точно так же, как светские евнухи могли стать церковными деятелями, церковные евнухи могли занимать светские должности. В дополнение к тем примерам, когда евнухи возобновляли придворную карьеру после ссылки в монастырь, можно привести и более яркие иллюстрации. Феодор Кратир, евнух при дворе Феофила, известный тем, что бросил вызов арабскому всаднику и стал одним из сорока двух мучеников Аморийских, изначально был священнослужителем. В XI веке евнуха Никифора, который был священнослужителем, император Константин IX Мономах назначил стратопедархом и наградил титулом ректора[789]: Скилица замечает, что Никифор «ради мирской известности и славы отверг священство». Однако были и такие евнухи, которые сочетали церковную и светскую карьеру. В Х веке мы видим интересный случай евнуха Иоанна[790]. Он был клириком, ставшим монахом после того, как Константин VII уличил его в дурном поведении, но в правление Романа II отказался от монашеского платья и присоединился к удовольствиям двора в качестве одного из спальничих императора, к неодобрению патриарха Полиевкта; а когда Роман умер, Иоанн снова стал монахом. Еще более впечатляющий пример – Иоанн Орфанотроф, который был монахом, а также фактическим правителем империи[791]; по рассказам, у него были амбиции стать даже патриархом Константинопольским[792]. В царствование Константина IX Мономаха «сатрапом» Болгарии был монах-евнух по имени Василий[793]. Еще один яркий пример – Иоанн, митрополит Сиде, который играл важную политическую роль при дворах Михаила VII Дуки и Никифора III Вотаниата[794]. Даже придворные евнухи, ушедшие в отставку ради монашеской жизни, могли продолжать играть определенную роль на политической арене. Примером этого может служить Симеон Освященный: вскоре после того, как он стал монахом, Алексей Комнин использовал его как посредника в переговорах с мятежным Василием в Фессалонике[795]. Тот факт, что император впоследствии оказал влияние на возвращение Симеона на Афон, свидетельствует о его благодарности или, по крайней мере, о продолжающемся взаимодействии светского и религиозного миров.
Заключение
Таким образом, в Византии евнухи явно могли исполнять функции клириков и монахов (иногда одновременно) и даже могли признаваться святыми. Существовало положительное восприятие евнухов, которое можно было использовать для оправдания их церковных постов, хотя оно и противоречило враждебному отношению к ним, существовавшему параллельно. Несмотря на официальные опасения по поводу кастрации, в Византии родители и родственники могли придать оскоплению своих родных препубертатного возраста религиозное значение. Не удивительно также, что евнухи как члены византийского общества разделяли ценности своих современников и могли иметь сильные религиозные привязанности и заниматься церковным патронатом.