Изменения места обитания, климата, образа жизни или привычек, по Ламарку, непосредственно, хотя и постепенно, вызывают соответствующие изменения состояния, соотношения частей, формы тел и организацию животных. Такой подход породил огромное множество попыток неоламаркистов, включая и лысенковцев, экспериментально доказать возможность направленных изменений пород или даже видов путём искусственных изменений условий их существования, климата, места обитания, насильственных, навязанных им привычек и образа жизни. Ничего не получилось и не могло получиться. Ибо без биологической работы и связанной с ней селекционной работы отбора невозможно образовать не только новые виды, но и породы. Без мобилизации на жизнь в новых обстоятельствах и связанной с ней эволюционной работы резкое и длительное изменение внешних условий может привести вид к вымиранию, но не к приспособительному изменению. Ибо все представители данного вида, в течение тысяч или миллионов лет приспосабливавшиеся к прежним условия, так или иначе становятся в новых условиях наименее приспособленными.
Шансы на выживание и становление потомства получают первоначально те немногие, кто генетически предрасположен к устойчивости по отношению к опасностям, перегрузкам и токсинам изменившейся среды. Но через определённое время погибнут и они, если мобилизация на жизнь и чрезвычайно интенсивная биологическая работа не приведёт посредством постоянной тренировки органов к направленному усовершенствованию этих органов, чтобы сделать их пригодными к изменившимся обстоятельствам.
Изменение органов под действием привычек и тренировки происходит, по Ламарку, очень медленно и постепенно. Теорию Ламарка, учение Дарвина и синтетическую теорию эволюции объединяет провозглашённый Ламарком градуализм. Термин «градуализм» и произошёл от ламарковских терминов «грады», «градация», как и термин «деградация». В то же время Ламарк не отрицает и самой возможности скачкообразных изменений. «Для того, чтобы преобразовать любую внутреннюю систему организации, – пишет Ламарк, – требуется стечение обстоятельств, более действенных и проявляющих своё влияние в течение значительно большего времени, чем для большего или меньшего видоизменения наружных органов. По моим наблюдениям, однако, там, где этого требуют обстоятельства, природа переходит от одной системы к другой, не делая скачков, при условии, если эти системы являются близкими» (Там же, с. 262). Там же, где необходим дальний переход, возможны скачки. В качестве примера скачка в развитии животных Ламарк приводит метаморфоз головастика, дышащего жабрами, к взрослой лягушке, дышащей лёгкими.
Если Кювье был основателем палеонтологии, то только Ламарк смог исторически истолковать её фактическое содержание. Он глубоко понимал важнейшее событие истории позвоночных – их переселение из океана на сушу.
Рассматривая градацию как основу истории животных, Ламарк создаёт своего рода табель о рангах из четырнадцати классов, образующих первичные деления общего ряда развития от низших к высшим. При рассмотрении этого ряда Ламарк прибегает к ретроспективному анализу, он рассматривает «ряд животных в направлении, обратном тому, каким шла природа» (Там же, с. 279). Для большей убедительности он начинает рассмотрение с наиболее высокоразвитых, доказывая тем самым уже не градацию, а деградацию от высших животных к низшим. Считается, что он прибегает к такому приёму потому, что высшие животные были изучены к тому времени более подробно.
Критерием прогресса организации Ламарк считает приближение организации животных к организации человека. Видимо, именно поэтому он предпочитает не подниматься, а спускаться по «лестнице существ», идя путём, противоположным ходу истории.
Рассмотрение деградации на пути естественной истории вспять нужно было бы начать с человека как высшего достижения эволюции животных. И Ламарк прекрасно это понимает.
Если уже Линней относил человека к классу приматов, то Ламарк идёт гораздо дальше, намекая на происхождение человека с точки зрения организации от обезьян. Он отмечает, что среди млекопитающих, представляющих высший класс животного мира, также наблюдается деградация от высших классов к низшим, причём «те из них, конечности которых приспособлены для схватывания предметов, более совершенны по своей организации, чем те, у которых конечности приспособлены только для ходьбы» (Там же, с. 282). И если рассматривать человека с точки его организации, то к этому наивысшему классу относится и человек.
Ламарк намного опередил Дарвина в создании доказательной теории происхождения человека. Его приоритет в обосновании происхождения человека остался, однако, незамеченным. Причём Ламарк не только правильно определяет предков человека, он показывает основные пути и этапы перехода морфофизиологической организации от «четвероруких» приматов к двуруким, предвосхищая тем самым во многих отношениях трудовую теорию антропогенеза.
