Спустя три недели Югорск встретил меня холодным ветром и серым небом, будто сам город скорбел о гибели своего хозяина. Снег уже растаял, на деревьях начали распускаться почки.
На родовом кладбище Черчесовых собрался гвардейский полк, приехал Малышев с дочерьми, а кроме них не было никого… Это лишь подчеркнуло то, что Черчесов был одинок при жизни и в могилу он уходит под тяжелые вздохи совсем немногих верных ему людей. Когда гроб начали медленно опускать в могилу, командир гвардии тихо отдал приказ:
— Смирно! Отдать честь!
Гвардейцы выпрямились, вытянувшись в одну линию. По команде прогремели залпы в воздух, резкий, зловонный аромат жженого пороха ударил в нос. Священник прочитал молитву — и могилу стали закапывать.
Чёрные комья земли падали с грохотом на деревянный гроб, а глаза гвардейцев уставились на меня. Уверен, после сегодняшнего дня, многие из них уволятся из гвардии и уйдут. Я их понимаю. Невесть откуда взялся сын графа, который на него даже не похож, а сам Черчесов скоропостижно скончался. Вопросы, смятение, возмущение, попытка найти крайнего в том, что их господин погиб.
Я толкнул речь о том, как Черчесов, позабыв про раны, сражался с хунхузами. Описал его истинным героем, достойным воспевания в легендах. Народ слушал. Молча. Беспристрастно. Поведал о том, что он спас мне жизнь. Это было неправдой, ведь я бы и так выжил. Но ни Черчесов, ни его люди этого не знали и не узнают. Пусть он запомнится хорошим человеком, хоть и наворотил бед по глупости.
Церемония закончилась, люди начали медленно расходиться, тихо переговариваясь. Я остался у могилы, не спеша бросил горсть земли на гроб. Холодные комки ударились о крышку. Печаль и тоска захлестнули меня с головой. Зараза. Ну и как я должен спасти весь мир от войн, если я не могу спасти даже одного-единственного человека?
— Господин Черчесов? — послышался из-за спины негромкий голос.
Я повернулся. Передо мной стоял пожилой человек в тёмном строгом костюме с аккуратно подстриженными седыми усами. Видел я его впервые. Мужчина тут же представился.
— Глеб Сергеевич Васнецов, я юрист. Служил ещё у вашего деда.
— Рад знакомству, — кивнул я.
— Простите, что беспокою вас в такой момент, — тихо произнёс он, — но граф Черчесов не успел написать завещание. Вы его единственный законный наследник, и есть несколько формальностей, которые необходимо соблюсти как можно скорее.
— Я понимаю, — ответил я устало. — Что именно требуется от меня?
Юрист поправил очки и неторопливо пояснил:
— Для начала, нужно будет посетить канцелярию в Югорске. Там уже подготовлены бумаги. Всё, что от вас требуется — поставить свою подпись и печать рода Черчесовых. После этого вы официально вступите в права владения землями и унаследуете род Черчесовых.
Я внимательно выслушал его и сказал:
— Спасибо, Глеб Сергеевич. Займёмся этим завтра утром.
Юрист сдержанно поклонился и удалился. Я остался у могилы один, глядя на надгробие, на котором пока не было имени. Скоро здесь высекут слова о жизни человека, который ушёл достойно, с улыбкой на лице. И теперь я понимал, что этот титул и эти земли — не просто наследство. Это был долг перед человеком, для которого я успел стать всем. Долг, который я должен выплатить сполна.
— Надеюсь, Даниил Евгеньевич, ты попал в лучший мир. А я постараюсь, чтобы твои земли процветали, а люди жили счастливо.
Развернувшись, я направился прямиком в родовой особняк. Нужно разобраться с бумагами и найти родовое хранилище. Уверен, оно здесь имеется.
Глава 15
В кабинете Черчесова стоял запах табачного дыма и одиночества. Справа книжный шкаф, слева пыльный диванчик, посередине рабочий стол на фоне широкого окна.
Видимо мой названный отец придерживался минимализма. Ни картин, ни фотографий, хотя нет. В ящике стола нашлась фотография моей мамы. На ней она совсем юная, улыбается, держит в руках цветы.
Я сел в тяжёлое кожаное кресло, издавшее скрип под моим весом. На столе лежали документы. Кипа платёжных квитанций, налоговых деклараций, а также отчёты о поступлении финансов и предстоящих затратах. Листая бумаги, я пытался понять, что же мне досталось в наследство?
Земельные акты, отчёты по хозяйству, список долговых обязательств. Я вчитывался в них, постепенно понимая, насколько сложна была жизнь графа Черчесова. Оказалось, что в моём распоряжении не только огромные земли с десятком городов и сотней деревень, но и долги, накопленные за долгие годы.
— Красивый фасад, скрывающий ветхое здание… — задумчиво проговорил я, перелистывая страницы.
Стук в дверь прервал мои размышления.
— Войдите, — произнёс я, оторвавшись от чтения.
В кабинет вошёл высокий подтянутый человек лет пятидесяти в гвардейской форме. Это был Филипп Григорьевич, начальник гвардии Черчесова. Он остановился передо мной и козырнул по-военному.
— Ваше сиятельство. Прибыл по вашему приказу. Изволите выслушать доклад о состоянии наших сил? — начал он без лишних вступлений.
