Изменения в технологиях и строении мозга привели к росту мобилизационных способностей последнего. Уже у поздних неандертальцев наблюдаются зачатки религии и искусства. Применение наиболее примитивных религиозных обрядов выражалось в захоронениях некоторых умерших, которые, судя по немногочисленным находкам, укладывались в позу спящих, снабжались средствами для жизни после жизни и обкладывались цветами, очевидно, для устранения гнилостного запаха, исходящего от трупа. Ритуальный характер носили, по-видимому, и тщательно уложенные в пещерах детали скелетов и черепа различных животных.
Зачатки религии, безусловно, стали возможны лишь на базе такого развития речи, которое оказалось способным уже не только указывать на явления действительности, называя их определёнными сочетаниями звуков, но и простейшим образом описывать их действия, их поведение. Звуковая речь всегда начинается с названий предметов и явлений, устойчивых наименований, выражаемых закреплёнными за ними звукосочетаниями, которые в развитых языках выступают в качестве имён существительных. Существительные играют роль мобилизационных структур второй сигнальной системы человека, поскольку они обозначают конкретные раздражители первой сигнальной системы. Но прямого указания на предмет оказывается недостаточно в самых различных жизненных ситуациях, вследствие чего появляется потребность указать, как он действует. Эта потребность удовлетворяется определением названий для действий тех или иных повторяющихся раздражителей.
Так возникает то, что в примитивной речи выступает в качестве глаголов. Набор из существительного и глагола в конкретной фразе превращается в подлежащее и сказуемое, субъект и предикат высказывания. Этот набор означает, что некий субъект осуществляет действие, будучи мобилизован на переход в определённое состояние и (или) создание определённых последствий для наблюдателя. Уже в простейшей фразе, таким образом, содержится в наиболее примитивном, неразвитом виде понятие причинности. Внешний субъект действует, значит, он причиняет определённые последствия. При этом, чтобы назвать субъекта действия, нужно отвлечься от его конкретных проявлений в различных действиях и обозначить одним названием целый класс подобных субъектов (предметов, явлений).
Поскольку даже самые простые языковые конструкции репрезентируют и опосредуют человеку действительный мир, они обладают свойством замещения этого мира, навязываемые ими связи подставляются на место связей действительных раздражителей, становятся сами по себе раздражителями, слова сами по себе становятся фактором мобилизации. С этого начинается и искусство, и религия. Возникновение искусства связано со стремлением изобразить явления и их действия, перенося их тем самым из действительного мира в мир человека и украшая тем самым этот мир, делая его более человечным, чем он есть на самом деле и мобилизуя силы человека на улучшение жизни. Первые шаги искусства заключаются в нанесении ярких пятен на стены пещер природными красителями, нанесении царапин на камни, кости, куски дерева и т. д. Изображая, человек как бы присваивает окружающий миропорядок, делает его своим достоянием.
Возникновение религиозного сознания связано с олицетворением, перенесением на природные процессы тех связей и отношений, тех мобилизационных структур, которые уже сложились и действуют в человеческих сообществах. Религия как способ мышления начинается не с магии и фетишизма, не с веры в сверхъестественное, – всё это позднейшие явления, – а с придания естественности, реального содержания смыслу языковых конструкций, содержащейся в них метафоричности. Мифологизирующее мышление, без которого не существует никакая религия, возникает задолго до создания мифов на почве аналогии между миром человека и миром природы, переноса на природу через языковые конструкции человеческого типа мобилизации и управления. Так возникает анимизм – всеобщее одушевление природы. Одушевлённостью, жизнью, похожей на человеческую, наделяются все объекты природы, воспринимаясь тем самым как действующие или бездействующие субъекты.
Прарелигия возникает в синкретическом, нерасчленимом единстве с пранаукой, доискиваясь до причин поведения тех или иных объектов, воспринимаемых как субъекты действия. Подобно мальчику-«почемучке», едва научившемуся говорить, древний человек, ещё не умея формулировать вопросы, задумывался над причинами действий, описываемых языковыми конструкциями. Если ветер дует, значит есть нечто живое, недоступное наблюдению, что движет им, подобно тому, как сам человек управляет своим телом, двигает его частями. То же самое – с любыми природными объектами – Солнцем, звёздами, скалами, деревьями, громом, облаками и т. д. Это не значит, что человек не видел разницы между одушевлёнными и неодушевлёнными предметами – ему как близкому к природе существу эта разница была известна очень хорошо.
