ся домом. Судя по всему, в нём давно никто не жил. Выбитые окна, двор, заросший травой. Это означало, что никакая бабка не выбежит хаять меня за то, что перекрыл ей вид на другие покосившиеся дома. Вот и славно, считайте, что я сэкономил пару десятков ряпчиков.
— Пойдёшь со мной? — спросил я у Серого.
— Да ну. Зачем? Это момент воссоединения. Не хочу вам мешать, — ответил он и, закинув руки за голову, закрыл глаза.
— Понял. Тогда чуть позже позову тебя, как от разговоров всё перейдёт к застолью.
— Надеюсь, вы очень быстро наговоритесь, — улыбнулся Серый.
Взяв букет цветов, я выпрыгнул из машины и бодрым шагом направился в сторону маминого дома. Судя по алому силуэту, который я видел через стену, она возилась по хозяйству. Протирала стол или что-то в этом роде. Подойдя к калитке, я повернул бублик, дверь не открылась. Заперто изнутри. Хммм… Ну и ладно. Разве для меня это помеха?
Я с лёгкостью перемахнул через забор, поправил одежду и направился к дому. Остановился у самой двери. Нервно так, аж ладошки вспотели. Сделал глубокий вдох. Выдохнул, занёс руку, чтобы постучать в дверь, но мощная хватка сжала моё предплечье.
— А ты чего такой красивый по чужим дворам шастаешь? — послышался угрожающий голос Гава.
— Так я это. Доставка цветов, и всё такое, — соврал я, пытаясь скрыть улыбку.
— Каких ещё цветов? — прорычал Гав. — Кто прислал?
— Дядь, я-то человек махонький. Мне денюжку дали, сказали отнести. Вот я и пришел. Парнишка лет пяти-шести букет заказал. Кажишь, Мишкой звали, — не поворачиваясь, ответил я, имитируя деревенский говор.
— Мишка⁈ Где ты его видел⁈ — выкрикнул Гав и рывком развернул меня к себе.
— А. Так это. Утром в зеркале и видал, — сказал я, давясь от смеха.
— Думаешь, тут есть что-то смешное? Живо отвечай, где ты его видел. — Гав схватил меня за ворот куртки, которая тут же затрещала по шву, и приподнял от земли одной рукой. Ну и силища у него. Жуть!
— Где-где? В зеркале, — усмехнулся я.
— Щенок. Играться со мной вздумал? — зло выплюнул Гаврилов и размахнулся, чтобы ударить меня в живот.
Тут мне стало совсем уже не смешно, так как воссоединение затягивалось. Да и не планировал я побои получать. Первым делом я ударил коленом в подбородок капитана. Его голова лишь немного запрокинулась назад, но свой удар он не донёс, так как я уцепился двумя руками за его кисть и сдавил так, что Гаврилов заскрежетал зубами от боли.
— Сучёнышь, сейчас я тебя… — прорычал он, приподняв меня ещё выше.
Очевидно, что капитан собрался впечатать меня спиной в землю, а после запинать ногами. Но этого не случилось.
— Станислав Каллович. Ты из ума выжил? Или специально пасынка своего прибить вздумал, чтобы с мамкой моей наедине остаться?
— Чё ты вякнул? — спросил Гаврилов и подтянул меня к себе, так что наши лица оказались на расстоянии сантиметров в пятнадцать.
— Фу. Зубы мог бы и почистить после чеснока, — наигранно скривился я.
— Мишка? — вдруг неожиданно робко спросил он, заметив похожие черты моего лица и того молокососа, которым я был совсем недавно.
— Ну, наконец-то. Долго думаешь, Гориллавич, — усмехнулся я и тут же получил подзатыльник. — Ай! Да за что? Ты ведь и правда тугодум! Ай! Да всё, прекращай уже!
— Это тебе за шутки дурацкие и за оскорбления. А ещё. — Он замахнулся, чтобы влепить мне новую затрещину, но вместо этого прижал к себе и обнял. — Я рад, что с тобой всё впорядке. Мамка твоя места себе не находит. Плачет по ночам. Молится, чтобы ты был жив. А ты вот, собака такая, не только жив, а ещё и вымахал почти с меня ростом, — улыбаясь, сказал Гав, отстранившись.
Его глаза бегали по мне, оценивая физическую форму.
— Смотрю, ты без дела не сидел, — уважительно кивнул он и потёр руку, которую я выкручивал. На ней красовались синяки от моих пальцев. — Как будто кузнечным прессом руку сжал. Думал, кости сломаешь.
— Да ерунда. Всего-то немного стал сильнее, и не более того, — отмахнулся я. — Я вот что хотел спросить. Это так вы блудного сына встречаете? Тумаками? А как же хлеб-соль и слёзы радости от встречи?
— Точно! Идём в дом, Лиза будет счастлива тебя видеть! Хотя, стой. Сначала объясни, как ты за пару месяцев смог так вымахать?
— Временная аномалия. Чистили разлом и случайно вляпались, — сказал я и вздохнул.
— Какой ещё разлом? Мишка, твою мать. Ты опять по разломам шаришься? — строго спросил Гаврилов.
— Ну, не сказать, что прям шарюсь. Но за месяц закрыл четыре единички, — гордо заявил я.
— Оху… Ты совсем оху… В смысле, умом тронулся? Ты же мог там погибнуть! — воскликнул капитан.
— А ты знаешь другой способ стать сильнее в кратчайшие сроки? — спросил я, серьёзно посмотрев на него.
— Быстрота зачастую людей в могилу сводит. Лучше медленно, но стабильно.
— Ой, всё. Не читай мне нотации, — отмахнулся я. — Кстати, ты мне новый букет должен. Этот-то совсем испортился. — Сказал я, кивнув в сторону роз, лежащих в снегу.
