Негативная сторона диалектики как общей теории развития заключается в том, что она тенденциозно трактует эволюцию в природе и в истории, чтобы найти в ней обоснование радикалистской, революционаристской политической доктрины. Именно эта доктрина и связанная с ней религиозно-политическая мифология представляет «живую душу» марксизма, диалектика же как общая теория развития является лишь продолжением этой доктрины, её распространением или вторжением в область познания природы, общества и человеческого мышления. Диалектика призвана доказать, что всякое реальное и эффективное развитие происходит посредством скачков, путём уничтожения старого и возникновения на его месте принципиально нового. В ней постепенная, последовательная эволюция рассматривается как замедленное, недостаточно полное и глубокое развитие, лишь как необходимый подготовительный этап к развитию в полном смысле этого слова, которое заключается в разрывах постепенности, надэволюционных скачках, нарушениях естественного хода эволюции путём восстания неких скрытых сил. В социальной сфере эти скачки выражаются в революционных преобразованиях, выполняющих роль ускорителей, «локомотивов истории».
Мистика революционных преобразований находит рациональное обоснование в законах диалектики. Эти законы выражают через оперирование категориальным аппаратом различные стороны единого механизма перехода от эволюционных изменений к революционным. При этом противопоставление эволюционного типа развития революционному как более активному и действенному, по существу, отрывает развитие от эволюции.
Революционаристская доктрина так въелась в плоть цивилизации и мировоззренческие основы науки, что её воспроизводят очень далёкие от марксизма системы объяснения эволюционных процессов. Она предстаёт и в теории научных революций Томаса Куна, в которой развитие науки рассматривается как смена несовместимых между собой теоретических парадигм, и в синергетике, в которой революционные катастрофы под псевдонимом бифуркаций в далёких от равновесия нелинейных средах рассматриваются как формы образования порядка из хаоса и нового порядка из старого через сплошной и беспредельный хаос. Не говоря уж о неомарксистах франкфуртской школы, для которых элементы анархии, бунта, социального хаоса выступают в качестве творческой силы, преобразующей действительность. В любом случае в революционаристской доктрине воплощается анархический, бунтарский, разрушительный потенциал теоретического мышления.
Да, ненависть к угнетению, к застойному порядку, неспособному к назревшим эволюционным преобразованиям является в определённых пределах источником созидательного мобилизационного потенциала мышления. Ведь именно такой порядок порождает революционные катастрофы, в результате которых, однако, как правило, создаётся не обновлённый, более свободный и прогрессивный порядок, а ещё более жёсткая и неспособная к переменам насильственная форма упорядочения. Конструктивное созидание нового необходимо связано с разрушением старого, но не всего старого, а только того в старом, что действительно непоправимо устарело. Иногда для возникновения нового, более совершенного порядка необходимо очень существенное избавление от застарелых, закоренелых форм, мешающих становлению нового.
Но не сопутствующий переходным процессам хаос является «отцом» порядка, и не революционная анархия – его «матерью». Не разрушительное столкновение противоположностей приводит к оптимальному выходу из тупиков развития и образованию новых, более прогрессивных образцов порядка. Конструктивная мобилизационная инновация, осуществляемая в серии реформ, является оптимальным путём для выхода из тупиковых состояний на новые пути развития. Так происходит и в обществе, и в природе, и в науке. Разница между революцией и инновационной реформой состоит в том, что последняя базируется на прочном фундаменте, достигнутом на предшествующем уровне развития эволюционным путём, революции же сносят и фундамент, оставляя на его месте котлован.
Ещё ни одна революция не достигла поставленных ею целей; каждая революция подменяет достижение целей насильственным насаждением лозунгов; вслед за кажущимся продвижением вперёд по пути, намеченному революцией, неизбежно следует откат и период реставрации. Революции сопровождаются громадными выделениями энергии и образовывают на ограниченный период необычайно мощные мобилизационные структуры, подавляющие внешнее и внутреннее сопротивление, но энергия растрачивается на поддержание и эскалацию насилия, вследствие чего система, испытавшая революцию, оказывается в конечном счёте обескровленной, энергетически опустошённой и неконкурентоспособной.
Культ революции сопровождается в марксистской диалектике апологией классовой борьбы. Именно учение о классовой борьбе, а не тезис о единстве и борьбе противоположностей является подлинным «ядром» диалектики. Диалектический закон является не столько обобщённым отражением реально складывающихся в любой системе противоположных тенденций, сколько перенесением на природу и другие сферы бытия политической доктрины классовой борьбы. Классовая борьба рассматривается как движущая сила развития, она сакрализуется, мифологизируется, фетишизируется, становится объектом религиозного поклонения, заглушающего доводы разума, подавляющего критику и трезвое восприятие реальности. Возникает специфический революционаристский искусственный способ восприятия, в рамках которого игнорируются и в упор не замечаются реальные факты, фактические последствия классовой борьбы.
