Ещё более частым отрицательным героем литературных произведений, а с изобретением кинематографа – художественных и научно-популярных фильмов стал неандерталец с 30-х годов XX века. Давление массового сознания, «воспитанного» множеством изображений неандертальцев как могучих, но уродливых и зловредных монстров, в какой-то мере ощущается и в науке. Возможно, оно сыграло какую-то роль в категорическом отрицании многими антропологами самой возможности эволюционной трансформации древних европейцев в людей современного типа.
Другим фактором, оказавшим побочное влияние на восприятие неандертальцев как боковой, тупиковой ветви эволюции, явилась интеллектуальная мода на отрицание так называемого «европоцентризма», которая широко распространилась в Западной Европе и США в связи с популярностью цивилизационного подхода (Н. Данилевский, О. Шпенглер, А. Тойнби и др.). Его сторонники настаивали на неприменимости западноевропейского типа развития и соответствующих ему норм, ценностей и идеалов к изучению и развитию других локальных цивилизаций вследствие принципиального различия путей эволюции каждой из таких цивилизаций. Тем самым критичность мышления, выработанная в европейской науке, обернулась против признания реальной роли Европы и западного мира в целом в эволюции человечества. Эту тенденцию подпитало и стремление порвать с колониальным прошлым европейских государств.
Третьим побочным эффектом, воздействовавшим на мышление археологов и антропологов, категорически отрицавших возможность трансформации неандертальцев в людей современного типа, явилось устоявшееся во мнении европейцев именно европоцентристское представление об Африке как источнике наиболее древних форм эволюции и местообитании отсталых и слаборазвитых племён.
На фоне психологических установок, подготовленных вышеперечисленными побочными влияниями, происходило археологическое исследование африканских стоянок первобытных людей и формировалось устойчивое представление об африканском происхождении людей современного типа, которое исключало неандертальцев из числа предков современных людей или, по крайней мере, отводило им незначительную роль в антропогенезе. Это представление вскоре было признано большинством антропологов в качестве основы эталонной модели происхождения человека современного типа.
«К началу верхнего плейстоцена, т. е. как раз к тому времени, когда в Европе появляются неандертальцы, – отмечает российский исследователь Л. Вишняцкий, – в Африке заканчивается в основном сложение комплекса анатомических признаков, характеризующих людей современного физического типа. Об этом свидетельствуют находки древнейших хомо сапиенс, сделанные на юге и востоке континента. Некоторые из них имеют возраст свыше ста тысяч лет, а совсем недавно на местонахождении Херто в Эфиопии обнаружили сразу три черепа, очень похожих на современные, но относящиеся ко времени около 160 тысяч лет назад» (Вишняцкий Л.Б. История одной случайности, или происхождение человека – Фрязино: Век 2, 2005 – 240с., с. 45).
Обстоятельная и очень убедительная критика концепции раннего африканского происхождения человека современного типа проведена в предисловии к последнему изданию книги другого российского исследователя, Ю. Семёнова «Как возникло человечество» (М.: Гос. публ. ист. б-ка России, 2002 – 790с.) на основе анализа большого множества зарубежных источников. Эта концепция в её первоначальном варианте была предложена ещё в 1975 г. Р. Протшем, затем развита и разработана на определённой интерпритации самых различных африканских находок в трудах Р. Бройера, К. Гровса, Д. Джохансона, К. Стрингера, Р. Клейна и их единомышленников. «Сторонники этой концепции, – отмечает Ю. Семёнов, – с самого начала утверждали, что она основана на фактах находок остатков людей современного физического типа, живших в Африке южнее Сахары если не 200 и не 150 тысяч лет, то, по крайней мере, ранее 100 тысяч лет тому назад» (Там же, с. 20–21). В середине 90-х годов большинство исследователей сочло эту концепцию всесторонне подтверждённой фактами и о ней заговорили как об общепризнанной.
Они ссылались на находки останков людей, близких к современным по своим анатомическим признакам в Летоли и Мумба (Танзания), Элие Спрингсе (Кения), Бордер-Кэйв (Южная Африка) и др.
Анализ, проведённый Ю. Семёновым на материалах наиболее авторитетных международных источников, показывает, что в этом «внушительном» списке отсутствует какая-либо доказательность и достоверность, необходимая для фактического подтверждения африканского происхождения людей современного типа. Все указанные в данном списке находки либо содержат примитивные архаические признаки, либо чересчур фрагментарны, чтобы можно было делать из них сколько-нибудь обоснованные выводы, либо датированы с огромным завышением древности ископаемых останков. При этом сами сторонники концепции африканского происхождения хомо сапиенс последовательно отказывались от многих своих более ранних фактических обоснований этой концепции ввиду полной несостоятельности таких обоснований и пытались найти обоснования в новых находках, причём эти обоснования позднее также при более тщательном изучении оказывались столь же несостоятельными.
