В России интенсивное развитие идей универсального эволюционизма явилось прежде всего результатом стремления многих новаторски мыслящих ученых сохранить рациональную сторону ранее господствовавшего марксизма, отказавшись в то же время от его догматической стороны, обеспечивавшей мировоззренческие предпосылки тоталитарной (ультрамобилизационной) идеологии, т. е. своеобразной религии тоталитарного строя. Важно отметить, что универсальный эволюционизм в России начал развиваться только в период освобождения философии из пут тоталитарной догматики. До этого всем философам было предписано считать уже состоявшейся общей теорией развития принятую в качестве символа веры диалектику. Эволюции же не находилось места в понятийно-категориальном аппарате канонизированной диалектики, она оказывалась где-то сбоку и требовала объяснений, исходя из требований диалектики.
Обладая монополией на трактовку развития, диаматовская диалектика была, в сущности, учением о преимуществах советского типа развития. Из «алгебры революции» она эволюционировала в теорию ведомого, несвободного развития. Главной задачей диаматовской диалектики было обоснование того, что какие бы изменения ни происходили в мире и какие бы открытия ни совершались в естественных науках, все они осуществляются в соответствии с ее предначертаниями и подчиняются ее законам. Это обусловливало застылость и метафизичность диалектики, ее закоснелость на тех в свое время прогрессивных началах, которые она обрела в философии конца XIX века. Попытки серьезного реформирования диалектики пресекались идеологическим начальством. В этих условиях требования научной новизны и разработки диалектических проблем естественных и общественных наук в огромном большинстве случаев закономерно приводили к схоластическому теоретизированию, что констатировалось даже на съездах КПСС. Но растущее в стране недовольство и духовное сопротивление тоталитарным порядкам влияло и на умы философов, побуждая некоторых из них к переходу на позиции последовательного эволюционизма. Будучи идеологической основой реакционного общественного строя, подавлявшего любую свободную общественную мысль, диаматовская диалектика позиционировала себя как революционное учение, противопоставленное реформистским, последовательно эволюционным формам социальных преобразований. Эволюционные изменения рассматривались лишь как подготовительный этап к революционным скачкам, ведущим к слому предшествующих систем и построению на их материале более прогрессивных. Подобный сальтационизм не должен был распространяться на саму систему «реального социализма», которая якобы развивалась планомерно и пропорционально в соответствии с мудрыми предначертаниями партии и правительства. И тем не менее система рухнула в ходе своеобразной революции вследствие того, что и «верхи», и «низы» не могли ни жить, ни управлять по-старому (но не умели по-новому).
Такая общественная среда во многом предопределила развитие эволюционизма в России. Одной из первых книг, посвященных в России проблемам «глобального» эволюционизма стала работа И. Черниковой, изданная в 1987 г. (Черникова И.В. Глобальный эволюционизм: Философско-методологический анализ – Томск: Изд-во Том. ун-та, 1987 – 182 с.). В самом начале книги Черникова обращается к тем наработкам в сфере понимания эволюционных процессов, которые осуществлялись в СССР в «доперестроечный» период.
«Чаще всего, – отмечает И. Черникова, – эволюцию трактуют как одну из форм развития, противопоставляя революции и подчеркивая непрерывный и постепенный характер эволюционных изменений. Встречается также мнение, согласно которому эволюция – это более сложная форма изменения, чем развитие, когда возникают и исчезают не только индивидуальные вещи – системы, но также виды, роды и уровни вещей-систем» (Там же, с. 7).
Действительно, если признать монополию догматической диалектики на трактовку развития, вполне логично трактовать эволюцию как форму развития, а не наоборот. Здесь материалисты-диалектики впадают в своеобразный креационизм, поскольку развитие, наделяемое всеобщностью, перерастает из абстрактной категории в своеобразного Творца мира, действующего путем скачкообразных преобразований, тогда как эволюция, лишаемая всеобщности, превращается в средство, подготавливающее революционные преобразования этого Творца.
Намечая идею глобального, т. е. всеобщего эволюционизма, И. Черникова вопреки мнению большинства своих коллег по философскому цеху, признает, что «под эволюцией понимаются не только постепенные, но и скачкообразные, качественные изменения» (Там же). Тем не менее она заявляет:
«Понятие «развитие» есть философская категория и обозначает универсальное свойство материи. Понятие «эволюция» не имеет философского статуса, а является естественнонаучным и, как будет показано, не обладает универсальностью, присущей философским категориям» (Там же). Но в таком случае о каком же глобальном, а тем более универсальном эволюционизме можно говорить, если его основное понятие лишено категориального статуса и не обладает универсальностью? В эволюционистской философии понятие эволюции является ключевой, стержневой категорией. Догматическая диалектика, отказывая понятию эволюции в статусе философской категории, тем самым признает, что она не является эволюционной философией. Она выступает как идеология несвободы, глобально развернутая и героизированная теория необходимости бесправия человека перед всесильным демиургом-государством. Такая диалектика для построения системы универсального эволюционизма явно не годится.