Неодушевлённость природных стихий воспринималась им как кажущаяся, как следствие ненаблюдаемости их действительной одушевлённости, поскольку они действуют, имеют последствия для человека и окружающей природы. То же самое с умершим человеком. Он кажется неодушевлённым, все проявления жизни оставили его. Можно было бы объяснить его обездвиженность долгим сном, при котором человек также обездвижен. Но во сне человек дышит, он не изменяется внешне и со временем обязательно просыпается. Мёртвые же никогда не просыпаются, страшно изменяются внешне, отвердевают, издают отвратительные гнилостные запахи и принимают жутковатый, пугающий внешний вид. То же самое после смерти происходит и с животными. Это какой-то другой сон и какая-то другая жизнь. Когда человек спит, он видит сны. Во снах он переселяется в какую-то другую жизнь. Но эта жизнь находится где-то недалеко, поэтому из неё сразу же возвращаются. Но когда человек умирает, он уходит куда-то очень далеко и страшно изменяется, становится совсем другим, приобретает зловещий, отвратительный, угрожающий вид. Поэтому необходимо снабдить его всем необходимым для дальнего пути – пищей, оружием, средствами для добывания огня и т. д. – но принять все необходимые меры, чтобы он не вернулся и не нанёс вреда живым.
Поэтому с одной стороны неандертальцы о мертвецах проявляют заботу. Они укладывали в непосредственной близости от покойников всё необходимое для дальней дороги. Классическому неандертальцу из Ля Шапель положили для «пропитания» огромную бычью ногу и хороший кусок оленины. Неандерталец из Лё Мустье получил в дорогу кусок туши дикого быка, а неандерталец из пещеры Схул на территории Израиля – нижнюю челюсть крупной свиньи. Но всё было сделано и для того, чтобы «переселенцы» не вернулись назад в виде свирепых мертвецов с оскаленными зубами. Если всё в природе живое, осуществляет действия, подобные человеческим, то бывшие люди, ставшие страшными уродливыми мертвецами, тем более живы со своими непонятными особенностями жизнедеятельности, а значит, могут встать и пойти, могут покусать живых, могут их умертвить и увести с собой. С историй об оживших мертвецах, возможно, начинаются первые, самые примитивные мифы, которые закрепляются в культуре и передаются от поколения к поколению, от сообщества к сообществу.
Поэтому возникшее с появлением культуры уважение к живым, выражающееся в заботе о них, когда они умерли, сочетается с предохранительными действиями, направленными на то, чтобы помешать им вернуться назад. Забота о мёртвых проявляется в ритуалах захоронения, в горевании близких, в воспоминаниях, в подготовке могилы, в проводах в последний путь. У поздних неандертальцев могилы окружаются рогами горных козлов, обкладываются камнями, осыпаются цветами. Это доказывается, например, археологическими находками в пещере Шанидар в Ираке, в пещере Тешик-Таш в Узбекистане и в других местах. А затем, отдав дань памяти живым, выраженной на очень ещё несовершенном языке, приступают к жестокому обращению с мертвыми телами. Скрюченные позы погребённых указывают на то, что их связывали накрепко нарезанными из кожи животных прочными ремнями. Их засыпали землей, сверху набрасывали тяжёлые камни. И всё же вой волков, рычание зверей в тёмные ночи за пределами убогих жилищ вызывали страх и опасения того, что тот или иной мертвец вернулся, чтобы сожрать живых. Страх перед стихиями природы, перед хищниками, мертвецами, неудачами на охоте, болезнями был и остаётся одним из побудительных мотивов религиозной деятельности.
Возникновение первых религиозных представлений связано не только с анаимизмом, но и с антрпоморфизмом, с перенесением на природу способов мобилизации, общественных потребностей и жизненных проявлений людей. Это, так сказать, фейербаховский путь возникновения религии, описанный немецким классическим философом Людвигом Фейербахом. Последний рассматривал в качестве главного источника религиозных представлений перенесение в человеческих представлениях собственного сознания человека на окружающую человека природу, на внешний мир. Но есть и другой путь – путь магии, который глубоко и всесторонне связан с отмеченным Фейербахом. Этот путь мы рассмотрим в следующих разделах.
14.5 Неандертальцы и люди современного типа
С самого открытия неандертальцев их репутация в культуре современной цивилизации, в особенности в массовой культуре, была чрезвычайно низкой. Уже первый обнаруженный в долине Неандерталь череп палеонтропа был охарактеризован немецким учёным фон Вирховым как останки современного человека, поражённые врождённым уродством. Несмотря на дальнейшее научное доказательство положения неандертальцев на лестнице эволюции в качестве необходимого звена в происхождении человека, они продолжали восприниматься массовым сознанием как уродливые звероподобные существа, скорее карикатуры на человека, чем его почитаемые предки. Уже во второй половине XX века, сразу после открытия первых неандертальцев в газетах самых разных стран стали появляться их описания в качестве грубых, агрессивных и тупоголовых существ. Их называли бровастыми идиотами.
Свою лепту в негативное изображение неандертальцев внесла и художественная литература. «Мы, в сущности, почти ничего не знаем о том, как выглядел неандерталец, – писал выдающийся британский писатель-фантаст Герберт Уэллс в книге «Очерк истории», – но всё даёт основание предполагать, что он был покрыт грубой шерстью, уродлив с виду или даже омерзителен в своём непривычном для нас облике, с покатым и низким лбом, густыми бровями, обезьяньей шеей и коренастой фигурой». В новелле «Люди-гризли», написанной в 1921 г., Уэллс создал ещё более отталкивающий образ древнего человека.