ального эволюционизма не только на теории самоорганизации (как мы это наблюдали в книге Э. Янча «Самоорганизующаяся Вселенная» и в многочисленных трудах И. Пригожина, Г. Хакена и их последователей), но и с учетом попыток распространения на космическую эволюцию некоторых наработок биологического эволюционизма, в частности – дарвиновской теории отбора. Это особенно важно сегодня, когда в период очередного кризиса дарвинизма все чаще раздаются голоса скептиков, требующих доказательств эффективности отбора как фактора биологической эволюции. В науках о неживой природе накапливается все больше фактов, свидетельствующих об эффективности отбора в эволюции космических, геологических, химических систем. Еще более велико значение отбора и конкуренции в эволюции социальных систем. Отбор универсален, как и сама эволюция, и главное доказательство его эффективности состоит в том, что эволюция вообще происходит и в ее развертывании отбираются системы, наиболее эффективно организующие движение внутри себя, получение из среды всегда ограниченных ресурсов, продляющие благодаря этому свое существование и образующие тем самым определенную преемственность после своей неизбежной гибели.
Конечно, галактики, «конкурирующие» за звезды или звезды, вступающие в «конкуренцию» за газопылевые облака, подвержены совсем иным формам отбора, чем живые организмы, вступающие в конкуренцию за пищевые ресурсы или предпринимательские структуры, выходящие на рынок со своими товарами. Но во всех этих случаях происходит отбор тех, кто при данных обстоятельствах наиболее пригоден к существованию. Все, что существует, проходит проверку эволюцией, и результатом этой проверки является отбор того, что выдержало испытание на способность к продолжению существования. Отбор не всегда поддерживает лучшее. Но отсеивая непригодное к существованию и проходя через массу случайностей, он в конечном счете подбирает то, что обладает преимуществами в конкурентной борьбе. Но сами эти преимущества создаются не только отбором, они формируются при содействии отбора самодвижением, самоорганизацией, самопреобразованием в самих постоянно изменяющихся материальных системах, адекватностью их реакций на внешние воздействия. Неадекватное разрушается. Эта адекватность является предпосылкой приспособления, а переживание наиболее приспособленного выступает предпосылкой развития и прогресса.
Попытки распространить теорию отбора на неживую материю предпринимались уже с возникновение учения Дарвина. Г. Спенсер рассматривал естественный подбор как изменение структуры по линии наименьшего сопротивления. Создатель «организационной науки» А. Богданов в начале XX века рассматривал отбор как фактор, способствующий реализации принципа оптимального конструирования. Способность отбора не только в специфических формах, но и в качестве универсально фактора поддерживать образование устойчивых структур, оптимально использующих энергию, подчеркивал Э. Янч. Было предложено немало и других объяснений роли отбора в функционировании универсального механизма эволюции.
Понятие универсального эволюционизма стало распространяться в российской науке с 1988 г. Судя по всему, термин «универсальный эволюционизм» впервые употребил доцент кафедры философии Горьковской высшей партийной школы Владимир Кутырев в статье, опубликованной в журнале «Природа». Во всяком случае, из этой статьи данный термин заимствовал Н. Моисеев, который придал выработанному им варианту универсального эволюционизма системный характер и в наибольшей степени способствовал тому, что в российской философии и науке идея универсального эволюционизма приобрела широкую поддержку и высокий авторитет.
Как ни парадоксально, будучи автором термина «универсальный эволюционизм», Владимир Кутырев явился первым критиком и принципиальным противником идеи универсального эволюционизма. Если американский профессор Э. Янч строил свою эволюционную концепцию на синтезе идей самоорганизации и коэволюции, то В. Кутырев прямо противопоставлял идею коэволюции комплексу идей универсального эволюционизма. Его программная статья так и называлась: «Универсальный эволюционизм или коэволюция?» (Кутырев В.А. Универсальный эволюционизм или коэволюция? – Природа, 1988, № 8, с. 4–10).
Кутырев признает огромное и все возрастающее значение универсализации эволюционизма в современной науке. «Распространение идей эволюции в последние 10–15 лет, – констатирует он, – напоминает триумфальное шествие. Почти все отрасли знания объявили себя эволюционными. Если бы в науке было принято проводить хит-парады, то в пятерке популярности оказались бы работы, так или иначе связанные с проблематикой эволюционирования. Эта ситуация нашла терминологическое отражение: теперь в литературе часто говорят о «глобальном эволюционизме». Учитывая, что идеи направленного развития прочно внедрились в термодинамику, микро– и астрофизику, в космологию и многие другие области науки, более правильно, по-видимому, называть его универсальным эволюционизмом… Универсальный эволюционизм – своего рода парадигма фундаментальной науки конца XX века, оказывающая огромное влияние на все другие сферы культуры» (Там же, с. 4).
Признав таким образом универсальный эволюционизм, по существу, основой миропонимания современной науки, оказывающей огромное влияние на все сферы культуры, В. Кутырев в то же время ощущает дискомфорт от распространения научного мировоззрения на культуру. Он чувствует потребность поставить какой-то заслон, создать барьер для такого распространения. Кутырев стремится замкнуть научное мировоззрение внутри науки и помешать его распространению на общественную, массовую среду. Зачем? Что есть настолько плохое в научном мировоззрении, чтобы это могло стать основанием для запрета на его распространение за пределы наших знаний о реальном мире? Уж не приведет ли, упаси Бог, распространение истины к развращению юношества, в чем в свое время обвинили Сократа?
