В большинстве случаев у животных цель привязана к действию, получив результат, животное забывает о цели. Цель чаще всего возникает при восприятии предмета вожделения и потухает после его потребления или при его явной недоступности, а также при переключении внимания на другой предмет, вытесняющий из психики предыдущий. Это происходит по закону доминанты, открытого Ухтомским: доминирующий раздражитель захватывает психику животного и подавляет сигналы, идущие от других раздражителей.
Однако нередки и случаи длительного удержания цели, отсроченного достижения цели, достижения долговременных целей и т. д. По существу современная наука на основании сложнейших экспериментов приходит к выводу, что различные животные способны на очень многие, почти любые «человекообразные» элементы поведения, которые ранее считались для них недоступными, но которые проявляются только в определённых проблемных ситуациях. Соответственно, можно говорить не только о человекообразных обезьянах, являющихся ближайшими родичами человека, но и о человекообразных формах поведения, проявляемых в процессе биологической работы и родственных человеческой деятельности.
Орудийная деятельность животных – самая человекообразная и родственная человеку форма биологической работы, ставшая предковой формой человеческой деятельности, её важнейшей предшественницей и предпосылкой.
Факты для данного раздела и некоторые факты для последующих разделов настоящей главы заимствованы из замечательной книги Ж. И. Резниковой «Интеллект животных и человека. Основы когнитивной этологии.» (М.: ИКЦ «Академкнига», 2005 – 518 с.).
13.7. Общение животных и язык человека
Наряду с орудийной деятельностью, важнейшей предшественницей и предпосылкой человеческой деятельности, самой человекоподобной формой деятельности является «языковая» коммуникация как средство передачи информации у животных. Как и орудийная деятельность, она у каждого вида животных имеет приспособительно-преобразующий характер, проникнутый ситуативно-образуемыми целями и несёт в себе сильнейший отпечаток морфофизиологического устройства органов животного организма как результатов предшествующей биологической работы вида. В сфере изучения такой коммуникации современная наука также заставила пересмотреть многие устоявшиеся ранее и казавшиеся незыблемыми представления.
Ещё в 1923 г. немецкий ученый К. фон Фриш сумел расшифровать язык «танцевальных» движений, которым медоносные пчёлы передают информацию о местонахождении источников нектара. Так было впервые поколеблено традиционное представление о «языках» животных как исключительно выражениях их эмоциональных состояний, которые служат сигналами опасности, наличия пищи, привлечения внимания и т. д.
В последней трети XX века были предприняты огромные усилия исследователей для расшифровки условных сигналов звуковых коммуникаций различных видов животных. Трудности, вставшие перед исследователями, оказались ещё большими, чем те, что встали перед Шамполионом при расшифровке египетских иероглифов: ведь если бы не язык коптов, содержавший аналоги понятий, обозначаемых иероглифами, значение иероглифов никогда не удалось бы узнать. Отсутствие языка-посредника для общения с животными или переводов их языка на человеческий создаёт колоссальные трудности для изучения способов коммуникации животных. Однако современные методы исследования позволяют выявлять фиксированные звукосочетания в сопоставлении с зафиксированными в экспериментах ситуациями (появление пищи, хищников и т. д.) для составления «словарей» животных. К сожалению, это удаётся лишь применительно к весьма незначительному количеству «слов», т. е. условных сигналов, неоднократно сопровождающих определенные ситуации. Конечно, это не настоящие слова. Но ведь и предки человека когда-то изъяснялись такими «словами». Поэтому так важно тратить большие средства и огромную энергию на расшифровку этих «словарей». На основе такого изучения мы познаём не только поведение животных, но и эволюцию человека.
В сказках многих народов (например, в немецких сказках братьев Гримм) главный герой волшебным образом получает способность понимать язык животных. И, подслушивая разговоры животных, он узнаёт тайны сильных мира сего, поскольку животные проникают и во дворцы королей, и в крепости военачальников, и в сокровищницы богачей. И сказочники поистине правы! Знание «языков» животных позволяет нам проникнуть в тайны людей – в сущность и эволюцию человека. Это ведь и есть самая сокровенная тайна, которую мы выведываем у природы.
Основной метод идентификации «словарного запаса» животных заключается в создании звукозаписей огромного количества издаваемых ими звуков и звукосочетаний с сопоставлением их с видеозаписями реакций на ситуации, которые эти звуки выражают. Некоторые учёные называют выявленные таким образом повторяющиеся звуковые реакции на появление повторяющихся раздражителей категориальными сигналами.
Так, немецкий исследователь Марлер, изучая различные виды певчих воробьиных птиц, сумел выявить стойкие сигналы, выражающие появление хищников. Одни сигналы издавались при нападении хищников с воздуха, другие – при приближении наземных хищников. Продолжая свои исследования в 1980-е – 1990-е годы уже на домашних курах, Марлер идентифицировал звуковые реакции на появление наземных и воздушных хищников, а также сигнал «кушать подано!», который издают петухи, созывая кур на угощение.