— Да, конечно, — кивнул я, пристально глядя на вояку.
Он показался мне верным человеком. Причём верным не Черчесову лично, а именно роду Черчесовых. Должно быть, потомственный военный, для кого слово «честь» не пустой звук.
— На данный момент мы располагаем двадцатью тысячами гвардейцев в полной боеготовности. Все они отправлены на защиту границ графства, — сообщил Филипп Григорьевич и замолчал.
Да уж… Отчёт оказался на порядок короче, чем я рассчитывал. Судя по всему, свободных гвардейцев попросту нет. Все, кто может держать оружие, отправлены отражать продвижение аномальной зоны, а также сдерживать соседей, которые с радостью попытаются откусить кусок от земель Черчесова. То есть от моих земель.
— Спасибо, Филипп Григорьевич. Пока свободны, — ответил я.
Гвардеец развернулся на каблуках и замер в дверях.
— Михаил Даниилович, позвольте обратиться к вам не по уставу?
— Говорите без расшаркиваний. Нам с вами предстоит не только оборонять границы графства, но и строить светлое будущее для всех его жителей.
— Отлично. — Филипп Григорьевич пригладил усы и произнёс. — В войсках после гибели Даниила Евгеньевича царят мрачные настроения. Многие сомневаются в том, что вы действительно сын графа Черчесова. Сами понимаете, вас никто не видел и даже не слышал о вашем существовании, а после вы появляетесь, а граф умирает. Мягко говоря, солдаты смущены таким поворотом.
— Я понимаю. Но вы знали графа лучше, чем кто-либо другой. Скажите, мог бы он назвать сыном первого встречного и передать ему род?
— Никак нет. Даниил Евгеньевич самолично спалил бы всё графство, лишь бы не допустить до управления абы кого.
— Вот вам и ответ, — коротко сказал я, пристально посмотрев на гвардейца.
— Вы довольно мудры для своего возраста, — с уважением в голосе произнёс Филипп Григорьевич. — Я постараюсь сделать всё от меня зависящее, чтобы успокоить бойцов и поднять боевой дух.
— Благодарю. И пообещайте всем премию. Пусть помянут моего отца, — сказал я и увидел лёгкую улыбку на губах гвардейца.
— Будет сделано, ваше сиятельство.
Он поклонился и вышел, оставив меня в гордом одиночестве. Посмотрев на бумаги, я постучал пальцами по столу и вздохнул.
— Да уж… Михаил Констан… — я кашлянул и поправился. — Даниилович. Выпишем премию гвардейцам; интересно, за чей счёт?
Родовая казна практически пуста. Черчесова отправлял всё заработанное на нужды гвардии. Только благодаря этому аномалия ещё не захлестнула его графство. Ну, что тут скажешь? Я аристократ с дырявыми носками. Уверен, высший свет обрадуется такому, как я.
Оглядев кабинет, я вернулся к изучению бумаг. Возможно, в них скрывается подсказка, где искать родовое хранилище. Мало ли? Вдруг Черчесов спрятал там нечто интересное. Я бы смог это «интересное» продать Шульману по сходной цене и закрыть финансовые вопросы. В дверь постучали. Это был дворецкий. Я позволил войти, и передо мной предстал пожилой мужчина в безукоризненно чистом костюме.
— Ваше сиятельство, вызывали? — почтительно спросил он, склонив голову.
— Да. Скажите, вы случайно не знаете, где располагается родовое хранилище?
Дворецкий задумался, затем отрицательно покачал головой:
— Не уверен, что оно вообще существует. Граф Черчесов не посвящал меня в подобные вещи.
— Печально… — задумчиво проговорил я, взял ручку со стола и указал взглядом на дверь. — Можете идти.
— Если потребуюсь, дайте знать. — Дворецкий попрощался и ушел.
Дверь закрылась, оставив меня в недоумении. Я, конечно, знал, что Черчесов был одинок и, судя по всему, нелюдим, однако я не мог понять одной вещи:
— Ну и где же ты всё спрятал, папа? — тихо прошептал я, оглядывая стены, полки с книгами, стол.
Внезапно в мозгу сложилась картинка, будто неведомая сила поместила её туда. Я рывком раскрыл ящик стола и вытащил оттуда старую фотографию матери. Фотография Елизаветы Максимовны была обрамлена золотой рамкой. Сердце слегка дрогнуло от волнения, а пальцы сами собой стали ломать красивую резную рамку.
Что-то звякнуло, и на стол выпал небольшой ключ, покрытый тонким зеленоватым узором. От него исходил слабый, едва уловимый поток маны. Я сжал ключ в руке, осмотрел стол сверху, с боков, ничего не было. Тогда я залез под стол, словно был маленьким ребёнком, и увидел замочную скважину, расположенную на массивной ножке стола.
Ключ идеально подошёл. Я повернул его и услышал щелчок, после которого стена слева от меня с шелестом дрогнула и медленно отошла в сторону, открывая проход.
— Всё-таки ты и правда её любил. Даже доверил моей маме сторожить родовое хранилище, — пробормотал я и шагнул внутрь.
Хранилище оказалось больше, чем я мог ожидать. На стеллажах внутри сверкали слитки золота, лежали стопки купюр, стояли артефакты, излучающие магический фон. По полкам расставлены древние книги и свитки. Мои глаза расширились от удивления, а на лице поя