Если бы классовая борьба была движущей силой развития, те системы, в которых происходит наиболее острая и бескомпромиссная классовая борьба, развивались бы интенсивнее и эффективнее, чем системы, в которых достигается межклассовое согласие и сотрудничество. В действительности всё происходит с точностью до наоборот. Межклассовые конфликты тормозят развитие, отвлекают энергию системы на внутреннюю борьбу, подрывают конкурентоспособность мобилизационных структур. Тезис о том, что давление угнетённых классов заставляет правящие классы осуществлять инновационные реформы, способствующие развитию, также несостоятелен. Реформы проводятся для укрепления целостности системы, более эффективного функционирования скрепляющей её мобилизационной структуры. Конечно, под воздействием социального недовольства правящие классы нередко склонялись к необходимости перемен, революции же, как правило, происходят вследствие неспособности и нежелания правящих классов осуществить давно назревшие реформы. Но не классовые войны, а укрепление порядка путём модернизации мобилизационных структур и достижения межклассового мира приводит к интенсификации развития. Сопротивление же подчинённых классов, их восстания и бунты, расколы правящих классов с образованием альтернативных мобилизационных структур, после их насильственного подавления вызывают разгул реакции и отказ от модернизационных усилий, что надолго сдерживает развитие. Философия классовой борьбы подталкивает любое общество к расколу, расправам с элитой, к опустошительным гражданским войнам, к массовому террору.
Гражданские войны, как известно, часто оказываются кровопролитнее и разрушительнее внешних конфликтов, они отбрасывают народы на давно пройденные уровни развития. Ни один исторический эпизод не свидетельствует в пользу теории классовой борьбы как движущей силы развития. Напротив, классовые конфликты разрушают достижения предшествующего развития, они суть хаотический фактор, подобный энтропии в природной среде. Избежать их нельзя, как нельзя избежать теплопотерь в механической работе, химических реакциях и прочих формах взаимодействий. Но эффективно развивающееся общество минимизирует энергетические потери, проистекающие из существенных различий в социальном положении и доходах между классами – мобилизаторами и классами, мобилизуемыми на осуществление общесоциальных целей. По мере прогресса цивилизации и подъёма материального благосостояния широких масс населения эти различия постепенно теряют свой альтернативный (в марксистской терминологии – антагонистический) характер. Но классовая борьба преодолевается эволюционным, а не революционным путём, не за счёт уничтожения «эксплуататорских» классов. Наилучшим средством регулирования межклассовых противоречий является современная демократия. Это, однако, не означает, что преодоление межклассовых противоречий должно приводить к уравниловке между элитой и массами, мобилизаторами и мобилизуемыми в духе социалистических утопий. Такая уравниловка явилась бы не средством развития общества, а препятствием развитию, не средством достижения социальной справедливости, а причиной ещё большей социальной несправедливости. Чрезмерное ограничение возможностей мобилизующей элиты приводит, как правило, к снижению уровня результативности её деятельности, а соответственно, и к ухудшению качества деятельности того или иного сообщества людей, снижение его конкурентоспособности по отношению к другим сообществам. Это сказывается и на уровне благосостояния огромных масс населения.
Столь же несостоятельны претензии диалектики на монополию в объяснении развития в природе, которое, по существу, сводится к распространению на природу теории классовой борьбы, к представлению о природе как своеобразном прологе классовой борьбы и о скачкообразных изменениях в природе как аналогах революций. Недостаток эволюционного мышления диалектики заключается здесь не в том, что она рассматривает скачкообразные изменения в качестве факторов, стимулирующих развитие. Напротив, такое рассмотрение составляет её заслугу. Ф. Энгельс был совершенно прав и размышлял как выдающийся философ-эволюционист, когда в неопубликованной при его жизни «Диалектике природы», критикуя метафизический принцип «природа не знает скачков», утверждал, что «природа не знает скачков потому, что она состоит из одних лишь скачков». Этот гениальный афоризм может рассматриваться как эпиграф к изложению теории эволюции. Недостаток диалектики как теории развития заключается в том, что в попытках обоснования революционного характера скачков как этапов развития игнорируется постепенный и последовательный характер протекания самих скачков при всём том, что это протекание связано с чрезвычайным сокращением времени на смену этапов и бурными реакциями в процессах осуществления скачкообразных изменений. Скачки связаны прежде всего с высокоскоростной перегруппировкой структур, образующих порядок в системах, либо с катастрофическими крушениями этих структур, погружающими системы в хаос и преддверие гибели. Скачки, могут длиться миллионные доли секунды, но при этом они проходят столь же последовательные и постепенно сменяющиеся эволюционные этапы, что и процессы, разворачивающиеся миллиарды лет, которые также в ином временном масштабе представляют собой кратковременные скачки. Поэтому верно и обратное: природа состоит из одних лишь скачков потому, что она не знает скачков – в том смысле, что скачки представляют собой главным образом эволюционные, а не революционные этапы в развитии систем любой природы, что они выступают не только как разрывы постепенности, но и как проявления постепенности и последовательности естественного хода эволюции. Непонимание относительности скачков и их включённости в постепенность эволюционных изменений приводит к попыткам «перескочи