Предоставим слово Ю. Семёнову:
«Находки Летоли-18 и Элие Спрингс все авторитетные антропологи с самого начала рассматривали как примитивные, далёкие от людей современного типа. С такой оценкой согласны сейчас и сторонники концепции раннего африканского происхождения современных людей. Никто из них теперь даже не упоминает о находке в Мумба. По существу, сейчас говорят только о находках в Бордер-Кейв, Класис ривер маус кэйвс в Южной Африке и Омо Кибши» (Там же, с. 190) однако у всех трёх находок в Омо Кибши либо явно архаичные, либо частично примитивные черты. Детальный анализ находок в Бордер-Кейв привёл палеоантрополога Р. Корручини к выводу, что они далеки от полной анатомической современности, модерности. Находки в Класис ривер маус кэйвс слишком фрагментарны, чтобы можно было утверждать их принадлежность к современному типу. «Этот обзор, – пишет Ю. Семёнов, – делает понятным, почему практически все антропологи, независимо от их отношения к концепции, признают, что все африканские находки, которые легли в основу этой концепции, либо неясны морфологически, либо спорны по времени, либо, наконец, ущербны и в том, и в другом отношении…» (Там же, с. 23–24).
Этого нельзя, к сожалению, сказать об отечественных антропологах. Концепция раннего африканского происхождения людей современного типа излагается в качестве фактически обоснованной теории практически во всех учебниках по антропологии и антропогенезу, она заполняет страницы научно-популярных изданий, где палеоантропам Европы в лучшем случае отводится роль объектов метисации, т. е. генетического смешения с более «прогрессивными» выходцами из Африки. Неандертальцев называют нашими «ближайшими родственниками», «двоюродными братьями», «кузенами», категорически отрицая самую возможность их эволюционного пути в направлении хомо сапиенс, сделавшего их нашими прямыми и ближайшими предками. Своя своих не познаша. Трудно, конечно, разглядеть своего пращура в гротескной фигуре классического неандертальца, его голове и лице, хранящих в себе всё ещё так много обезьяньих черт. Но ведь ещё труднее узнать своего предка в прямоходящей обезьяне, начавшей пользоваться орудиями труда, ещё сильнее психологическое сопротивление почитанию в ней своего отдалённого предка. Тем не менее наука с абсолютной убедительностью доказывает наше происхождение от обезьян, и не признавать этого можно лишь по причине упорного игнорирования добытых наукой знаний или идеологического давления, оказываемого слепой верой.
Весомым аргументом, используемым сторонниками теории африканского происхождения хомо сапиенс, является ссылка на принцип необратимости эволюции, сформулированный бельгийским биологом А. Долло. Принцип Долло заключается в невозможности эволюционирующих организмов вернуться к тем признакам и естественным приспособлениям предков, которые были утрачены в ходе эволюции. Из этого принципа, истинность которого доказана огромным фактическим материалом палеонтологии и других биологических наук, следует признание невозможности организмов, вставших на путь специализации, вернуться к первоначальному неспециализированному состоянию. А так как классические неандертальцы признаются специализированным видом или в лучшем случае подвидом человеческого рода, за ними оставляют только два пути эволюции – специализироваться дальше или вымереть. А поскольку более специализированных потомков эти палеоевропейцы не оставили, следовательно, они вымерли, уступив дорогу эволюции более продвинутым африканцам.
Однако в этом умозаключении неверна прежде всего посылка. Неандертальцы не были узко специализированным видом или подвидом, их специализация к условиям приледниковой зоны не больше, чем приспособление представителей современных рас к условиям своего обитания. Чернокожие жители Африки приспособлены, если угодно, специализированы к жгучему солнцу своего континента, представители монголоидной расы – к ветрам бесконечных восточноазиатских степей. Это не мешает им быть людьми современного морфофизиологического типа. Точно так же современные представители европеоидной расы «специализированы» к климату и природным особенностям евразийского пространства. И классические европейские неандертальцы не были отдельным специализированным видом или подвидом. Они были переходным расовым типом палеоантропов, приспособленным и биологически, и посредством орудийной деятельности к суровым условиям современного им европейского континента, из которого они распространялись путём миграций и в Сибирь, и на Ближний Восток, и в Центральную Азию, и в Африку.
В отличие от рас современных людей, неандертальская раса сохраняла в себе множество обезьяньих признаков, но в меньшей степени, чем их предки архантропы. Но эти признаки нельзя путать со специализацией к условиям приледниковой зоны, это – остатки предшествующих этапов эволюции. Кости черепа у неандертальцев Европы были очень толстыми, но всё же менее толстыми, чем у хомо эректус. Шире был лоб и круглее затылок, исчез на нём угловатый выступ. Значительно более объёмным стал мозг, превысивший по величине объём мозга современного человека, но сохранивший остатки обезьяньей формы и конфигурации. А главное, возник присущий человеку как виду полиморфизм, выразившийся в огромном разнообразии форм черепа и скелета, и проявившийся у неандертальцев в причудливом, как бы «экспериментальном» сочетании примитивных и прогрессивных особенностей, признаков, восходящих к обезьянам, и черт, присущих людям современного типа. Все известные науке неандертальцы, от самых древних и до самых последних, несли на себе отпечаток перехода от обезьяны к современному человеку, пока, наконец, самые последние из них не утратили около 30 тысяч лет назад почти все примитивные, обезьяньи признаки, и не приобрели почти все современные, человеческие.