— Ха-ха! Наглый сопляк, — рассмеялся капитан. — Ничего с твоим веником не случилось. Поднимай и топай в дом.
Так я и поступил. Поднял из сугроба букет, отряхнул его от снега и бросил через плечо:
— Что-то вы, товарищ капитан, по хозяйству плохо работаете. Снег не чищен…
— Я тебе рожу щас начищу. Умник, — усмехнулся он и втолкнул меня в дом.
Как только я вошел внутрь, то почувствовал, что ком подступил к горлу. А ещё мама тут же бросилась меня обнимать и целовать. Удивительно это. Материнское сердце тут же угадало во мне того пятилетнего мальчишку. Елизавета Максимовна разрыдалась.
— Миша! Мишенька! Живой! А я знала. Я верила! Мишулечка мой хороший!
В этот момент я понял, что очень скучал по ней. По Гаврилову. По нежности и заботе. Скучал по возможности быть ребёнком. Глупым, бестолковым. Ребёнком, которому простительно всё, и его будут любить — несмотря ни на что.
— Мама, я так рад, что вы целы, — произнёс я дрожащим голосом и крепко обнял её, закрыв глаза, чтобы сдержать наворачивающиеся слёзы.
Правда, слёзы наворачивались недолго. Когда я закрыл глаза, сработала эхолокация. В сознании отрисовалась карта дома. Совсем крохотный, совсем недавно отремонтированный, но это было не важно. Важно было то, что в моей маме кое-что, неуловимое для глаза, изменилось. Я бы даже сказал, зародилось.
Глава 10
В доме вкусно пахло свежими пирожками. Мама что-то щебетала, обнимала меня, тискала, но я не слушал её. Вместо этого я сосредоточенно пытался рассмотреть то, что мне показала эхолокация. В районе маминого живота теплилась новая жизнь. Я потянулся к мане и позволил тонкому ручейку вмешаться в энергетические каналы мамы.
Без сомнений, это ребёнок. Кажется, девочка. Да, точно, девочка. Такая мягкая энергетика может принадлежать только ей. Моей сестрёнке.
— Папка, я так за вас рад! — выкрикнул я, чувствуя, что слеза скользнула по моей щеке. Развернувшись, я схватил Гаврилова за грудки и рывком подтянул в наши с мамой объятия.
— Чего рад? Из-за того, что мы выжили? — спросил он, смущённо втиснувшись в объятия. — Да что с нами станется-то? И с каких это пор ты меня «папкой» называть стал?
— Ты ему ничего не рассказывала? — я удивлённо посмотрел на маму, а она точно так же уставилась на меня.
Елизавета Максимовна умная женщина и сразу смекнула, что я уже всё знаю о беременности.
— Ещё нет, — улыбнулась она.
— Ха-ха! Ну вы даёте, — рассмеялся я, посмотрел в глаза Гаврилова и сказал. — Поздравляю тебя, папаша. Скоро у тебя родится дочка.
— Девочка? Правда? — спросила мама и зарыдала навзрыд.
— Я стану отцом…? — прошептал Гаврилов, не веря своим ушам.
— Дурень. Ты уже отец. Просто ребёнок ещё не родился. Ай! — вскрикнул я, так как два подзатыльника тут же прилетели с разных сторон. Один от мамы, второй от Гава.
Новоявленные родители заулыбались и крепко обнялись, говоря друг другу нежные слова. Это было очень мило. Приятно быть частью этого маленького счастья. Надеюсь, папаша сестрёнки будет вести себя лучше, чем мой отец.
Следующие три часа мне пришлось подробно пересказывать, как я докатился до жизни такой. Ну, а я чего? Выдал всё, как на духу. Причём я рассказал и о генокраде. Зачем? Да если я не могу доверять Гаву и родной матери, то кому вообще можно довериться?
— Хочешь сказать, что ты можешь отбирать способности у тварей и присваивать их себе? — скептически спросил Гаврилов.
— Не только себе, но и передавать другим людям. Давай, покажу, — предложил я и вытащил из кармана визитку, на которую я собрал кровь ящера, убитого мною. — Ут. Поглотить.
На мгновение я скривился от боли, и мама едва не сорвалась ко мне, чтобы поухаживать за болезным дитятей. Но я тут же её остановил.
— Всё нормально. Я бы даже сказал, отлично. — Я улыбнулся и взял Гаврилова за руку. — Ну что, батя? Готовься страдать.
На моём лице проскользнула хищная ухмылка, и я приказал Ут передать Гаврилову только что поглощённую доминанту регенерации. Ага. Именно так. Помните, я говорил, что всё прошло отлично? Это потому, что из ящерки выпала именно эта доминанта.
Капитан держался мужественно! Скрежетал зубами, покрывался потом, вены на лбу и шее вздулись, а сам он покраснел. Через пять минут мучений на Гаврилова было больно смотреть. Всё тело дрожит, дышит так, будто пробежал марафон. Но ему повезло, боль прекратилась.
— И что это было? — задыхаясь, спросил он.
Я же всё время держал его за руку и не отпускал.
— Сейчас покажу.
В конгломерат «Теневой душитель», встроена одна занятная доминанта «Нефритовые когти». Так вот, я просто надавил ногтем на его предплечье и без особого труда разрезал кожу. Гаврилов оскалился, смотря мне в глаза.
— Да, дури у тебя прибавилось, — сказал он.
— Не только дури. — Я отпустил его предплечье и кивнул на рану. — Можешь стирать кровь.
— Какого ху… — Гаврилов осёкся на полуслове, так как, проведя ладонью по ране, этой самой раны на пострадавшем местене обнаружил.