«Следует ли, – задается вопросом автор статьи, – признавать однозначное соответствие между внутринаучной и мировоззренческой, общекультурной ролью эволюционного подхода? Как он преломляется за пределами науки и есть ли ему альтернатива? Если да, то в чем она? Иными словами, должен ли, имеет ли право эволюционный подход быть поистине глобальным и универсальным? Скажу сразу: я считаю, что нет. Не умаляя значения эволюционного подхода в научном познании, постараемся понять направленность его распространения на всю культуру, вред подобного расширительного толкования и противопоставить ему в качестве парадигмы идею коэволюции, которая выражает ориентацию на всеобщность (универсальность) движения, а не развития материи (Там же, с. 4–5). Согласно Кутыреву, эволюционный подход, базирующийся на прочном фундаменте научного знания, должен ограничиться сферой науки, но допускать знание в культуру – Боже сохрани! Культуру необходимо сохранить в невежестве и заблуждении.
Итак, первое, что не устраивает в идее универсального эволюционизма ее как бы крестного отца – это приверженность философского мышления к признанию всеобщности, атрибутивности не только движения, но и развития. Это, по мнению, В. Кутырева, влечет за собой признание всеобщности прогресса. «Ядром установки на всеобщность развития, – полагает он, – фактически оказывается установка на «прогрессивное развитие»… Универсальный эволюционизм – это прогрессизм» (Там же, с. 4–5).
То, что универсальный эволюционизм как идеология инновационного общества связан со стратегией развития, делающей ставку на достижение прогресса, а не на свертывание развития и остановку экономического, научно-технического и общественно-политического прогресса – совершенно верно. Но то, что универсальный эволюционизм влечет за собой признание всеобщности прогресса и выступает как прямолинейный, некритический прогрессизм, не соответствует действительности.
Универсальный эволюционизм связан с признанием возможности прогресса и возможности только на его основе последовательно разрешать даже неразрешимые на данном уровне развития глобальные проблемы, а отнюдь не с убеждением во всеобщности прогресса или в разрешении всех проблем только на базе технического прогресса. Всеобщность эволюции не означает ни всеобщности прогресса, ни автоматического разрешения по мере прогресса всех человеческих проблем. Прогресс также необходимо регулировать, не допуская, чтобы прогресс техники и материального обеспечения вступал в конфликт с прогрессом человечности, сопровождался ростом цивилизационного варварства и разрушением природы. К сожалению, возможности для глобального регулирования пока еще слишком слабы, но они могут возрасти только на основе дальнейшего прогресса. Антипрогрессизм, выражаемый автором статьи и многими его единомышленниками, есть тупик в развитии глобального мышления, чреватый тупиком в развитии цивилизации. Он есть такое же проявление цивилизационного варварства, как и загрязнение природной среды, на которое он постоянно ссылается в качестве аргумента, оправдывающего страх перед прогрессом. Он есть проявление агрессивного традиционализма, который стал необычайно популярен в России в результате крушения советской формы подстегивания прогресса.
Антипрогрессизм как программа лишает человеческую цивилизацию всяких перспектив, обрекает человечество на унылое существование посреди всяческих запретов и ограничений, очень напоминающих порядки «реального» социализма. Кто не верит в прогресс, тот не имеет будущего. Традиционалисты живут прошлым, у них фобия к инновациям. Человек не может просто выживать. Он хочет надеяться на лучшее. Поэтому традиционалистское стремление остановить прогресс есть не что иное как ретроградная утопия.
Универсальному эволюционизму В. Кутырев противопоставляет традиционалистское понимание коэволюции. При этом он говорит правильные слова: «Понятия комплекса, коэволюции – важнейшая ступень в обеспечении эффекта целостности сложных систем. Они применимы к пониманию как мировоззрения, так и науки, междисциплинарного взаимодействия в ходе коллективных исследований, взаимодействия общественных, естественных, технических форм знания» (Там же, с. 10). Под этим призывом усилить коэволюционную составляющую в развитии цивилизации можно подписаться. Но как можно отрывать коэволюцию от универсальной эволюции, противопоставлять ее идее прогресса? Идея коэволюции как неотъемлемая часть эволюционизма должна служить прогрессу цивилизации, а не препятствовать ему. Коэволюция цивилизации с природой, на которую постоянно ссылаются традиционалистски мыслящие экологисты, может быть осуществлена только на базе гуманистически направленного и постоянно стимулируемого прогресса, а не за счет остановки прогресса на нынешнем уровне, на котором возможности для такой коэволюции пока еще слишком ограничены. Разумеется технический прогресс в тех регионах, где он разрушает экологию и препятствует коэволюции, необходимо существенно притормаживать как регулирующими, так и ограничительными мерами. Это нужно делать именно во имя прогресса человеческой цивилизации, а не вопреки ему.