В разделе «несколько замечаний относительно человека» 8-й главы «Философии зоологии» Ламарк пишет:
«Если бы какая-нибудь порода четвероруких, а именно, наиболее совершенная из них, утратив силу тех или иных обстоятельств… привычку лазать по деревьям и цепляться за ветви как ногами, так и руками, чтобы удержаться на деревьях, и если индивиды этой породы вынуждены будут в течение целого ряда поколений пользоваться ногами исключительно для ходьбы и перестанут употреблять руки для той же цели, что и ноги, то… четверорукие, в конце концов, без сомнения, превратятся в двуруких, а большие пальцы их ног перестанут противополагаться остальным, так как ноги будут служить им только для ходьбы» (Там же, с. 423–424).
Если кто-то сомневается в работоспособности ряда элементов ламарковской теории эволюции, пусть прочитает эти строки и следующие за ними. Далее Ламарк вполне адекватно объясняет причины морфофизиологических изменений, связанные с выпрямленным положением тела. Благодаря усилиям, прилагаемым к тому, чтобы держаться в стоячем положении, изменяется строение ног и позвоночника, образуются икры и в конце концов предки человека, находящиеся ещё в животном состоянии, теряют свойство четвероногого передвижения и с трудом могут пользоваться при ходьбе одновременно руками и ногами.
Ламарк приходит и к вполне современному объяснению исчезновения прогнатизма обезьяньих челюстей по мере формирования человека. Постоянное употребление зубов и челюстей для пережёвывания пищи и прекращение пользования ими как инструмента кусания, разрывания и схватывания добычи, привело к постепенному уменьшению клыков и к тому, что «выступающая вперёд лицевая часть черепа постепенно укоротится и, наконец, совершенно сгладится, а резцы примут вертикальное положение» (Там же, с. 424).
Вывод Ламарка из этих фактов совершенно недвусмыслен: они показывают «общность происхождения человека и других млекопитающих» (Там же, с. 427).
Ламарк не только опережает Дарвина, но и идёт гораздо дальше него в объяснении антропогенеза. «Индивиды господствующей породы, о которых шла речь, – доказывает Ламарк, – овладев всеми удобными для них местами обитания и значительно умножив свои потребности, по мере того как образуемые ими сообщества стали более многочисленными, должны были наряду с этим увеличить и запас своих понятий и, следовательно, ощутить потребность в передаче их другим, себе подобным индивидуумам. Не трудно видеть, что это вызвало необходимость увеличить и разнообразить в той же мере самые знаки, служащие для передачи этих понятий» (Там же).
Затем, по Ламарку, происходило увеличение числа знаков для быстрого обмена понятиями, вследствие чего первобытные люди «приобрели путём различного рода усилий способность произносить членораздельные звуки» причём «привычное упражнение гортани, языка и губ при артикуляции звуков должно было чрезвычайно развить у них эту способность» (Там же, с. 428). Раскрывая таким образом происхождение языка, Ламарк тем самым закладывает основы в решении вопроса о происхождении человеческого сознания.
Конечно же, только отбором наследственных изменений невозможно объяснить развитие речи и происхождение сознания человека, они – прямой результат биологической работы, переросшей в человеческий труд и отшлифованной отбором. А значит, ламарковский механизм морфофизиологических преобразований, при всех погрешностях воспроизведения его в понятиях начала XIX века, работает, будучи встроен в дарвиновских механизм, и на других уровнях эволюции.
Опускаясь от человека в выделенные им 14 классов животных, Ламарк достаточно чётко, на уровне знаний своей эпохи отслеживает не «лестницу существ» и даже не просто родословное дерево происхождения животных, ветвящийся характер которого он впервые заметил, а историю становления и развития животного мира путём морфофизиологического прогресса от простейших и до человека. Заслугу Ламарка как историка жизни на Земле перед мировой наукой невозможно переоценить, ибо впервые на громадном множестве фактов было создано эволюционное объяснение истории. Насколько было верным это объяснение и в чём неверным среди биологов в наше время ведутся бурные дискуссии. Возможно, предложенная нами общая теория эволюции поможет продвинуться в решении этих сложных вопросов на достигнутом ныне уровне научного знания.
Конечно, совершенно самоочевидно, что Ламарк неправ, когда он предполагает возможность самозарождения жизни на уровне семейства простейших из неорганических веществ. Идея самозарождения живых организмов их неорганической материи была похоронена опытами Луи Пастера через много лет после смерти Ламарка. Но на том уровне знаний, который сложился при жизни Ламарка, даже его трактовка идеи самозарождения была прогрессивной. Ибо во-первых, Ламарк предполагал происхождение жизни не от Духа Святого, а от грешной материи, что уже само по себе немаловажно, и не только для времени Ламарка, когда креационистские заблуждения довлели над научной мыслью и под них подстраивались научные теории. Сейчас этого уже нет, но мифологические извращения науки по-прежнему, как и тогда, заполняют книжный рынок.