— Моя девочка… — выдохнул он, и по его суровым обветренным щекам медленно покатились прозрачные капли.
— Плакса, — буркнул я, подходя к маме. — Поздравляю. Теперь наша семья стала ещё больше.
— Мишка, я тебя так люблю, — прошептала Елизавета Максимовна и прижала меня к себе. По её щекам тоже покатились слёзы. — Когда рожала, боялась, что умру, а ты останешься один. Как же это так? Один, в этом страшном мире? Слава богам, всё обошлось. Мишуль, я так боялась.
Она всхлипнула и заревела, от чего и у меня подступил ком к горлу. Шмыгнув носом, я почувствовал как по щеке бежит скупая слеза. Это заметил и Гаврилов. Дрожащим голосом он вернул мне мою же шутку:
— Плакса.
— Ага. Весь в отчима, — улыбнулся я.
Гаврилов подошел ко мне и дал заглянуть в свёрток. Там, в тёплом одеяле, лежала моя младшая сестрёнка. Её лицо казалось крошечным, но невероятно нежным. Она сладко спала, слегка приоткрыв розовые губки, а мягкие золотистые волосы были такими же светлыми, как и мои собственные.
— Поздравляю, капитан, — тихо сказал я, чувствуя, что от улыбки у меня уже свело скулы. — Она прекрасна.
Гаврилов поднял на меня глаза и сдержанно кивнул.
— Да, сынок. Прекрасна, — повторил он, бережно прижимая дочь к своей груди.
— Мишуль, как назовём сестру? — тихо спросила мама, с теплотой глядя на меня.
Я задумался на мгновение и, улыбнувшись, ответил:
— Может, назовём её Алиса? Думаю, это имя ей отлично подойдёт.
Мама улыбнулась и кивнула:
— Прекрасное имя, сынок. Пусть будет Алиса.
— Алиса-а-а! — Гаврилов завыл, не сдерживая слёз. — Моя девочка. О боги, как же я тебя люблю. Я… Я никому тебя не дам в обиду-у-у!
Суровый капитан переменился на глазах. Жесткий вояка и непреклонный человек превратился в заботливого и нежного отца, который ни на шаг не отходил от своей дочери и жены. Захлёбываясь слезами, он обещал, что будет чаще бывать дома, помогать моей маме, а ночами даже будет укачивать малышку и петь ей колыбельные.
Глядяна его довольную морду, я понял, что стоит дать папане небольшой отпуск. Оградить Гаврилова от всех забот и подарить ему и маме небольшую передышку. Шанс побыть родителями.
Внутри меня тоже что-то изменилось. Впервые за долгое время я почувствовал ответственность за это крошечное создание. Когда Гаврилов передал мне свёрток, я осторожно взял сестрёнку на руки, ощутив тепло её крохотного тельца. В голове тут же промелькнула мысль, что ради неё я сверну горы, сражусь с кем угодно, лишь бы она была счастлива.
«Теперь у меня есть ещё одна причина становиться сильнее», — подумал я, осторожно касаясь её мягкой щёчки. Сестрёнка тихонько вздохнула во сне и улыбнулась. А может, мне показалось. Но ясно было одно. С этого дня моя жизнь уже не будет прежней. Теперь моя жизнь принадлежит не только мне, но и моей семье, особенно этой маленькой девочке. Забавно, совсем недавно я о подобном даже не задумывался и бездумно бросался в бой.
Когда я вышел из палаты, то нос к носу столкнулся с бабушкой. Маргарита Львовна стояла рядом у двери и подслушивала, что происходит внутри.
— Бабуль, а ты чего уши греешь? — спросил, я приподняв бровь.
— Твоя мама не очень-то меня жалует. Её отношения с моим сыном не сложились, а я — лишнее напоминание о том времени. Понимаешь? — печально проговорила старушка. — Но я рада, что у тебя появилась сестрёнка, хотя родственников у тебя и так хоть отбавляй, — она хихикнула, но смех вышел каким-то грустным.
Бабушка часть семьи, но вынуждена избегать мою маму, чтобы не причинять ей боль. На душе стало так неприятно. Почему дорогие мне люди не могут нормально обща… Из палаты донёсся крик мамы:
— Миша! С тобой Маргарита Львовна?
— Да, она здесь! — ответил я.
— Попроси её зайти!
На лице бабушки появилась растерянность, смятение и даже страх. Я видел, как она дёрнулась, чтобы убежать отсюда, но я нежно взял Маргариту Львовну за руку.
— Всё хорошо. Иди.
— Но, я же… — растерянно пробормотала бабуля.
— Иди, я тебе говорю, — настоял я и мягко втолкнул старушку в палату.
Катарсис. Нирвана. Вселенная обрела гармонию. Из палаты донеслись всхлипывания Маргариты Львовны, она извинялась, отвешивала сотни комплементов моей маме, сестрёнке, а капитана назвала гориллой и велела быть аккуратнее, а то, чего доброго, раздавит ребёнка своими лапищами. Гаврилов на её колкость даже не обратил внимания.
Я же стоял в коридоре, слушал воркование близких и понимал, что нужно возвращаться в чёртову резиденцию Императора. Использовав телепортационную костяшку, я очутился в гардеробе. Аккуратно приоткрыл дверь… и нос к носу столкнулся с князем Водопьяновым.
— Михаил Константинович, позвольте полюбопытствовать, куда это вы сбежали?
— Даниилович, — поправил я князя.
— Ах, да. Вы правы. Прошу меня простить. Просто вы напоминаете мне Архарова и повадками и… — он пристально посмотрел на меня, а после пригладил двумя руками свои волосы. — Есть в вашей внешности нечто похожее на Константина Игоревича… Может, он всё же снасильничал вашу маменьку?