Следует отметить, что идеи глобального эволюционизма стали вызревать уже в начале 1980-х годов в отдельных статьях крупных представителей российской философии естествознания. Почему глобального, а не универсального? До универсализма в этой философии было еще далеко. Глобальный эволюционизм явился ответом российской эволюционной мысли на глобальные проблемы современности, жгучие и трудноразрешимые проблемы, в которых СССР как одна из двух глобальных сверхдержав принимала самое непосредственное участие, пытаясь утвердить свой вариант их разрешения. Возникла и широко распространялась в философии проблематика глобалистики – дисциплины, специально предназначенной для рассмотрения глобальных проблем.
Глобалистика в СССР была уже легализована и канонизирована в качестве науки, распространяющей идеологизированную диалектику на глобальное развитие. Это позволяло «впустить» в глобалистику как бы с черного хода эволюционизм. Пионерами подобного подхода были космолог В. Казютинский и философ биологии Р. Карпинская. Рассматривая глобальный эволюционизм, они отмечали прежде всего его методологическое значение для развития естествознания, а также его общую мировоззренческую значимость, которая превосходит возможности отдельных эволюционных представлений в конкретных науках (Казютинский В.В., Карпинская Р.С. Идея развития в познании структуры материи – Вопросы философии, 1981, № 9, с. 117–132; Карпинская Р.С., Ушаков А.Б. Биология и идея глобального эволюционизма – в кн.: Биология и основания естественных наук – М.: ИНИОН, 1981, с. 107–130).
Приводя эти наработки и опираясь на них, И. Чернякова в своей книге рассматривает глобальный эволюционизм главным образом как философию естествознания. «Термином «глобальный эволюционизм», – поясняет она, – обозначается стремление эволюционных дисциплин естествознания к интеграции и экстраполяции закономерностей, механизмов эволюции… В нашем исследовании глобальный эволюционизм характеризуется прежде всего с позиций достижений конкретных наук – биологии, геологии, астрономии, химии, эволюционной термодинамики; обосновывается стремление естественных наук осмыслить эволюцию как всеобщий, универсальный процесс» (Черникова И.В. Глобальный эволюционизм: Философско-методологический анализ – Томск: Изд-во Том. ун-та, 1987 – 182 с., с. 10–11).
Отсюда хорошо видно, насколько такой глобальный эволюционизм не является универсальным, хотя и подводит к постановке проблем универсального эволюционизма. Эволюция признается всеобщим, универсальным процессом, но ее исследование ограничивается эволюцией в природе. Социально-историческая эволюция выпадает из сферы исследования глобального эволюционизма. Отчасти это объясняется тем, что в условиях советской систем все вопросы общественного развития были монополизированы в решениях съездов КПСС и в речах ее Генеральных секретарей, а философам предписывалось подводить под них диалектическую базу, претендующую к тому же на глобальное значение. Но несмотря на это В. Казютинский, Р. Карпинская, И. Черникова, а вслед за ними Н. Моисеев заложили необходимые мыслительные предпосылки для становления глобального эволюционизма в России, его отпочковывания от ортодоксальной диалектики развития, а значит, и для его последующего перерастания в универсальный эволюционизм.
«Современное естествознание, – пишет И. Черникова, – приходит к пониманию эволюционного процесса как универсального, включающего в себя человека как составляющую и специфический фактор эволюции» (Там же, с. 63). При такой постановке проблем глобального эволюционизма остается только шаг к его трансформации в универсальный эволюционизм. Но этот шаг невозможно сделать при отсутствии эволюционного объяснения истории, без рассмотрения проблем эволюционной экономики, без создания общей теории эволюции. В этом отношении универсальный эволюционизм выступает как процесс универсализации глобального эволюционизма.
Если глобальный эволюционизм нацелен главным образом на обобщение эволюционных достижений естествознания и рассмотрение глобальных проблем человечества то универсальный эволюционизм, опираясь на усилия, предпринимаемые в рамках глобального, направлен на создание универсальной эволюционной картины мира и реформирование как миропонимания, так и миросозидания человечества. Поэтому глобальный и универсальный эволюционизм нельзя отождествлять. Но их не следует и противопоставлять.
Значительным достоинством книги И. Черниковой является то, что она строит свою концепцию глоб