Американский исследователь Дж. Теберге с группой экспериментаторов в конце 60-х годов доказал существование постоянных акустических сигналов у волков. В частности, волк, отбившийся от стаи, сообщает о себе соответствующим набором звуков, который можно идентифицировать только с помощью приборов вследствие физиологических различий органов слуха волка и человека, способности волчьего уха различать тончайшие оттенки звуков, недоступные для человека. Совершенно иную, чем человек, систему звуковой коммуникации имеют водные животные – рыбы, киты, и дельфины.
Обезьяны и в сфере звуковой коммуникации значительно превосходят других млекопитающих и птиц. Значительный интерес учёных к составлению «словарей» акустических сигналов обезьян был простимулирован успешным исследованием Т. Струзейкера, который в 1967 г. сумел идентифицировать 25 устойчивых «сообщений», передаваемых зелеными мартышками-верветками, живущими в восточной Африке. Как и у птиц, наиболее устойчивыми в звуковом отношении сообщениями у этих мартышек являются сигналы тревоги. У них очень много различных врагов на деревьях, на земле и в воздухе. Соответственно различные устойчивые звукосочетания издавались при появлении леопардов, змей и орлов. Исследовательская группа Струзейкера демонстрировала эти звукозаписи мартышкам и вызывала соответствующие реакции: верветки немедленно прятались в густой листве, использую свою «камуфляжную» окраску.
Многочисленные последующие исследования приматологов, проведенные на различных видах обезьян, показали способность даже низших обезьян к способам коммуникации, включающим устойчивые обозначения различных событий при помощи фиксированных акустических сигналов. Были составлены подробные «глоссарии» таких сигналов, включающие не только звукозаписи сигналов, но и видеозаписи сопровождающих их элементов. Таким образом было доказано существование биологически отработанных праязыков, явившихся биологическими предпосылками формирования языка человека по мере отделения его от обезьяноподобных предков.
Сигналы исследовались не только по повторяемости звукосочетаний, но и по эмоциональной окрашенности, тембру голоса, силе звука, индивидуальным особенностям «говорящих». Были выделены сигналы, соответствующие человеческим: «Привет!», «Осторожно!», «Я тебе покажу!», «Я боюсь!», «Идите сюда!», «Только тронь!», «Мне больно!», «Ты мне нравишься!», «Я хочу тебя!», «Давай приведем в порядок твою шёрстку!», «Давай поиграем!», «Перестаньте ссориться!», «Вы где?», «Милое дитя!» и т. д.
В 1993 г. российские исследователи М. Дерягина и С. Васильев опубликовали статью «Формы общения у приматов и происхождение языка человека» (В сб.: Язык в океане языков – Новосибирск: Сибирский хронограф, 1993, с. 60–85), в которой проанализировали данные о «речевом» поведении восьми видов обезьян и соотношении между звуковыми и жестово-мимическими средствами передачи сообщений. По сведениям авторов статьи, звуковые сигналы в распознавании сообщений занимают довольно скромное место. Исследователи насчитали у разных видов обезьян от четырёх до девяти чётко распознаваемых сигналов. Зато жестовых сигналов у четырёх видов макак насчитывается от 10 до 25, мимических от 20 до 24, у гиббонов мимических – 36, у шимпанзе жестовых 51, мимических – 82. отсюда видно, что именно богатство жестово-мимического «языка» создаёт у шимпанзе предрасположенность к усвоению и использованию жестово-мимических языков-посредников для глухонемых, которым их обучают люди.
Использование таких языков, сконструированных для общения глухонемых людей, в общении с человекообразными обезьянами открыло новые горизонты для изучения коммуникативных способностей и биоинтеллекта животных. С начала XX века был предпринят целый ряд попыток научить обезьян человеческому звуковому языку. С 1909 г. английский этнограф Уильям Фурнесс обучал двух орангутангов и двух шимпанзе элементам английского языка. Ценой неимоверных усилий ему удалось научить самку орангутанга произносить слово «папа». На обращённый к ней вопрос «Где папа?» она показывала на Фурнесса или похлопывала его по плечу. Затем он затратил годы на то, чтобы научить её слову «чашка» (по-английски – кап). Ему это удалось, но вскоре эта самая способная ученица заболела пневмонией и погибла. Даже в предсмертном бреду, страдая от жажды, бедняга произносила слово «чашка». Дальнейшие попытки обучить слову «чашка» шимпанзе в течение пяти лет оказались напрасными, и Фурнесс заключил, что шимпанзе слишком возбудимы, нетерпеливы и не склонны к выполнению приказов, а потому непригодны к обучению человеческой речи.