— Игнат Борисович, за такое предположение я мог бы вызвать вас на дуэль, — стальным тоном произнёс я, вспомнив счастливое лицо мамы, обнимающей мою сестрёнку.
— Вы правы. Я позволил себе лишнего. Прошу меня простить, — в очередной раз извинился Водопьянов и подошел ближе, склонившись над моим ухом. — На самом деле, я решил навестить вас по другой причине. Только посмейте прикоснуться к Венере, и я вас кастрирую, — с угрозой в голосе проговорил он, после отстранился и мягко улыбнулся. — Надеюсь, мы друг друга поняли?
— Сблизиться с Венерой любой ценой. Я вас понял, — насмешливо ответил я и с вызовом посмотрел в глаза Водопьянова.
— Вы вольны делать всё, что душе угодно, но тогда не стоит жаловаться, если внезапно обнаружите свои владения в руинах, — меланхолично произнёс Водопьянов и направился на выход. Задержавшись в дверях, он добавил. — Телепортационный круг в гардеробе лучше уничтожьте самостоятельно. Если Император узнает о нём, то ваша голова слетит с плеч, ведь Иван Васильевич ненавидит повторять дважды.
Не дожидаясь моего ответа, Водопьянов вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Я же остался в полном недоумении. Мне только что угрожал абсолют, но при этом он закрыл глаза на созданный мной портальный переход. Человек, бесконечно верный семье… и с натяжкой верный Императору? Что ж, мне это нравится. А ещё мне понравилась Венера. Есть в ней что-то необычное, притягательное, она словно…
В дверь постучали. Это был слуга с тележкой еды. Говоря «тележкой» я не преуменьшаю. Император, судя по всему, решил меня раскормить на убой. Жареный поросёнок, запечёный гусь с яблоками, бифштексы, стейки, куча морепродуктов, вино, коньяк, морс, устрицы, омары, о боги… Да чего тут только не было!
Но к еде я приступил не сразу. Сперва отправился в гардероб и попытался замести следы. Вышло паршиво, так как отвалившуюся цветную штукатурку не удалось приделать на место, но и так сойдёт. Уверен, после пьяных гостей приходится регулярно делать ремонт.
Вернувшись в комнату, я приступил к трапезе и едва не разрыдался. Чёртова богатая жизнь! Свинина просто таяла во рту. Не знаю, сколько её томили в печи, но мясо можно было есть губами, даже жевать не нужно. А сколько в ней было сока? Это нечто божественное!
Я умял пятую часть порося и понял, что начинаю насыщаться. Такой расклад меня не устроил и я переключился на гуся. Сладковато-перечное послевкусие заставило меня закатить глаза и мычать от восторга.
— Фёртофы гении! — выругался я, вгрызаясь в аппетитную зажаристую ножку гуся.
Невероятно вкусно! Хотелось стереть себе память, опорожнить желудок и заново испытать эти вкусовые ощущения. Что там Император говорил? Он заботится о своих людях? Выходит, что он не соврал. Но я за еду не продаюсь! А тут у нас что? Медовик? Ну-ка, иди сюда… Я взял кусочек и утонул в невероятной медовой сладости, которую оттеняла лёгкая кислинка лимонной цедры.
— Фука. Купил меня ф потрохами… — выдохнул я и потянулся к морсу.
Блюда исчезали со страшной скоростью, однако через час стало ясно, что я не смог съесть даже третьей части от предложенного. И это при том, что моя регенерация молотила на полную! Ну что ж? Раз я сам не могу справиться с едой, то мои питомцы точно всё умнут за доли секунды. Я перенёс все угощения в пространственный карман, а после погрузился в Чертоги Разума.
Да, Император увидит по камерам, что еда исчезла, и что с того? Решит, что я нищий аристократ и просто забрал еду с собой, чтобы доесть дома или в походе. Мне в целом плевать, что он обо мне думает. А вот на происходящее в Чертогах Разума далеко не плевать.
— Не, ну ты видал? Щас и Гальку научит сукой быть… — осуждающе произнёс Огнёв, стоя рядом с мимиком.
— Суко-о-ой, — протянул Мимо.
— Да тихо ты! Услышат же, — шикнул на него старшина.
— Что тут происходит? — спросил я.
— А ты сам погляди. — Огнёв кивнул в дальнюю часть пещеры.
Снежана вертелась вокруг Галины и с помощью магии льда украшала каменную девочку. Сделала ей ледяные реснички, губки из инея, а ещё добавила морозных колечек и серёжек. Но на этом Снежана не остановилась. Она соткала из тончайших снежинок вечернее платье для Гали. На маленькой девочке оно выглядело странновато, но судя по выражению лица Галины, она была счастлива.
— Я гламурная девица? — спросила Галя, любуясь в ледяное зеркало, парящее над землёй.
— Хи-хи. Ещё какая, — заливисто засмеялась Снежана и поправила корону на голове.
— Ну, ничего ужасного я тут не вижу. Девочки развлекаются, — прокомментировал я и хлопнул Огнёва по плечу. — А ты, я смотрю, подарил корону, но так и не приблизился к сердцу Снежаны.
— Ага. Приблизишься тут, блин, — фыркнул старшина. — Она щас хоть разговаривает со мной. Раньше-то вообще нос воротила. Я к ней и так и эдак. Говорит, что я, как мужчина, слабоват. Мол, сил наберись, а потом и подкатывай, кавалер, — с досадой в голосе произнёс Огнёв. — Ещё, знаешь, так пренебрежительно это сказала, мне до сих пор обидно.